Третья Программа КПСС была попыткой форсированного сближения теории с практикой. Для нашей страны и её руководства этот период стал временем поиска вариантов перехода от жёстко централизованной модели экономического развития, абсолютно оправдавшей себя в ходе подготовки к войне, самой войны и так называемого компенсационного послевоенного времени возрождения. К началу 1950-х годов система управления, свойственная 1930-м и 1940-м годам, стала давать сбои. Возникла острая необходимость в её модернизации, способной задать стране новый импульс развития.
Вместе с тем наступил коренной переворот в области науки и техники, связанный с овладением атомной энергией и другими достижениями. Техническая революция совпала с революцией в науке, а это означало, что и сама наука преобразуется в непосредственную производительную силу. Это привело к резкому сокращению лага между каждым научным открытием и его применением. Скажем, если от открытия принципов фотографии до разработки её технических средств прошло 118 лет, то для телефона этот период составил уже 56 лет, радио — 35, радиолокации — 15, телевидения — 12, транзистора — 5 (1948 год), интегральных схем — 3 года. В 1955 году в Москве был создан Вычислительный центр Академии наук СССР, несколько позднее (1962 год) — Институт кибернетики В.М. Глушкова в Киеве, названный впоследствии его именем.
XXII съезд КПСС (1961 год) признал необходимость разработки и принятия третьей по счёту Программы. Через двадцать пять лет, как известно, XXVII съезд партии (1986 год) посчитал необходимым утвердить новую редакцию третьей Программы, объявив её программой «планомерного и всестороннего совершенствования социализма, дальнейшего продвижения советского общества к коммунизму на основе ускорения социально-экономического развития страны», «борьбы за мир и социальный прогресс».
Период создания проекта и принятия третьей Программы КПСС на XXII съезде, состоявшемся с 17 по 31 октября 1961 года, — это было время большой геополитической игры между СССР и США, чувствовалось, что она вот-вот может перерасти в войну на взаимное полное уничтожение. Руководство страны, понимая, что врага надо бить «не только по загривку, но и по воображению», как говорил русский полководец генерал М.Д. Скобелев, объявило 30 октября 1961 года, что в Советском Союзе состоялся испытательный взрыв самого мощного из когда-либо созданных человечеством ядерных боеприпасов АН-602 (длина 8 метров, а вес — 26 тонн). Его разработчики — советские учёные дали изделию кодовое имя «Ваня» (позднее журналисты придумали ему другое название: «Царь-бомба» и «Кузькина мать», видимо, намекая на известное выступление Н.С. Хрущёва в ООН). Но стоит ли сомневаться в том, что уже сам по себе этот факт сыграл ключевую роль в утверждении ядерного паритета между двумя великими державами и в предотвращении использования атомного оружия впредь?
К моменту созыва XXII съезда (октябрь 1961 года) прошло всего 16 лет после Великой Отечественной войны. Люди жили не по-спартански, но предельно скромно, испытывали потребность в предметах первой необходимости, таких как холодильник, мебель или стиральная машина, не говоря уже о модной одежде. В промышленности, строительстве и сельском хозяйстве значительное место занимал ручной труд.
Несмотря на развязанную Н.С. Хрущёвым и его приспешниками широкую антисталинскую кампанию (откровенно разнузданной она стала в неолиберальные времена), а также вопреки изощрённой западной пропаганде, ставившей цель диффамировать социализм, советские люди в массе своей сохраняли спокойствие и продолжали жить ожиданием лучшего и светлого. Не было дефицита рабочих мест, ощущения карьерной бесперспективности и отсутствия справедливой оценки трудовых заслуг каждого, кто добросовестно трудился.
Не берусь утверждать, что большинство программных заявлений не совпадали с ожиданиями народных масс. По моим ощущениям, недовольство стало проявляться только тогда, когда действия хрущёвского руководства перестали совпадать с представлениями и интересами основной массы советских людей. Это и ликвидация МТС (1958 год), и попытки обобществить крупный рогатый скот, урезать личные подсобные хозяйства сельских тружеников, и непродуманная кукурузная кампания, и неожиданная передача Крыма УССР, как и многое другое.
Огромная тень на восприятие отдельных положений важного программного документа была отброшена ХХ съездом партии. На его закрытом заседании (по существу, за пределами съезда) с докладом «О культе личности и его последствиях», как известно, выступил Н.С. Хрущёв. Именно с этого времени началось отчуждение (отдаление) немалой части людей от партийной верхушки. Искусно подогреваемое западной пропагандой, оно постепенно перерастало в недоверие к правящей элите, а затем и к общественному устройству страны. В очередной раз подтвердилось извечное правило: приобрести доверие очень и очень трудно, тогда как потерять его можно в один миг.
К тому же на XXII cъезде открыто, на весь мир было заявлено о разрыве Советского Союза с КНР. Сразу же после доклада Хрущёва выступил глава китайской делегации Чжоу Эньлай, выразивший неудовлетворение такой позицией КПСС, а через три дня китайская делегация покинула съезд. Надо сказать, что и до этого из Пекина звучали призывы ограничить критику Сталина, но в хрущёвском руководстве мало кто обращал на них внимание. Разрыв с Китаем стал самым безрассудным поступком Хрущёва и на долгие десятилетия создал натянутые и даже враждебные отношения между нашими странами, оказав неблагоприятное влияние на расстановку сил в мире и на мировое коммунистическое движение в целом.
Не меньшие последствия вызвало осуждение Албании и Югославии, критиковавших КПСС из самого социалистического лагеря, а также на время утихшая, но возродившаяся критика культа личности Сталина и тесно связанное с ней осуждение «антипартийной группы» Молотова, Кагановича, Маленкова, Ворошилова, Первухина, Сабурова и «примкнувшего к ним» Шелепина. Всё это и отдалённо не напоминало дискуссионный характер партийных съездов ленинской эпохи. Вместе с ней ушли в прошлое живость и принципиальный характер партийных форумов времён Гражданской войны и всех 1920-х годов.
Как и прежде, актуальна (по крайней мере для тех стран, которые продолжают строить социализм) зафиксированная в третьей Программе главная цель политической деятельности партии — «обеспечить мирные условия для построения коммунистического общества, избавить человечество от мировой истребительной войны». Одновременно, чтобы не деморализовать и демобилизовать советское общество, в Программе было заявлено о необходимости укрепления Вооружённых Сил Советского Союза, усиления обороноспособности, поддержания боеготовности армии на уровне, обеспечивающем решительный и полный разгром любого врага.
Скажу откровенно: в конце 1950-х и начале 1960-х годов мне были не совсем понятны действия руководства по значительному уменьшению численного состава Вооружённых Сил (начиная с 1950 года армия страны сокращалась четыре раза), прекращению ядерных испытаний, ликвидации тяжёлой артиллерии, некоторому снижению мощи военно-морского флота.
Были сделаны также значительные уступки Н.С. Хрущёва западным странам, и главным образом — США. Разве можно было разрешать Соединённым Штатам осуществлять аэрофотосъёмки территории Советского Союза, отказываться от репарационных претензий к Австрии и Японии, передавать Австрии часть находившегося в зоне советской оккупации имущества поверженной фашистской Германии, уступить этой же стране германские активы и права на нефтепромыслы и нефтеперерабатывающие заводы, как и отдать часть своей территории Финляндии и Китаю?
Анализ принятой XXII съездом КПСС Программы свидетельствует, что реализация её отдельных положений, хотя и носящих необходимую идеологическую и пропагандистскую нагрузку, вряд ли имела шансы на успех в обнародованные сроки. В этих своих фрагментах Программа КПСС являла собой образец явного забегания вперёд. Приведу только один пример: «В ближайшее десятилетие (1961—1970 годы), — обещала Программа, — Советский Союз, создавая материально-техническую базу коммунизма, превзойдёт по производству на душу населения наиболее мощную и богатую страну капитализма — США… В итоге второго десятилетия (1971—1980 годы) будет создана материально-техническая база коммунизма, обеспечивающая изобилие материальных и культурных благ в СССР, будет в основном построено коммунистическое общество». Излишняя детализация с конкретными цифровыми показателями имела место и в последующих разделах Программы, заканчивающейся словами: «Партия торжественно провозглашает: нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме».
Даже на этом фоне откровенным бахвальством выглядел хрущёвский лозунг «Догнать и перегнать Америку!», то есть страну, оберегаемую двумя океанами и потреблявшую за счёт внешнеэкономической экспансии примерно 40% мирового ВВП. И тем не менее Программа явилась катализатором многократного усиления агрессивности капитализма. Буржуазию постоянно приводило в состояние ступора то обстоятельство, что контрольные плановые цифры роста экономики Советского Союза неукоснительно соблюдались. Благодаря успехам послевоенного экономического роста СССР шаг за шагом завоёвывал всё новые позиции в постоянном и жёстком соперничестве с капитализмом. По уровню экономического развития он стал заметно приближаться к наиболее развитой на то время стране — США.
Вопреки расхожим утверждениям западной и современной российской пропаганды, в Советском Союзе не было никакой уравниловки, как не было и запредельной дифференциации населения по уровню доходов. К примеру, так называемый децильный коэффициент (соотношение 10% наиболее обеспеченного населения к 10% наименее обеспеченного) составлял в Стране Советов примерно 5 раз (сейчас — примерно 40 раз). Государство настойчиво проводило политику, направленную на сближение уровня и условий жизни жителей города и деревни, а также различных регионов огромной страны. Успешно решалась проблема обеспечения населения продовольствием и жильём. У нас, как и в других европейских, а также восточных (КНР, КНДР, СРВ) социалистических странах, был самый низкий в мире уровень преступности. Социально-экономическое развитие всех социалистических стран сопровождалось бурной культурной революцией.
Очевидно, что при раскрытии образа коммунистического будущего преждевременно было делать упор на его материальное содержание. Те, кто был знаком с экономикой страны того времени не понаслышке, а погрузившись в проблему, понимали, что при всех успехах СССР построить за 20 лет материально-техническую базу, способную создать изобилие потребительских благ, было в принципе невозможно. Более того, задача, сформулированная явно по-прожектёрски, стала поводом для сомнений и даже насмешек со стороны людей, невежественно воспринимавших теорию марксизма.
В конечном итоге излишняя поспешность в оценках стимулировала консолидацию внутренних антисоветских сил. Подпитываемые Западом материально и идеологически, они стали беззастенчиво глумиться над КПСС и коммунистическими идеями, что и привело в конце концов к ельцинскому антиконституционному перевороту.
В реальности имело место не отчуждение от социализма (он и сейчас, как показывают исследования, остаётся в умах людей наиболее приемлемой формой жизнеустройства), а подобно снежному кому растущее недоверие к правящей элите, постепенно перерастающее в её неприятие.
Своевременной реакции на это не последовало, и уже в 1980-е годы обществу был предложен очередной вариант форсированного сближения теории с практикой, а точнее, горбачёвская «перестройка», основанная на «общечеловеческих ценностях» и «новом мышлении». В результате советский народ, как говорится, «не мытьём, так катаньем», был втянут в либерал-демократизм, точнее в периферийный капитализм — непроизводительный и спекулятивно-ростовщический, олигархический, насквозь криминальный и к тому же компрадорский.
Этому способствовали отсутствие должной реакции на негативные тенденции в общественном развитии страны, а также ушедшие в прошлое вместе с «ленинской гвардией» большевиков культура и практика внутрипартийных споров и замена их формально-бюрократической ритуальностью. К этому следует добавить, что конструктивная критика подменилась публичным обсуждением на партийных форумах (в том числе и на высоких партийных съездах) любого мнения, противоречащего установкам вышестоящих инстанций, а также забвением принципа: «Критика — наша сила!» (в лучшем случае подмена его критиканством). Всё это ещё больше углубляло дегармонизацию интересов правящей элиты с интересами широких партийных и народных масс. А несменяемость номенклатуры, желавшей тем самым до бесконечности обладать руководящим статусом, постепенно формировала в самих номенклатурных кругах собственнические и индивидуалистические предпочтения.
Имели место и другие серьёзные ошибки и просчёты. Например, в стране не было достигнуто необходимое соответствие между качеством и результативностью (производительностью) труда с одной стороны, и мерой потребления — с другой. Это стало особенно ощутимым в условиях заметного увеличения в 1970—1980-е годы доли высококвалифицированного и интеллектуального труда в производстве. Недооценивалось значение малых форм экономики и индивидуальной трудовой деятельности, играющих определённую роль в удовлетворении многообразных потребностей людей, линейка которых неуклонно расширялась.
По мере развития в стране негативных тенденций возродились и активизировались либеральные, антисоциалистические и одновременно прозападные силы. Их ядро составили дельцы «теневой» экономики, ежечасно и ежедневно порождающей мелкобуржуазный и эгоистический интерес. Именно в начале 1990-х годов эти силы образовали окружение Ельцина и стали активно конвертировать власть в собственность, а в наши дни они продолжают эту конвертацию, но уже из собственности во власть, делая последнюю несменяемой. Другой их составляющей стала часть партийно-государственного аппарата, попавшая под западное влияние и очарованная его «витринным» благополучием. Третьим элементом антисоциалистических, а следовательно, по большому счёту и антироссийских сил стали отдельные представители «элитарной» интеллигенции.
Современные либеральные деятели, как и в 1990-е годы, утверждают, что создание третьей Программы КПСС стало временем перехода коммунистической верхушки от «каннибализма к вегетарианству» и от «массового террора» к очередной модернизации, затеянной якобы ещё Л.П. Берией. Но никто из них не говорит, что не только на XXII съезде, но и на двух последующих съездах КПСС Н.С. Хрущёв продолжил безосновательно обвинять И.В. Сталина в репрессиях, будучи их активным участником. Именно Хрущёв инициировал переименование названных в честь вождя его именем городов, снос памятников (кроме памятника на родине Сталина в Гори), тайное вынесение тела вождя из Мавзолея и захоронение его у Кремлёвской стены.
Всё это, а также вошедшее в практику партийно-государственной верхушки серьёзное расхождение между словом и делом, между обещаниями и их реализацией, но не сам по себе программный документ, явилось причиной и условиями возникновения в стране антикоммунистических настроений. На поводу у этих настроений пошла и партгосноменклатура. Её интересы в какое-то время перестали совпадать с интересами народных масс. Не лучше, а точнее — явно по-предательски, повели себя и многие члены многочисленной партии. При безмолвии народа они с равнодушием встретили объявленный Горбачёвым самороспуск КПСС. Светлые надежды и вера в коммунизм сменились рыночными иллюзиями, как принято сейчас говорить — фейками, что стало одной из причин краха страны и успеха второго этапа ельцинского, но уже конституционного переворота 1993 года.