Советское музыкальное искусство без многогранного творчества Отара Тактакишвили представить трудно… Скорее, даже невозможно. И не только потому, что для всех тех, кто по-настоящему интересовался современной симфонической, вокально-симфонической, инструментальной, камерной вокальной музыкой, оперным искусством, размах, масштаб, дерзновенность его композиторского дарования были очевидны. А и по той вполне объяснимой причине, что Отар Тактакишвили, чей столетний юбилей со дня рождения приходится на 27 июля, в своей безудержной увлечённости, в неистощимости музыкальной фантазии и оригинальности письма был всё же художником последовательным, опиравшимся на богатство национальной культуры и на традиции европейской — и прежде всего русской — музыкальной школы. Той великой музыкальной школы, в которой незазорно было заниматься на протяжении всей жизни и в которой ему посчастливилось в разные периоды осваивать близкие своей индивидуальности принципы искусства русских классиков — Чайковского, Рахманинова, позднее — Мусоргского. А из русских советских композиторов грузинский их коллега наиболее близко воспримет творчество Прокофьева и Свиридова. С последним же Отара Васильевича так и вовсе будет связывать большая искренняя дружба, красноречиво, между прочим, отображающая как саму эпоху, рождавшую гениев, так и тот удивительный интернациональный, дружеский, доброжелательный настрой, царивший в творческой среде, где каждый имел возможность для самовыражения и где ценились подлинный талант и яркая индивидуальность.
О влиянии русской культуры на него самого и на всё грузинское искусство народный артист СССР и Грузинской ССР Отар Тактакишвили как-то выскажется в одном из интервью, опубликованном в журнале «В мире книг» (1982, №12). Он, крупнейший национальный композитор, дирижёр, педагог, родившийся в музыкальной семье, получивший блестящее образование в Тбилисской консерватории, окончивший её аспирантуру, проявивший себя незаурядным художником в творчестве, в 1960—1980-е годы занимал высокую должность министра культуры Грузинской ССР. Что, собственно, и неудивительно, ведь перед назначением в 1965 году на этот пост, Отар Васильевич успел поработать концертмейстером, дирижёром и художественным руководителем Государственной хоровой капеллы Грузии, секретарём Союза композиторов республики (на протяжении многих лет Тактакишвили также избирался секретарём правления Союза композиторов СССР), ректором Тбилисской консерватории, профессором по классу композиции которой он станет годом позже.
В общем Тактакишвили, с юношеских лет, помимо музыки, увлекавшийся поэзией, театром, рисованием, к тому времени прошёл большой профессиональный путь, и к культуре, в её широком понимании, безусловно, имел самое непосредственное отношение. Да и не назначали в советское время на такие ключевые государственные должности людей случайных, незрелых, малоопытных и не представлявших сферу деятельности той или иной области жизнедеятельности, которой предстояло руководить. Куда уж нынешним скороспелым выдвиженцам, не стесняющимся и не страшащимся занимать подобные должности, массово плодящимся как в нашей стране, так и в других бывших советских республиках, до таких профессионалов-управленцев, каким в том числе являлся и Тактакишвили?.. Тут уж, извините, невольно вспоминается известное русское выражение о полной несовместимости суконного облика и калашного ряда… Но при капитализме, где запросто нивелируется всё и вся, возможны и не такие кульбиты…
«Преемственность традиций, — утверждает в том интервью Тактакишвили, — лучших школ в искусстве — явление обычное. Но одно несомненно: русская культура оказала огромное влияние на грузинское искусство, в том числе и на музыкальное. Примеров тому множество. Так, учителем одного из основоположников грузинской профессиональной музыки Захария Палиашвили был выдающийся русский композитор Сергей Иванович Танеев. А знаменитые Ованес Мелик-Пашаев и Павел Лисициан помогли в становлении прекрасного грузинского певца Зураба Анджапаридзе. В молодости, увлекшись симфонической музыкой, я духовно породнился с Дмитрием Дмитриевичем Шостаковичем, который проявил ко мне буквально отеческую заботу. Я у него многому научился.
Мне очень близок Георгий Свиридов, который часто обращается к творчеству Некрасова, Блока, Есенина, Пастернака, Корнилова, других поэтов. Знакомство с личностью этого изумительного композитора, с его музыкой, бесконечно дорогой мне, заставило меня многое пересмотреть в собственном творчестве».
Далее Отар Васильевич выскажется и о творческой взаимосвязи с русской поэзией: «Недавно завершил две такие работы, которые посвятил 60-летию образования СССР и исполняющемуся в августе будущего года 200-летию подписания Георгиевского трактата — хартии дружбы и братства русского и грузинского народов. Одно сочинение — новая редакция симфонической поэмы «Мцыри». Прекрасное произведение Лермонтова, в основе которого лежит легенда о послушнике, заключённом в мцхетский монастырь Джавари, — крик гордой души свободолюбивого человека, — меня не перестаёт волновать уже много лет. И, наконец, я надеюсь, нашёл форму его музыкального воплощения.
С детства я увлекался поэзией Пушкина и восторгаюсь его гением по сей день. Положить на музыку его творения — мечта каждого композитора. Моя — тоже. И вот сейчас Елене Образцовой я передал недавно написанный мной вокальный цикл на стихи великого русского поэта. Не боюсь показаться банальным, если скажу, что, сочиняя музыку на его стихотворения «Зимняя дорога», «На холмах Грузии», «Фонтану Бахчисарайского дворца», «Заклинание», «Дон», испытывал истинное наслаждение!»
Большой ценитель поэзии, прекрасный знаток русской классической и советской многонациональной литературы, композитор и министр, многократно избиравшийся членом ЦК Компартии Грузии, депутатом Верховных Советов СССР и Грузинской ССР, Тактакишвили говорил тогда и о любви к творчеству Есенина, Блока, Твардовского, Шолохова, Пришвина, Абрамова, Белова, Распутина, Кулиева, Гамзатова, Айтматова. «…Мой друг Кайсын Кулиев с высоты родных гор видит весь мир, — подчёркивал грузинский композитор, — и обращается к нему от имени своей родины. В романе Чингиза Айтматова дан образ казаха из Сары-Озекской степи, а он стал близок и понятен читателям всей огромной страны. Фёдор Абрамов написал о далёкой северной деревне, о жизни одной семьи. И вот Север стал близок людям, живущим и на Юге. Вот вам интернационализм нашей литературы в самом конкретном его проявлении».
Интернациональна была и советская музыка. Тактакишвили, художник исконно национальный, был хорошо известен и на просторах всего Советского Союза. Его творения удивительным образом отличало редкостное и своеобразное сочетание традиций и новаторства, что отмечали как музыканты-профессионалы, так и простые слушатели, восхищавшиеся сочинениями Тактакишвили, будто бы переносившими их из любого уголка страны в солнечную и хлебосольную Грузию. Ту гостеприимную, прекрасную и цветущую Грузию, в которой с особой силой звучали оратории композитора «Живой очаг», «По следам Руставели», «Николоз Бараташвили», а также его бесподобная кантата для хора с оркестром «Гурийские песни» и сюита для тенора с камерным ансамблем «Мегрельские песни».
Сочинённые в 1971 году «Гурийские песни» станут большой удачей Тактакишвили, его очередным триумфом. В них особо заметно проявятся отточенное мастерство и филигранная отделка деталей, а также и безукоризненное владение композитором техникой вокального хорового мастерства, придававшего данному произведению неповторимый национальный колорит.
«Гурийские песни», представляющие своеобразный групповой портрет гурийских крестьян, поражали слушателей своей образностью. Следует сказать и о том, что это творение для мужского вокального октета, смешанного хора и симфонического оркестра как бы подытоживало определённый этап поиска композитором новых возможностей в использовании музыкального фольклора. При этом напрашивается здесь и явная аналогия с такими известными русскими сочинениями, как «Курские напевы» Георгия Свиридова и «Озорные частушки» Родиона Щедрина. Написан же этот цикл был специально для выдающегося грузинского советского певца Зураба Соткилавы, блестяще его исполнявшего. «Сочинил я и цикл «Гурийские песни», — вспоминал композитор, — которые сами по себе отличаются удивительной полифонией, подвижностью и виртуозностью исполнительских голосов, чёткостью танцевальных ритмов. В этом цикле я свободно использую традиционные народные мелодии.
Литературная основа обоих циклов — устное народное творчество, которое, естественно, требует изучения и отбора. Фольклорный характер носит и одна из последних моих работ: «Картинки Карталинии». Это — жанровые лирические сценки, характерные для Восточной Грузии. Они написаны специально для Государственного академического мужского хора Эстонской ССР под художественным руководством лауреата Ленинской и Государственной премий народного артиста СССР Густава Эрнесакса».
Двух выдающихся творцов, воистину народных артистов Советского Союза, разделяли тысячи километров и, наверное, обывательское мнение о том, что между представителями разных по духу, содержанию и ментальности культур не может быть общих интересов, выражающихся в совместных выступлениях. К счастью, многолетнее плодотворное сотрудничество Тактакишвили и Эрнесакса эту точку зрения убедительнейшим образом опровергало. «…Густав Эрнесакс стал мне очень близким человеком, — признавался Тактакишвили. — Мы друзья, коллеги, единомышленники. И этим всё сказано… Вместе, как говорится, и в дружбе, и в службе. Ведь Государственный академический мужской хор Эстонской ССР уже много лет исполняет мои сочинения. Некоторые работы я специально пишу для этого прославленного коллектива, упомянутые мной «Картинки Карталинии». А недавно я закончил ещё одно крупное сочинение, которое посвятил моему дорогому и близкому другу Густаву Эрнесаксу, — ораторию для мужского хора, арфы, литавр и колоколов «Посвящение Шушаник» (светские гимны). Но текст знаменитого произведения Якова Цуртавели «Мученичество святой Шушаник» здесь не используется. Для гимнов подобраны сочинения Шота Руставели, древних грузинских песнопений, царя Дмитрия (XIII век) — сына Давида Строителя, стихи Симона Чиковани.
Не могу не сказать и о том, что меня буквально потрясает: эстонские певцы из хора Эрнесакса точно и проникновенно исполняют грузинские мелодии, словно свои собственные, родные. И им не мешает разность национальных темпераментов, обычаев, традиций наших народов. Вот уж истинно: искусство не знает границ».
Музыка Тактакишвили отличалась естественным, органичным сочетанием сыновнего уважения, признательности к традициям грузинской культуры и чувством современности, глубокой духовной связью с Советским государством. Искренняя любовь к родной земле, беспокойство за её будущее, радость за достижения и победы всей страны и родной республики обуревали творчество композитора, наполняли его глубоким и жизнеутверждающим содержанием. И в каждом произведении разных жанров, направлений и масштабов ощущалась эта большая, всеобъемлющая тема. Тема любви и верности Родине, народу-созидателю. Народу, возвысившему и своего славного сына. Сына Советской Грузии, необыкновенно даровитого сына XX века, века мировых войн, революций, ломки старого и созидания нового мира, эпохи, среди страшных потрясений и катаклизмов родившей новое понимание нравственных ценностей бытия и связанной с ней устремлённости к возвышенному и прекрасному в искусстве.
Тактакишвили были одинаково близки и сегодняшний день, и седая древность, и люди, жившие рядом, и исторические личности, незабвенные столпы грузинской культуры и духовности — Шота Руставели, Николоз Бараташвили, Галактион Табидзе. Все они, представители разных эпох, известные и неизвестные, жившие ранее и каждодневно создававшие современный облик Грузии, были той основой, тем фундаментом, благодаря которому рисовалась его единая большая музыкальная картина. Картина яркая и неповторимая, создававшаяся с молодых лет и вплоть до последних дней жизни…
Первым жанровым направлением, к которому обратится молодой композитор, станет симфоническое. Собственно, Тактакишвили в музыке и дебютирует как «чистый» симфонист. Первая симфония, Первый фортепианный концерт, Симфония №2, Второй фортепианный концерт, написанные в самом конце 40-х и в начале 50-х годов прошлого столетия, продемонстрируют и размах начинаний, и стремление к новизне, и богатый мелодический дар молодого композитора, подспудно переносившего на грузинскую почву определённую линию русского классического симфонизма, а именно лирико-психологическую, восходящую к самому Чайковскому. Творения эти получат всеобщее признание. За Первую же симфонию и Первый концерт для фортепиано с симфоническим концертом молодого композитора в 1951—1952 годах удостоят Сталинских премий третьей и второй степеней.
Третью симфонию, для которой было подготовлено несколько эскизов, Тактакишвили писать всё же не станет. В процессе поиска некоего нового направления в творчестве композитор в 1956 году напишет симфоническую поэму «Мцыри» — произведение значительно более зрелое и сильное, основанное на бессмертной лермонтовской истории, которое в тот и последующий год неоднократно исполнялось под управлением автора.
«Поэма «Мцыри», — писала в майском номере журнала «Советская музыка» за 1957 год известный советский музыковед и критик Марина Сабинина, — несомненно, одно из тех явлений программной музыки, в которых счастливо совпадают индивидуальные особенности дарования автора и характер избранного сюжета. Отару Тактакишвили удалось найти глубоко оправданное музыкально-драматургическое разрешение сюжета, распределить смысловые кульминации, сосредоточив своё внимание на внутреннем психологическом конфликте, но не пренебрегая и колористической «звукописью». Его поэма написана свежо, талантливо, горячо, с тем искренним романтическим пафосом, который не может не заразить слушателя».
Во второй половине 1950-х годов Тактакишвили обратится и к вокальным жанрам. На помощь к его музыкальным опытам тогда придёт слово — грузинское поэтическое слово. И искрой, с которой возгорится огонь национальной музыкальной поэтики, станет творчество великого грузинского поэта Важи-Пшавелы (имя это переводится как «муж пшавский», в действительности грузинского поэта звали Лукой Разикашвили, и жизнь свою (1861—1915) он провёл среди горцев Пшаво-Хевсуретии), поэтические образы которого, «их народность, их образная метафоричность, сила и разнообразие характеров, поэтичность, так легко входящая в эпическую ткань мышления», буквально подскажут композитору тот верный путь, по которому следовало идти.
Вокальный цикл на стихи Важи-Пшавелы представлял собой сочетание гибких пластичных мелодий, насыщенных своеобразием грузинской песенности с её оригинальным интонационно-ладовым и ритмическим строем. И хотя впоследствии он самостоятельное значение потеряет, но именно его лучшие части войдут в оперу «Миндия».
Премьера первой оперы Тактакишвили «Миндия» состоится в Тбилисском театре оперы и балета имени З. Палиашвили 23 июля 1961 года. В этой состоявшей из трёх картин, обладавшей неоспоримыми музыкальными и драматургическими достоинствами опере композитор, считавшийся к тому времени превосходным знатоком грузинской народной песенной культуры, проявит по-настоящему новаторские для национального оперного искусства элементы. И прежде всего они предстанут в симфоническом развитии и жанровом многообразии произведения, в монументальности его изложения. Лирические эпизоды будут чередоваться с эпическими и героико-драматическими. Действие станет развиваться стремительно, что сделает оперу лаконичной, простой и ясной по композиции.
Тактакишвили верно ощутит дыхание современной ему эпохи, эпохи небывалых свершений и гигантских социально-экономических преобразований. Потому-то и претворит он в монументальных эпических образах оперы «Миндия» основную тему, волновавшую прогрессивную общественность 60-х годов и заключавшуюся в торжестве всеобщего мира, межнационального единства, дружбы и взаимопонимания между людьми на всех континентах.
Опера «Миндия», главную роль в которой на тбилисской сцене блестяще исполнял народной артист СССР Зураб Анджапаридзе, а на сцене Большого театра СССР в роли юного философа Миндии блистал народный артист СССР Зураб Соткилава, станет не только большим явлением в искусстве, но и своеобразным прологом последующих произведений композитора: оперного триптиха «Три жизни», ораторий «По следам Руставели», «Николоз Бараташвили», по существу, лучших, наиболее выразительных творений Тактакишвили, позволивших ему в полной мере использовать элементы грузинского светского и духовного хорового пения.
Ораторию «По следам Руставели» Тактакишвили напишет в 1964 году в состоянии огромного творческого воодушевления, навеянного прочтением и осмыслением недавно вышедшего стихотворного цикла Ираклия Абашидзе «Палестина, Палестина», в котором поэт попытается выяснить обстоятельства кончины великого поэта, однажды покинувшего родину и в последние годы жизни бывшего монахом-схимником в Иерусалиме.
Выразительно переведя стихи Абашидзе на язык музыки, Тактакишвили в этой удивительной оратории, удостоенной в 1967 году Государственной премии СССР, поведает о трагической судьбе гениального поэта-патриота, умирающего на чужбине, но всеми думами, всем теплом своего сердца продолжающего оставаться с родной землёй. Центральной же идеей оратории станет чрезвычайно близкая и самому Отару Васильевичу идея о подвижническом, бескомпромиссном служении народу возвышенным искусством как средством, концентрирующим все силы души, все порывы и стремления настоящего художника-творца.
Композитор даст своей оратории вполне определённый подзаголовок: «торжественные песнопения», так как хоровой её стиль станет определяющим. Он-то и поможет раскрыть образ великого поэта, сохранив при этом дистанцию между легендарной личностью и современными людьми. По сути, благодаря сочетанию основ культового национального пения и выразительной мелодичности оратория предстанет творением оригинальным и цельным, наполненным интонационными, ритмическими оборотами и эмоциональными картинами, завершающимися трагической кульминацией — сценой смерти Руставели. И сцена эта не обойдётся без участия органа. Да, именно органа, сравнительно редкого инструмента, чуждого, «католического», не используемого в православных богослужениях. В ораторию же его Тактакишвили введёт как своеобразный тембровый комплекс, обладавший богатым выразительным диапазоном, позволявшим подчёркивать картины мрачные и светлые одновременно.
Особо выделяется в этом произведении третья его часть — «Джавари», что по-грузински значит крест, распятие. В ней звучит предсмертная исповедь Руставели, обращённая не к людям, находившимся рядом, а к собственной совести, к Богу, в конечном счёте — к истории, к суду потомков.
Отвергая обвинение в богоотступничестве, Шота говорит:
Мой разум и сознанье высшим даром
Я почитал, не ведая вины,
Ибо они из всех существ недаром
Лишь человеку только и даны.
(перевод А. Межирова)
Монолог Руставели, подобно оперному ариозо, в своём строгом выражении при большой духовной наполненности в чём-то напоминает монологи героев Мусоргского. Сильное впечатление от его звучания к тому же усилится воздействием хора, возникшего как эхо и откликнувшегося на глубокие и проникновенные слова поэта.
Взлетающей грозной волной органного наигрыша, «набатным» ударом тамтама начнёт композитор трагическую седьмую часть оратории — «Изгнание». Мысль о потере Родины терзала поэта-патриота. Волнительно она воспринимается нами и сегодня. Непреходящие, вечные, передающиеся из поколения в поколение истины закладывал Тактакишвили в эту философскую ораторию, призванную в какой-то мере стать ненавязчивым напутствием. А по нынешним меркам, добавим, так и вовсе предостережением. Предостережением, красноречиво напоминающим о том, что добровольное или вынужденное расставание с Родиной не приносит счастья и умиротворения. И даже внешнее благополучие, как известно, не сглаживает душевных ран. Не гасит оно и муки совести. Всесильный же, неостановимый зов родной земли никогда не умолкает… Он продолжает звать и звать, отстраняя в сторону любые преграды.
Потому-то и доносится в завершение произведения тихий-тихий молитвенный напев хора: «Что же видел он? Что искал вдали?» В ответ солирующий бас на фоне снова возникающего призрачного звучания колоколов голосом нашего современника возвещает: «Видел Грузию… Видел край родной… Видел Родину…»
Мелодическая образность, краски оркестровой и хоровой палитры, богатство ладовых и гармонических средств, серьёзность темы, последовательное её изложение, прочность всей музыкальной конструкции, присущие оратории «По следам Руставели», убедительно подтвердят как саму исключительную музыкальную одарённость Тактакишвили, так и его заинтересованность в постижении духа и культурных кодов национальных святынь, по большому счёту питавших всё многожанровое творчество композитора.
А вот в оратории «Николоз Бараташвили», созданной в 1970 году и посвящённой известному грузинскому поэту-романтику, звучание народного октета будет символизировать образы вечные, непреходящие: Кавказские величественные горы, синее небо, таинственные сумерки на горе Мтацминде, дерзкий полёт на крылатом скакуне Мерани — грузинском Пегасе. И если настроения разочарования, конфликт Бараташвили со своим окружением решались прозаичными «камерными» красками, то мотив его патриотического «служения», бесстрашного творческого подвига потребовал от композитора более широкой палитры. Именно с целью обозначить противостояние вечных ценностей и личных переживаний человека Тактакишвили прибегнет к диалогу оперного солиста и октета, вносившего тем самым некий элемент театрализации: словно «глас народа» наставлял юношу, поддерживал его в минуты душевной растерянности и тоски, напутствовал в полёте навстречу неизведанному.
Подлинным шедевром оперного искусства станет опера «Похищение луны», написанная композитором в 1977 году и включавшая в себя некоторые разделы «Гурийских» (в частности, выразившееся хоровым хоруми (воинственный танец) во втором акте), «Мегрельских», «Лирических» песен. Представляя читателям «Правды» 22 апреля 1982 года новых лауреатов Ленинской премии, председатель Комитета по Ленинским и Государственным премиям СССР в области литературы, искусства и архитектуры при Совете Министров СССР Георгий Марков выскажется о композиторе следующим образом: «Среди последних произведений Отара Тактакишвили наиболее значительны опера «Похищение луны» и Концерт для скрипки с оркестром, отмеченные ныне Ленинской премией. Опера посвящена становлению новой грузинской деревни, в скрипичном концерте живут образы современности, он пронизан жизнеутверждением, оптимизмом. Наследуя лучшие традиции прошлого, композитор активно развивает и обогащает их. Незыблемым началом в его музыке остаётся мелодизм, берущий истоки в национальном искусстве».
Опера в трёх действиях «Похищение луны», либретто к которой напишет сам Тактакишвили, впервые в постановке Бориса Покровского будет показана на сцене Большого театра СССР 25 марта 1977 года. Успех же её окажется вполне ожидаемым. Нельзя не отметить и то, что на главной оперной сцене страны в разные годы в ней будут участвовать выдающиеся советские исполнители, солисты Большого театра, воистину народные артисты СССР: Зураб Соткилава (Арзакан), Евгений Нестеренко (Звамбай), Юрий Гуляев (Тараш), Маквала Касрашвили (Тамар), Александр Огнивцев и Артур Эйзен, исполнявшие партию Тариэла.
«Одна из главных моих работ — опера «Похищение луны» — написана по роману почитаемого мной писателя Константина Гамсахурдия, — отметит композитор через пять лет после написания этого своего одного из самых прославленных и выдающихся произведений. — Какой у него размах! Он, словно очевидец, умел осветить любую эпоху. Гамсахурдия описывает и человека, и весь многообразный, противоречивый мир вокруг него. Что же касается «Похищения луны», то в этом романе с большой художественной силой показано столкновение старого и нового миров в период коллективизации, ломка тех отношений в грузинской деревне, которые характерны особенной приверженностью к старинным родовым обычаям. Вот почему в музыкальном решении этого произведения использовано много народных мелодий Западной Грузии, которые отличаются традиционным многоголосием, трудным для исполнения. И тем приятнее, что прославленный коллектив Государственного академического Большого театра Союза ССР блестяще справился с постановкой оперы, и уже пять сезонов «Похищение луны» неизменно вызывает зрительский интерес».
«Похищение луны» оценят и профессиональные музыканты, и слушатели. Авторитет композитора в мире искусства станет бесспорным. Отметит Тактакишвили и государство. Наряду с высокими званиями народного артиста СССР и Грузинской ССР Тактакишвили дважды награждался орденом Ленина, а также орденами Октябрьской Революции и Трудового Красного Знамени. Помимо Ленинской, Сталинских и Государственной премий СССР Тактакишвили был удостоен Государственной премии Грузинской ССР имени Шота Руставели.
Известен Тактакишвили и как автор музыки Государственного гимна Грузинской ССР. Написал он его в двадцатилетнем возрасте, будучи студентом Тбилисской консерватории. Причём авторство своё получил на конкурсе, тем самым подтвердив свою музыкальность и одарённость.
Напишет композитор и кантату «Слава Партии». Это глубокое мелодичное произведение он приурочит к открытию XIX съезда партии. К тому времени Тактакишвили и сам вступит в ряды Компартии. Коммунистом же он будет оставаться всегда, до последних минут жизни.
Отар Тактакишвили в вечность уйдёт в феврале 1989 года в возрасте шестидесяти четырёх лет. Официальный некролог, подписанный руководителями государства и наиболее авторитетными представителями сферы искусства, опубликует «Правда». Провожать же народного артиста будет практически вся Грузия.
Композитор, дирижёр, педагог, министр… Таким запомнился он землякам и многим согражданам Союза ССР. Запомнились и его произведения. Впрочем, они давно живут самостоятельной жизнью. И будут жить долго…