Осенью 1870 года на юридический факультет Санкт-Петербургского университета поступил юноша Иван Павлов. Родился он в Рязани 26 сентября 1849 года в семье священника Петра Дмитриевича Павлова. Отец его некоторое время преподавал греческий язык и латынь в Рязанском духовном училище. Своеобразие в характере и во взглядах Петра Дмитриевича определяли уклад в его семье и особый строй воспитания детей. Павлов был человеком большой воли, высоких понятий о личной нравственности, общественном долге и ненавидел всякое искательство перед вышестоящими. За многие новшества и затеи в деле воспитания детей Петра Дмитриевича считали вольнодумцем и даже осуждали. В саду у Павловых стояли параллельные брусья, шесты для лазания, висели кольца и трапеции для их сыновей.

Мать, Варвара Ивановна Успенская, образования не имела, но благодаря природному уму и сильному характеру стала хорошей воспитательницей своим детям. Иван был старшим ребёнком в семье — после него она родила ещё девять детей, но три сына и дочь умерли в младенческом возрасте. Ваня — высокий, сильный и подвижный мальчик — с детства помогал родителям по хозяйству и находил при этом время на игры и чтение.

Тяжёлый, громоздкий, работы рязанских мастеров книжный шкаф Петра Дмитриевича был до отказа набит книгами далеко не духовного содержания. На этих полках можно было встретить имена Белинского и Писарева, Чернышевского и Добролюбова. Отец Пётр — страшно сказать! — выписывал даже журнал «Современник».

Ученику Рязанской духовной семинарии Ване Павлову в отцовском книжном шкафу попалась в руки удивительная книга, очень заинтересовавшая юношу, — «Рефлексы головного мозга» И.М. Сеченова.

Если главою русского революционного движения 1860-х годов был Николай Чернышевский, которого потом высоко ценил В.И. Ленин, то могучей движущей силой бурного научного подъёма этой эпохи — Иван Сеченов. Не только основоположник, но и пламенный проповедник материалистической науки о живом мозге. Эхо его знаменитых общедоступных лекций раскатывалось тогда по всей России, достигая самых глухих её уголков.

Книга Сеченова «Рефлексы головного мозга», настолько потрясшая юношу Павлова, передавалась под полою, как и «Что делать?» Чернышевского. Разграничить влияние этих двух гениальных произведений на юношество 1860-х годов невозможно, как невозможно оторвать материалистическую науку от революции. И в революцию, и в науку русская молодёжь 1860-х шла во имя одной и той же цели: послужить освобождению народа.

  Юный семинарист Иван Павлов решил посвятить себя науке и в 1870 году отправился из Рязани в Петербург.

«Под влиянием литературы 1860-х годов, в особенности Писарева, наши умственные интересы обратились в сторону естествознания, и многие из нас — в числе этих и я — решили изучать в университете естественные науки», — писал потом в «Автобиографии» Иван Петрович.

Тогдашние правила не позволяли принимать выпускников семинарии на физико-математический факультет, поэтому 31 августа 1870 года Павлов сначала поступил на юридический факультет Санкт-Петербургского университета. Через 10 дней, успешно сдав химию самому Дмитрию Менделееву, молодой человек был зачислен на первый курс естественного отделения физмата.

Поступив в университет, Иван с энтузиазмом взялся за познание сложных дисциплин. Выбрав специализацией физиологию, он быстро вошёл во вкус: овладел методикой лабораторных исследований и физиологического эксперимента, навыками работы с реактивами, приборами и инструментами. Первые его опыты касались вопроса влияния гортанных нервов на кровообращение и нервов, влияющих на поджелудочную железу.

С самого начала студенческой жизни Иван Павлов неотступно следовал своему правилу: его ничто не должно отвлекать от науки. При поступлении в университет он даже ходатайствовал о предоставлении ему стипендии и единовременных пособий, чтобы не подрабатывать репетитором и не отрываться от учёбы и лабораторных исследований.

В дальнейшем Иван Петрович всю свою жизнь провёл в лаборатории, избегая административной работы. «Я сам принадлежу, не считая семьи, только лаборатории, тут все мои интересы и помыслы», — писал он в 1923 году.

Окончив университет, Павлов решил посвятить себя физиологии, но без медицинского образования он не мог рассчитывать на продолжение научной карьеры в этой области. И в 1876 году молодой учёный поступил на 3-й курс Медико-хирургической академии.

Спустя два года в жизни Ивана Павлова произошло важнейшее событие — знакомство с профессором Сергеем Петровичем Боткиным. Основатель русской клинической медицины оказал решающее влияние на мировоззрение молодого физиолога. Павлов проникся гуманистическими взглядами своего старшего товарища.

В декабре 1879 года юноша с отличием окончил Медико-хирургическую академию, а в январе 1880 года был принят в Институт врачей на возглавляемую Сергеем Боткиным кафедру факультетской терапии.

В 1880 году Иван Павлов приступил к работе над докторской диссертацией. Он неутомимо трудился, проводил в лаборатории по 10 часов в день.

21 мая 1883 года состоялась защита его докторской по теме «Центробежные нервы сердца».

Весной 1884 года Павлов получил звание приват-доцента и в том же году отправился в научную командировку в Германию. В течение двух лет молодой учёный работал в лабораториях Карла Людвига в Лейпциге и Рудольфа Гейденгайна в Бреславле. Среди его научных приоритетов той поры — исследования по нервно-мышечной физиологии и изучение влияния блуждающего нерва на левый желудочек сердца.

В январе 1887 года И. Павлов возвратился в Россию и попытался получить кафедру физиологии или фармакологии в одном из университетов. Нужные вакансии появились не сразу, зато среди них было место в его родной Медико-хирургической академии — она уже называлась Военно-медицинской. В апреле 1890 года Иван Павлов был утверждён там профессором кафедры фармакологии, а спустя пять лет стал профессором кафедры физиологии, которой руководил три десятилетия — до 1925 года.

В том же 1890 году учёный стал заведующим отделом физиологии Института экспериментальной медицины — второе место работы Павлова открывало ему возможность широкой самостоятельной работы.

Лекции профессора отличались простотой изложения и наглядностью опыта. Он считал, что необходимо объединять теоретические курсы с практическими занятиями в единое целое. Военно-медицинская академия позволяла ему осуществлять преимущественно педагогическую деятельность, а Институт экспериментальной медицины стал местом приложения научных и творческих сил.

В течение многих лет Иван Павлов проводил исследования, благодаря которым изучил физиологию всей пищеварительной системы, описал взаимосвязи желудочно-кишечного тракта и центральной нервной системы. Он провёл ряд выдающихся экспериментов, изучавших роль нервной системы в деятельности пищеварительных органов.

Физиологу Ивану Павлову исполнилось 50 лет. Он был в расцвете сил и творческой мощи: крепкий, широкоплечий, но стройный, с порывистым и в то же время тончайшим, выразительнейшим жестом, голубоглазый, с волнистыми тёмно-каштановыми волосами, тронутыми сединой.

«Когда он утром входил или, вернее, вбегал в лабораторию, то вместе с ним вливалась си-ла и бодрость, — вспоминал о Павлове один из талантливейших его учеников Александр Самойлов. — Он вносил в лабораторию всего себя — и свои мысли, и свои настроения. Всё, что им было вновь надумано, обсуждалось совместно всеми сотрудниками. Он любил споры, он любил спорщиков, он подзадоривал их».

В 53 года мысли учёного захватила «плёвая желёзка» собаки. Таинственный процесс превращения съеденной каши или хлеба в новые вещества, способные уже войти в состав живой протоплазмы, — процесс тончайший и многосложный, совершающийся глубоко в недрах тела и, казалось, навеки недоступный полному постижению, — вдруг, на исходе ХIХ века, предстал перед глазами врачей и физиологов.

«Почему мы так цепко ухватились за слюнную методику и считаем её наитончайшим средством изучения функционирующей коры больших полушарий? — вопрошал Иван Павлов. — Да потому, что реакция слюною может поразительно легко сделаться чувствительнейшей реакцией коры на все и всяческие явления внешнего мира. Мы только должны неустанно благодарить судьбу за этот её счастливый дар. Если бы даже собака имела человеческую речь, она вряд ли могла бы нам рассказать больше, чем рассказывает нам языком своей слюнной желёзки… «Различаешь ли ты, твоя высшая нервная система, одну восьмую музыкального тона?» — задаём мы животному вопрос. И я не могу себе представить, как психолог своими способами мог бы вырвать у него на это ответ. «Да, различаю», — отвечает оно мне, физиологу, быстро, точно и достоверно — каплями своей слюны. Буквально ведь любое — звуковое ли, зрительное ли, кожное ли — раздражение мы с лёгкостью превращаем во временный раздражитель слюнной желёзки. А что это значит? Это значит, что и зрительный, и слуховой, и кожный участки коры вступают в интимнейшую связь со слюнной реакцией. А раз так, то зачем нам искать другой индикатор для работы всех этих центров, когда трудно и придумать более тонкий, более чувствительный и более простой показатель!.. Ну зачем мы простое будем менять на сложное? Нет! Мы нашей «плёвой желёзкой» довольны… Чудеснейший индикатор!»

На рубеже двух столетий в клиниках уже и учили, и лечили по Павлову. Прозрачный, как слеза, чистейший желудочный сок собаки, впервые добытый Иваном Петровичем, спасал тысячи ребятишек, иссохшихся от страшных летних диарей и обречённых на смерть.

В 1904 году Ивану Петровичу Павлову — первому из всех русских учёных — за классические работы по пищеварению была присуждена Нобелевская премия в области медицины и физиологии.

Поздравляя Ивана Павлова с Нобелевской премией — «блистательным завершением плодотворной 25-летней деятельности, придавшей яркий блеск русскому имени», — Иван Сеченов пожелал ему и впредь работать с таким же успехом во славу Родины. В 1907 году в своих «Автобиографических записках» великий Сеченов назвал Ивана Павлова наравне с основоположником эндокринологии французом Клодом Бернаром лучшим вивисектором Европы.

Лабораторные псы, число которых доходило до 40, по указанию Павлова содержались с вниманием и заботой.

«Справедливость требует сказать, что собака вывела человека в люди», — цитировал Иван Петрович известного российского зоолога Модеста Богданова.

Павлов много раз предлагал поставить памятник собаке и в самом конце его жизни тот появился в Ленинграде, в саду Института экспериментальной медицины. Открытие памятника было приурочено к XV Международному конгрессу физиологов, проходившему в Ленинграде и Москве с 9 по 17 августа 1935 года.

«Это апофеоз собаки! Благодарность человечества. Раз я поставил памятник собакам, считаю, что мои счёты с ними покончены», — заявил академик Павлов.

После получения Нобелевской премии И.П. Павлов создал новый раздел физиологической науки — физиологию высшей нервной деятельности, на основе открытого им феномена — условного рефлекса.

Переход Павлова к изучению высшей нервной деятельности закономерен и обусловлен общей направленностью его исследований и его представлениями о приспособительном характере деятельности организма человека в целом.

В процессе многолетних исследований закономерностей работы головного мозга Иван Павлов разрабатывал основные принципы деятельности мозга, такие как формирование ассоциативных связей при выработке условных рефлексов, закономерности закрепления и угасания условнорефлекторной деятельности, открыл такое важное явление, как торможение нервных процессов, а также законы иррадиации (распространения) и концентрации (т.е. сужения сферы деятельности), возбуждения и торможения.

Подробное исследование этих базовых процессов нервной системы позволило учёному внести значительный вклад в разработку такой существенной проблемы, как механизмы сна, его отдельные фазы, причины нарушений сна при ряде невротических заболеваний.

Огромную роль сыграло учение Павлова о типах нервной системы, которое базируется на представлениях о силе, уравновешенности и подвижности процессов возбуждения и торможения в нервной системе.

В исследованиях Ивана Павлова были найдены экспериментально обоснованные четыре основных типа нервной системы, которые эмпирически выделялись предшествующими учёными (холерический, флегматический, сангвинический и меланхолический типы нервной системы). Все эти исследования позволили И.П. Павлову сформулировать важнейшую отличительную особенность в работе головного мозга человека, заключающуюся в формировании у него не только первой сигнальной системы (характерной также и для животных), но и второй сигнальной системы — основы речевой функции человека, его способности к письму, обобщениям.

В последние годы Иван Павлов всё глубже и глубже погружался в изучение психологии. Он готовился стать не только психологом, он говорил о неотложной для него необходимости изучить историю материальной культуры, историю человечества, языкознание. Павлов готовился стать лингвистом. Зачатки учения о человеческой речевой сигнальной системе и о её расстройствах — это научное наследие и завещание И.П. Павлова его ученикам.

Фундаментальные труды первого русского нобелевского лауреата получили международное признание: он был избран почётным членом 125 академий, научных обществ, университетов, в том числе 63 зарубежных.

Несмотря на свой глубокий патриотизм, Иван Павлов критически относился к любой власти. Но годы его исследовательской и преподавательской деятельности совпали с революционной ситуацией в России. Известие о поражении страны в Русско-японской войне учёный встретил словами: «Наш флот потоплен, разгромлен, разбит. Нет, с этой гнилью нужно кончать!» В 1905 году Павлов принял участие в организации нелегального союза профессоров, за что попал в чёрный список царской тайной полиции.

«Революционное движение 1905 года сначала захватило Ивана Петровича, — писал его ученик и друг Леон Орбели, — но первые же капли крови, связанные с революционными волнениями, напугали его. Он целиком ушёл в науку».

Когда свершилась Февральская буржуазно-демократическая революция, Павлов питал надежду, что «в демократической России, при демократическом правительстве в отношении науки всё изменится радикально».

Осенью 1917 года учёному с мировым именем исполнилось 68 лет. Он был ошарашен свержением Временного правительства и не верил, что большевики удержат в руках государственную власть и справятся с разрухой. Не верил и этого не скрывал.

«Я воодушевлён другой верой, — заявлял Павлов, — верой в науку, которая проникнет, наконец, во все уголки человеческой натуры и научит человека искать истинного счастья не только для себя одного, но и для других».

Сосредоточенная мысль учёного И.П. Павлова способна была пронизывать хаотическую толщу фактов из области естествознания; он с лёгкостью вскрывал их взаимосцепление, их взаимодействие. Он мог с математической точностью предсказать то или иное явление из этой сферы. Природа одну за другой отдавала ему глубочайшие тайны живого организма. Но как будто толщей из непроницаемого для взоров свинца было закрыто от него даже ближайшее будущее его Родины. Говорят, что именно Иван Павлов стал главным прототипом булгаковского профессора Филиппа Филипповича Преображенского.

С началом Гражданской войны работа в лабораториях Ивана Павлова практически остановилась, прекратились находящиеся на взлёте исследования по условным рефлексам. Животные голодали. Часто гасло электричество — Иван Петрович оперировал с лучиной. «Работа почти совсем прекратилась. Свечей и керосина нет, и электричество подаётся на ограниченное количество часов. Плохо, очень плохо. Когда же наступит поворот к лучшему?» — тревожился Павлов.

Знаменитый учёный с помощью друзей и заграничных связей мог бы эмигрировать. Тем более что Ивана Петровича настойчиво обхаживали учёные ряда стран, в том числе и США. В ноябре 1919 года шведский Красный Крест даже предложил обменять учёного Ивана Павлова на лекарства для петроградских больниц.

Но что ждало его на Западе? В лучшем случае — скромная жизнь в отставке среди чужой культуры, где он, чрезвычайно гордый человек, зависел бы от благотворительности коллег и не смог продолжать научную работу, составлявшую смысл его жизни. Поэтому 70-летний И.П. Павлов без энтузиазма относился к перспективе покинуть родную страну.

Он стал посылать в Совнарком тревожные письма о бедственном положении отечественных учёных и науки. В Кремль, к В.И. Ленину, был срочно приглашён Максим Горький. Владимир Ильич предложил ему возглавить правительственную комиссию, заданием которой было срочно изыскать все средства, все способы, чтобы сохранить научные лаборатории и поддержать самих учёных. Особо были выделены лаборатории И. Павлова.

«В 1919 году я в качестве одного из трёх членов «Комиссии помощи профессору Ивану Петровичу Павлову» пришёл в институт экспериментальной медицины, чтобы узнать о нуждах знаменитого учёного, — вспоминал Горький. — «Собак нужно, собак! — горячо и строго заявил он. — Дров давайте. Если можно. Продукты я получаю из «Дома учёных». В комнате было так же холодно, как и на улице. Иван Петрович — в толстом пальто, на ногах валяные ботинки, на голове шапка».

Бедствия выдающегося учёного Ивана Павлова в годы Гражданской войны неудивительны: советский нарком продовольствия Александр Цюрупа в 1918 году пережил несколько голодных обмороков.

Удивительно другое: насколько быстро в тех тяжелейших условиях отреагировал на обращение Ивана Павлова В.И. Ленин. Какая бы ещё власть, кроме большевистской, приняла уникальное постановление «Об условиях, обеспечивающих нормальную работу академика И.П. Павлова и его сотрудников»?

Постановление появилось 24 января 1921 года, а уже в 1923 году Иван Павлов писал за границу своему ученику Борису Бабкину: «Моя работа разворачивается в широких масштабах. У меня собралось много работников, и я не в состоянии принять всех желающих».

В 1925 году специально «под Павлова» был основан Институт физиологии АН СССР, который он возглавил. Под Ленинградом, в Колтушах, появилась биологическая станция — настоящий город науки, — на которую правительство СССР выделило 12 млн рублей. Ежегодно там работали десятки советских и зарубежных физиологов: стажироваться у Павлова было почётно.

«Советское правительство создало для И.П. Павлова такие условия работы, которых никогда и нигде не имел ни один физиолог», — писал академик Георгий Надсон.

Мог ли Иван Павлов не оценить щедрость правительства, если вспомнить, что классические исследования в области физиологии пищеварения и высшей нервной деятельности, выполненные до революции в Институте экспериментальной медицины, финансировались лишь за счёт «просвещённой благотворительности»? Не раз возвращаясь к вопросу об отношении царской власти к науке, учёный отмечал ничтожность средств, отпускаемых на экспериментальную биологию.

Советская власть и выдающийся учёный Иван Павлов в конце концов пришли-таки к общему знаменателю. Вот отрывки из его выступлений в 1935 году: «Я много раз жаловался на тягость жизни. Теперь я хочу сказать другое. Мне кажется, что в нашей жизни наступает хорошее…». «На моей Родине идёт сейчас грандиозная социальная перестройка. Уничтожена дикая пропасть между богатыми и бедными. И я хочу жить ещё до тех пор, пока не увижу её окончательных результатов».

«Это была цельная фигура, которая одинаково относилась и к своей профессиональной работе, и к общественной, к оценке научных данных и явлений общественной жизни, — писал о своём учителе академик Леон Орбели, разделивший с Иваном Павловым 30 лет трудов и жизни. — До тех пор пока у него бывали сомнения — будь то сомнение в правильности наблюдаемых фактов, или правильности высказанных гипотез, или в оценке событий общественной жизни, — это его угнетало, делало его резким, грубым, сердитым. Но как только наступали хорошие, положительные результаты, они приводили его в состояние восторга, удовлетворения, и этой удовлетворённости он никогда не мог скрыть».

Девятого августа 1935 года в Таврическом дворце в Ленинграде начал работу XV Международный физиологический конгресс. Полторы тысячи делегатов от тридцати семи государств мира. Участники конгресса увенчали Ивана Павлова — первого и до сих пор единственного среди учёных — званием «старейшины физиологов мира».

Всё смолкло, и человек, ставший легендарным ещё при жизни, произнёс первые слова своей знаменитой речи:

— Объявляю заседание XV Международного конгресса физиологов открытым. В моём лице наша отечественная физиология приветствует дорогих товарищей, собравшихся со всех концов мира.

И вдруг «старейшина физиологов мира» беспримерно сломал вековые стереотипы мировых учёных съездов. Его вступительное слово превратилось в страстную политическую речь. Академик Иван Павлов поднял вопрос об угрозе новой мировой войны:

— Мы все добрые товарищи, даже во многих случаях связанные между собой явными дружескими чувствами. Мы работаем на рациональное, окончательное объединение человечества. Но разразись война, и многие из нас станут во враждебные отношения друг к другу именно на нашей научной плоскости, как это бывало не раз. Мы не захотим встречаться вместе, как сейчас. Даже взаимная научная оценка друг друга станет другой.

Я могу понимать величие освободительной войны, однако нельзя вместе с тем отрицать, что война по существу есть звериный способ решения жизненных трудностей, способ, недостойный человеческого ума с его неизмеримыми ресурсами.

Делегации фашистских стран, в частности немецкая, вначале вяло аплодировали ему, затем перестали.

— Я счастлив, — бросил Иван Павлов в бурю аплодисментов, — я счастлив, что правительство моей могучей Родины, борясь за мир, впервые в истории провозгласило: «Ни пяди чужой земли!»

Речь академика Павлова всколыхнула учёных всего мира.

— То преследование науки, какое мы видим в Германии, — отметил французский физиолог Луи Лапик, — заставляет каждого из нас вмешаться в жизнь этого государства, чтобы протестовать. Особенно мы обязаны это сделать, когда дело касается СССР, где для науки делается так много, как ни в одной стране.

— Согласен с теми мыслями об опасности войны, которые высказал в своей речи на открытии конгресса академик Иван Петрович Павлов, — заявил профессор Герман Жак Иордан из Голландии. — На Международном физиологическом конгрессе мы знакомимся с народами СССР, и я ручаюсь, что после этого конгресса не будет ни одного делегата, который бы уехал отсюда, не будучи другом Советской страны.

— Я хочу, высокочтимый учитель, прежде всего выразить чувства почтения, восхищения, любви, которые мы все испытываем по отношению к Вам, — обратился к Павлову английский профессор Арчибальд Хилл. — Я думаю, не существует ни одной области общественных наук, которую одна личность возглавляла бы так бесспорно, как Вы возглавляете физиологию. Вы являетесь главой физиологов мира. Мои русские товарищи! Мы, заграничные научные работники, очень рады своему приезду в СССР и рады познакомиться с нашими русскими коллегами. Одна из ваших газет правильно пишет, что этот конгресс — крупнейшее событие в культурной жизни Советского Союза, а также в научной и культурной жизни всего мира. Представители мировой научной мысли увидели прогресс в науке советских друзей, а также создание нового, бесклассового общества.

17 августа, во время приёма делегатов XV Международного конгресса физиологов в Кремле Председателем Совнаркома СССР Вячеславом Молотовым, поднялся «старейшина физиологов мира».

— Вы слышали и видели, — сказал Иван Павлов, обращаясь к иностранным делегатам, — какое исключительно благоприятное положение занимает в моём отечестве наука. Сложившиеся у нас отношения между государственной властью и наукой я хочу проиллюстрировать одним только примером: мы, руководители научных учреждений, находимся прямо в тревоге и беспокойстве по поводу того, будем ли мы в состоянии оправдать все те средства, которые нам предоставляет правительство. (Вячеслав Молотов с места: «Уверены, что безусловно оправдаете!»)

— Как вы знаете, я — экспериментатор с головы до ног. Вся моя жизнь состояла из экспериментов. Наше правительство — также экспериментатор, только несравненно более высокой категории.

XV Международный конгресс физиологов стал антифашистским форумом. Таким его сделал И. Павлов. Неожиданное политическое выступление Ивана Петровича на учёном конгрессе оказалось глубоко продуманным — это был его сознательный вклад в усиление оборонной мощи социалистического Отечества.

Такой же любовью к СССР вдохновлено и предсмертное обращение академика Павлова к советской молодёжи. Говорят, его английский перевод можно было увидеть почти в каждой американской лаборатории.

— Что бы я хотел пожелать молодёжи моей Родины, посвятившей себя науке? Прежде всего — последовательности. Об этом важнейшем условии плодотворной научной работы я никогда не смогу говорить без волнения. Последовательность, последовательность и последовательность!

С самого начала своей работы приучите себя к строгой последовательности в накоплении знаний. Изучите азы науки, прежде чем пытаться взойти на её вершины. Никогда не беритесь за последующее, не усвоив предыдущее. Никогда не пытайтесь прикрыть недостатки своих знаний хотя бы и самыми смелыми догадками и гипотезами. Как бы ни тешил ваш взор своими переливами этот мыльный пузырь, он неизбежно лопнет, и ничего, кроме конфуза, у вас не останется. Приучите себя к сдержанности и терпению. Научитесь делать чёрную работу в науке. Изучайте, сопоставляйте, накапливайте факты! Как ни совершенно крыло птицы, оно никогда не смогло бы поднять её ввысь, не опираясь на воздух. Факты — это воздух учёного! Без них вы никогда не сможете взлететь. Без них ваши «теории» — пустые потуги. Но, изучая, экспериментируя, наблюдая, старайтесь не оставаться у поверхности фактов. Не превращайтесь в архивариусов фактов. Пытайтесь проникнуть в тайну их возникновения. Настойчиво ищите законы, ими управляющие.

Второе — это скромность. Никогда не думайте, что вы уже всё знаете. И как бы высоко ни оценивали вас, всегда имейте мужество сказать себе: «Я — невежда». Не давайте гордыне овладеть вами. Из-за неё вы будете упорствовать там, где нужно согласиться, из-за неё вы откажетесь от полезного совета и дружеской помощи, из-за неё вы утратите меру объективности. В том коллективе, которым мне приходится руководить, всё делает атмосфера. Мы все впряжены в одно общее дело, и каждый двигает его по мере своих сил и возможностей. У нас зачастую и не разберёшь, что «моё» и что «твоё». Но от этого наше общее дело только выигрывает.

Третье — это страсть. Помните, что наука требует от человека всей его жизни. И если у вас было бы две жизни, то и их бы не хватило вам. Большого напряжения и великой страсти требует наука от человека. Будьте страстны в вашей работе и в ваших исканиях!

Наша Родина открывает большие просторы перед учёными, и нужно отдать должное — науку щедро вводят в жизнь в нашей стране. До последней степени щедро! Что ж говорить о положении молодого учёного у нас? Здесь ведь всё ясно и так. Ему многое даётся, но с него многое спросится. И для молодёжи, как и для нас, вопрос чести — оправдать те большие упования, которые возлагает на науку наша Родина.

Величайшего физиолога мира Ивана Павлова не стало 27 февраля 1936 года. В тот день газета «Правда» вышла со статьёй знаменитого физика Петра Капицы: «Гениальных учёных мало, но ещё реже гениальный учёный совмещается с большим человеком. Иван Петрович Павлов принадлежал к этим редким исключениям…»