Русская святость предстает в двух видах: как религиозная святость и как святость нравственная. На самом высшем божественном уровне святость едина. Но, нисходя в дальние обители мира сего, святость образует два этих типа.
Религиозная святость – это церковная святость подвижников, угодников Божьих. Они могут иметь церковный сан, а могут и не иметь. Многие подвижники благочестия, прославленные в лике святых, были мирянами (князьями, воинами, юродивыми и т.д.). Но они должны быть обязательно официально канонизированы церковью.
У русских религиозных святых огромный духовный и нравственный авторитет, они почитаются с особым благоговением, и без них Россия немыслима.
Второй тип святости – нравственный – строго не связан с церковной стороной жизни, и может вообще быть нецерковным. Это парадокс и предмет соблазна для воцерковленных людей. Но духовная жизнь многообразна и таинственна, и пути Господни, как известно, непостижимы.
В. Розанов говорил о «святом православном человеке» как истинно русском человеке, имея в виду святость не в церковном смысле, а в смысле главной нравственной характеристики подлинно русского человека. И таких людей, не церковных подвижников благочестия, а абсолютно светских людей, подвижников нравственности, на Руси всегда было много.
По-другому их можно назвать праведниками, бессребрениками, нестяжателями, да и просто честными простыми людьми, честными бескорыстными тружениками на ниве правды. Они живут и трудятся не для личного спасения, а потому что такова их суть.
Таковыми было большинство советских людей, про которых нельзя сказать, что они церковные подвижники благочестия, но нельзя сказать, что они не подвижники нравственности. Это русские советские солдаты, отдавшие жизнь за спасение родины, это и герои труда, строившие великую страну, это и писатели-деревенщики – искатели правды и справедливости и множество других людей. Много таких было и до революции.
Их святость – это святость правды, нравственная святость. И здесь было бы неправильно делить на верующих и неверующих и только верующих считать нравственными. Разве кто-то может сказать, что Василий Шукшин не русский праведник, не нравственный человек? Или Николай Рубцов, Алексей Прасолов, Валентин Распутин… Это проблема соотношения нравственности и религиозности, веры и совести, и простой апелляцией к критерию церковности ее не решить.
Важный шаг на пути единения народа в лоне глубинной русскости – это признать советское как русское. Это сложно, особенно для верующих, потому что советские были как бы неверующими. И для церковных людей – это вообще-то большой духовный шаг: признать в этих советских атеистах настоящих русских людей, которые по уровню нравственности, возможно, далеко превосходят иных верующих.
Иначе мы будем в угоду либералам-русофобам и недальновидным «верующим» отрицать, клеймить советское как безбожное и тоталитарное, позоря и разоряя самих себя на радость всем врагам России – сеятелям зла, раздора и смерти в мире.