ПРО РУССКО-НАРОДНОСТЬ
Не секрет, что русскость бывает двух сортов (подозреваю, что и свежести) и далеко за примером не потащусь:
— Русскость — русско-народная (простонародная);
— И русскость вашего высокоблагородия.
Которая с томно-назидательным голосом и со снисходительной улыбкой провидца и покровителя, все как-то соседится к русской простонародности, похлопывая последнюю по плечу.
Просматриваю фото первой мировой, теперь уже Великой (просматриваю массовку из простого мужика, которого время в одночасье пододело в шинель и погнало на поля сражений), ба-а-льшой когда-то войны, где много и простого народу. Солдат с гармошкой на них — не редкость.
А вот вашеблагородия с гармошкой я не видел ни на одном фото.
Тут как бы граница культурная проложена: кодовая ли какая, а порой и исконная, какая она в натуре бывает, позволяющая на суть глядеть выпукло. И без предвзятостей.
Ваш благородие сидят и смотрят снисходительно на объект философского осмысления, в отличие от простодушия мужика, оловянно застывшего на фоне аппликации с подчеркнуто угодливо-самоотверженным видом.
…
ПЛЯСКА
Так вот пляска неотъемлемая составляющая этой самой русскости простонародной.
И сам я – простолюдин из провинции.
А потому разговор начну частушкой:
Да как пойду сейчас плясать, да комментарии писать.
Но при этом никого я уверяю, я не буду обижать!
Эх-ма! Да ох-ма!
Не жизнь пошла, а хохма!
А коль вышел я плясать, то языком к чему чесать?
Но меня возьмет заденет, тем всем я буду отвечать!
Ать-ять! Ать-ять!
Мне ведь слов не занимать!
И не зубами лацкать,
Коль тут такая пляска.
Помните, как в известном рассказе Шукшина «Верую», зацитированном в доску любвеобильными почитателями и которого не цитировал дело и не в дело разве только что не ленивый, где батюшка в пляс пошел подкряхтывая:
— Ух! Ах!
Дадим, однако слово тут самому классику, уж он-то купаться в простонародной стихии слога и быта любил:
«…Когда Илюха Лапшин продрал глаза, он увидел: громадина поп мощно кидал по горнице могучее тело свое, бросался с маху вприсядку и орал и нахлопывал себя по бокам и по груди:
— Эх, верую, верую!
Ту-ды, ту-ды, ту-ды — раз!
Верую, верую!
М-па, м-па, м-па — два!
Верую, верую!..
А вокруг попа, подбоченясь, мелко работал Максим Яриков и бабьим голосом громко вторил:
— У-тя, у-тя, у-тя-три!»
Но батюшка-батюшкой. Мне по нынешнему времени его будет лучше так назвать.
Но у меня есть свое слово.
Чего мне за ним в чужой карман-то лезть?
Пляшем этак мы и так,
Поменять пустяк нам флаг.
Да над своей берлогией
Вкупе с идеологией!
А для большого куражу, знай брат — я пролетарий!
Снова с кисточкой пишу незлой свой комментарий.
А коль сам себя хвалю, так это не зазнайство.
Мою ж критику послушай, да сильно не пужайся!
Три притопа три прихлопа
Поплясать братве охота!
Ах ты, да ух ты!
Где овощи? Где фрухты?
КТО У НАС СЕГОДНЯ МИНИН И ПОЖАРСКИЙ?
(из цикла миниатюр «Мошкин Ложкину сказал»)
— И запел тут как-то один из продвинутых и отчаянных знатоков всего и вся из компании 3Д благостным голосом снова Лазаря про кумира своего Великого БЛОГЕРА, — рассказывает Ложкину по телефону Мошкин, с коим тот по утрам по смартфону обсуждает просмотренные в ящике на ночь глядя, новости и ширли-мырли-телесериалы. — Он, мол, знайте оболтусы, наш Минин и Пожарский — разом!
И Мошкин хмыкнул — Хотел я еще прибавить ему: и разом еще и Илья Муромец, Добрыня Никитич и Алеша Попович. Для полноты впечатления. И тут же в одном флаконе.
— Шалишь, — отвечаю ему — Наши Минин и Пожарский сегодня — …назову аккуратности ради их, и культурность свою тоже тем самым подчеркну — Гуляшкин — Пташкин.
Они — производственники.
Стахановцы своего рода на трудовом поприще.
А производственникам доверия всегда больше — они хоть что-то, да умеют делать.
Тридцать лет углублений и реформ более чем красноречиво говорят о том, что у нас нет производственников во власти.
Или их там — кот наплакал.
Одни блогеры.
А у блогеров зачастую нет даже высшего образования.
А что если и есть — то разве что длинный язык.
Вот кому со временем история поставит рядом с собором Василия Блаженного еще один величественный, достойный великой площади страны, памятник.
— Памятник как думаешь, кто будет ваять? — уточняет у Мошкина Ложкин, — Михаил Шемякин? Зураб Церетели?
В телефоне некоторое замешательство.
— Думаю, — после некоторого молчания отвечает тот ему — Церетели…
— Почему? —
— Красивее его это дело никто не сделает!
ГЕНЕРАЛОВ В СТРАНЕ БЫЛО МНОГО
— И завел как-то на страницах одной ленты популярной впередсмотрящий с залом диалог — рассказывает Мошкин Ложкину — Нет, не про звезд эстрады. Не про звезд политики…
Про генералов (а у нас такие есть? — ему кто-то ему вопрос из зала задает, но эгот на этот вопрос залу ноль внимания). Дескать, а такого вот ы знаете?
А в зале дальше молчок какой-то. Сосредоточенный.
С места тогда он меня поднимает и спрашивает
А вот вы по этому вопросу что думаете, товарищ Мошкин?
— Товарищем назвал?
— Товарищем.
— Я ему:
А как-то, говорю, — не запомнился генерал?
Хотя может быть он и выкован был из золота высшей пробы.
Генералов-то было много в Союзе?
Как скажем и писателей.
Но генералы — они как-то всегда ведь оценивались победами. Желательно сокрушительными.
А тут-то, товарищ впередсмотрящий, где они?
А писатели — зачитанными до дыр книгами.
Тут один вчера из 3D сам себя нахваливал. «Мы, писатели — и судьба Родины»!
А кто из вас хоть один написал нечто подобное «Как закалялась сталь»?
Всё подхмыкивали что-то. И ведь не более того.
Так вот генералов в Союзе — много было.
Упомнишь ли всех.
Даже, кажется было лишку.
Не меньше их, генералов, и в сегодняшней нашей Родине.
А вот по части подвигов — наверное, поменьше.
Чем прежняя Родина гордилась и что демонстрировала.
Но Родина тогда была страной героев.
Да и место подвигу было.
А сегодня она поголовно стала страной эффективных менеджеров.
А без подвигов уже и генерал как бы и не генерал?
Даже если по образному выражению Ильи Эренбурга, броского парижанина и разом большого советского писателя, грудь генерала изнывает от орденов.
…
Но ведь и Ворошиловых для подвигов во славу Родины, будем откровенными, не сыскалось на ее бескрайних просторах.
Вся потенциальная слава и опогоненых и неопогоненных вожаков как-то ушла в песок. Среди суеты всей этих трех последних десятилетий.
И это как бы жаль.
…
А по большому-то и жали нет.
А о чем жалеть?
И Мошкин, озадаченно глядя на Ложкина, как то долго и озабоченно скребет свой затылок.
СИБИРСКИЕ ПИСАТЕЛИ
—Заголовок статьи одного писателя из сибирской глубинки, — говорит Мошкин Ложкину и глаза его сияют неподдельным восторгом — несказанно восхитил меня своей самооценкой и значимостью, дав заголовок статье — «Сибирские писатели и судьба России»
…
Не слишком много на себя берущие заявление?
Чуть ли сибирские дивизии под Москвой.
Правда, Москву никто от либерального нашествия из этих не отстоял.
Ну да это при большом пафосном разговоре — мелочь.
Отдав при этом в очередной раз долг славе и величию писательского подвига Распутина.
…
Правда меня всегда, скажем, в великом писателе Распутине умилял факт принятия последним премии имени другого великого патриота России Александра Исаевича Солженицына и то, что Распутин, а он писатель хороший — а плохих писателей в стране Советов по определению не было и в массе они все ходили облауреаченные, либо со звездочкой героя на лацкане пиджака — я нисколько не сомневаюсь — и то, что он был в команде Михаил Сергеевича.
Такие вот они сибирские писатели.
А в других регионах они, друг мой Ложкин, думаешь хуже?
По крайней мере, в самооценке своей значимости.