Нередко среди левых можно услышать пренебрежительные реплики, отпускаемые в сторону людей, занимающихся умственным трудом. Доходит, порой, до того, что практически открытым текстом выдаются штампы, изобретённые либеральной пропагандой. Прежде всего, речь идёт о знаменитой цитате из Ленина относительно «мозга нации». Дескать, «интеллигенция не мозг нации, а её говно (с) В. И. Ленин». Понятно, что значительная часть участников левого движения ни Ленина, ни Маркса не читали, вот и заглатывают наживку, заботливо приготовленную масс-медиа. Позволю себе процитировать высказывание Ленина в неискажённой форме: «Интеллектуальные силы» народа смешивать с «силами» буржуазных интеллигентов неправильно. За образец их возьму Короленко: я недавно прочел его, писанную в августе 1917 года, брошюру «Война, отечество и человечество». Короленко ведь лучший из «околокадетских», почти меньшевик. А какая гнусная, подлая, мерзкая защита империалистической войны, прикрытая слащавыми фразами! Жалкий мещанин, плененный буржуазными предрассудками! Для таких господ 10 000 000 убитых на империалистической войне, заслуживает поддержки, а гибель сотен тысяч в справедливой гражданской войне против помещиков и капиталистов вызывает ахи, охи, вздохи, истерики. Интеллектуальные силы рабочих и крестьян растут и крепнут в борьбе за свержение буржуазии и её пособников, интеллигентиков, лакеев капитала, мнящих себя мозгом нации. На деле это не мозг, а говно. «Интеллектуальным силам», желающим нести науку народу (а не прислуживать капиталу), мы платим жалование выше среднего. Это факт. Мы их бережём. Это факт. Десятки тысяч офицеров у нас служат Красной Армии и побеждают вопреки сотням изменников. Это факт…»
Как видно из цитаты, речь идёт о тех представителях интеллигенции, которые стали лакеями капитала. Против «интеллигентиков» выступает Ленин, и правильно выступает. При этом сам Ленин как раз был не фабричным рабочим, не безземельным крестьянином, а представителем интеллигенции, причем наиболее прогрессивной её части — интеллигенции революционной.
В действительности, наши «интеллигентоненавистники» прекрасно знают, что и Ленин, и Маркс и Энгельс, и множество других деятелей международного социалистического движения были представителями революционной интеллигенции. На словах, вроде бы, все признают, что интеллигенция бывает разная: бывали интеллигенция, прислуживающая капиталу, а бывает интеллигенция — ставшая на позиции класса трудящихся. Однако любой разговор о том, что на данном этапе работа с интеллигенцией является приоритетным направлением в деятельности организации, часто наталкивается на агрессивное непонимание. Доходит до курьёзов: «А кто будет тогда руководить в организации? Рабочие или интеллигентишки?», как будто бы принадлежность к фабричным рабочим автоматически ставит активиста вне критики — «раз рабочий, значит, не предаст дело рабочего класса!» Сколько, однако же, история знает таких предательств? Сколькие миллионы лишённых классовой сознательности рабочих становились надёжной опорой буржуазного строя? Сколькие из них напяливали нацистскую форму? Сколько рабочих активистов было куплено буржуазией? Вопросы это, конечно, риторические. Единственное, что хотелось бы отметить: многие представители революционной интеллигенции отдали жизни за дело рабочего класса, и в партии большевиков никогда не возникал вопрос: не надо ли заменить Ленина или, скажем, Луначарского, на товарища с кристально чистым пролетарским происхождением?
В действительности, «интеллигентоненавистничество» среди левых во многом обусловлено той ролью, которую сыграла либеральная интеллигенция в событиях 1980-х — 1990-х годов. Все эти академики сахаровы, егоры гайдары и пр. достигли стойкого формирования рвотного рефлекса на слово «интеллигент». Добровольно вызвавшись быть языком переродившейся партхозноменклатуры и зарождающейся буржуазии, либеральные интеллигенты вызвали накопление колоссальной ненависти народных масс. И эта ненависть находит отражение в настроениях левых. Эта ненависть совершенно понятна, интеллигентские лакеи буржуазии заслуживают, безусловно, самого серьёзного наказания за свои преступления, но в чём-то она подобна злости человека на молоток, которым его ударили по лбу. Буржуазии такая ненависть весьма выгодна: во-первых, сама она остаётся в тени, отводя от себя подозрение. Подобно преступнику буржуазия подставляет своего подельника, а сама выходит сухой из воды. Смотрите, как ловко Путин и его окружение борются с либеральной оппозицией! Именно либеральные интеллигенты объявлены виновниками всех бед, выпавших на долю народа в ельцинское безвременье. Разумеется, проститутки от интеллигенции действительно вели себя отвратительно. Я помню то чувство ненависти, которое испытал, прочитав в 1993 году воззвание «раздавите гадину», призывающее Ельцина расстрелять защитников Дома Советов. Но простите, кроме подписантов воззваний были ещё и те, кто отдавал приказы, кто убивал, кто, в конце-концов, финансировал эту бойню. Почему о них стыдливо умалчивают? Не эти ли господа сегодня стоят за спиной «чистеньких» кремлевских чиновников? При этом буржуазия сознательно пытается распространить ненависть народа с пробуржуазной интеллигенции на интеллигенцию вообще.
Кстати говоря, а разве не было многомиллионных шахтёрских забастовок конца 80-х — начала 90-х в поддержку Ельцина? Или это либеральные интеллигенты стучали касками по мостовым?
Вторым, и не менее важным аспектом, является то, что, культивируя ненависть к интеллигенции вообще, реакция наносит удар по прогрессивным силам — ведь их мощь в союзе передовых мыслителей с народными массами. Не случайно черносотенный «Союз русского народа» в начале века главными своими врагами считал «жидов и интеллигентиков». Черносотенные погромщики, увидев на улице человека в очках, живо мазали ему лицо краской — «чтобы не считал себя умнее других». Эксплуатируя низменные, примитивные чувства народа, реакция наносит удар революции. «Он читает книги? Да он «заучка»! «Ботаник»! «Гнилой интеллигент»! Бей его!» Когда слышишь что-нибудь подобное из уст активиста левого движения, это звучит не иначе как «назло маме сяду в лужу». Тем более смешно, когда подобные сентенции или подобное отношение оправдывается «классовым чутьём» или чем-либо подобным. Классовое чутьё — это, конечно, хорошо, только вот без борьбы, организованной на действительно научных началах, грош ему цена. История знает множество примеров проявления классовой борьбы, и немногим меньше случаев, когда трудящиеся терпели поражение именно потому, что в своей борьбе были слепы. В средние века крестьяне избивали сборщиков налогов (вместо того, чтобы обратить свой гнев на феодалов), в XIX веке луддиты в Великобритании разрушали машины, которые лишали их работы (вместо того, чтобы нанести удар по капитализму с его бесчеловечным «рынком труда»), в XX веке в Германии рабочие дружно голосовали на выборах за национальный «социализм», в СССР миллионы трудящихся поддерживали Горбачёва и Ельцина в их «борьбе против зажравшейся номенклатуры». Все события 1980-х — 1990-х годов для сознательного рабочего как раз являются уроком того, что «классовое чутьё» лишённое поддержки «классового ума» штука весьма ненадёжная.
Революционные интеллигенты Маркс, Энгельс и Ленин не раз критиковали рабочих мыслителей — Прудона, Вейтлинга, Дицгена, и за дело критиковали. В работе «Что делать?» Ленин пишет: «История всех стран свидетельствует, что исключительно своими собственными силами рабочий класс в состоянии выработать лишь сознание тред-юнионистское, т. е. убеждение в необходимости объединяться в союзы, вести борьбу с хозяевами, добиваться от правительства издания тех или иных необходимых для рабочих законов и т. п. Учение же социализма выросло из тех философских, исторических, экономических теорий, которые разрабатывались образованными представителями имущих классов, интеллигенцией».
Частенько интеллигенцию у нас принято обвинять в «анархизме». Дескать, расхлябанная она, неорганизованная. Правда вот если бы в левом движении наравне с «анархистской» интеллигенцией маршировали бы «стройные батальоны пролетариата», если бы хотя бы те немногие рабочие, которые состоят в левых молодёжных организациях, показывали бы чудеса организованности и сознательности, если бы они, подобно рабочим выборгской стороны начала века по ночам штудировали «Капитал», тогда вопросов бы не было — действительно, зачем нам «анархистский» элемент, плетущийся в хвосте организационного строительства? Сейчас же ситуация выглядит совершенно иначе. «Борцы с интеллигенцией» как раз зачастую и представляют этот самый «анархистский» элемент. Например, песня «Вылезай, буржуй!», которая вызывает весьма бурный восторг у ряда членов организации — это типично анархистское произведение. «Ведь мы живём в колхозе «Заветы Октября» / И сейчас, скотина, зажарим мы тебя!» мне лично до боли напоминает «Убей буржуя / И будет твой завод / Убей банкира / И в**би в рот!» Действительно, какое веселье: крушить всё подряд, убивать, жарить на костре! Как раз в духе батьки Махно: позволяет отвести душу, хотя толку ровным счётом никакого.
Неприкрытой глупостью при подборе лозунгов (и не только) является стремление иных левых подчеркнуть свой радикализм за счёт выбора откровенно людоедских формулировок или обсценной лексики («Пытать и вешать, вешать и пытать», «Капитализм — дерьмо» и т. п.). Марксистский радикализм, в отличие от мелкобуржуазного, заключается не в том, чтобы браво перевешать всех буржуев и в меру своего воображения надругаться над их телами, а в том, чтобы радикальным образом перестроить общество, решительным образом сломать устаревшие производственные отношения. Выбирая откровенно жестокие лозунги такие левые, по сути, подыгрывают буржуазной пропаганде, которая стремится представить левых «монгольской дикою ордою». «Интеллигентоненавистники» сами очерняют себя в глазах молодой интеллигенции. Может быть, кто-то и думает, что, культивируя жестокость в своих лозунгах, мы привлекаем к себе «рабочую молодёжь», но в действительности это серьёзное заблуждение. Такие лозунги в состоянии привлечь разве что маргиналов и мелкобуржуазные элементы, которым в организации совершенно не место. Конечно, отсталые рабочие с неразвитым классовым сознанием, заражённые мелкобуржуазностью, могут «клюнуть» на призывы к насилию ради насилия. Однако к действительно революционному насилию такое насилие никакого отношения не имеет. Революционное насилие — это «меньшее зло», которое необходимо для освобождения трудящихся, находящихся под гнётом «большего зла».
Крайне негативным моментом в существующей практике является попытка «спуститься на уровень массы», упростить целый ряд вопросов. Интеллигенцию это отталкивает, а рабочих не привлекает. Передовые рабочие фальшь чувствуют очень хорошо, не говоря уже о том, что их интеллектуальный уровень левыми решительно недооценивается. По мнению многих товарищей, работающих сейчас на производстве, прогрессивные рабочие тянутся к просвещению, интересуются достижениями науки и техники, мечтают об обновлении машинного парка и т. д. У таких людей лозунги в духе «винтовки рабочим, всех прочих замочим» вызывают вполне объяснимое отторжение. Необходимо не «спускаться на уровень рабочих», а наоборот, способствовать их интеллектуальному росту. И сложные вещи можно (и нужно этому учиться!) объяснить простыми словами. Действительно знающие люди, революционные интеллигенты, а не балаболки, держащие себя высокомерно, могут завоевать авторитет у человека труда. А вот маргиналы с постоянными пьянками, «пытать и вешать, резать и убивать» у рабочих могут вызвать разве что чувство брезгливости.
История русской революции 1917 года показала, что начальным этапом развития социалистического движения является формирование костяка революционной интеллигенции. Именно с такого костяка начинается авангардная партия, которая в период подъёма рабочего движения становится партией массовой. Какое значение это имеет для нашей нынешней практики? Чрезвычайно важное. Пока не решены задачи самого первого этапа, пока в области революционной теории наблюдаются разброд и шатание, пока ещё не воспитан массовый пропагандист и агитатор, пока рядовой активист не в состоянии внятно объяснить, в чём же заключается механизм капиталистической эксплуатации и за какое общество мы боремся, никакого движения вперёд быть не может. Могут быть только левые секты, плетущиеся в хвосте рабочего движения. Они не в состоянии будут внести коммунистическое сознание в массы, а свято место пусто не бывает. Лишённые коммунистического сознания трудящиеся попадут под влияние буржуазии. Основная задача левых сегодня — принять решительное участие в работе с интеллигенцией. Фактически ставший перед организацией вопрос относительно стратегии дальнейшей работы напоминает ситуацию, когда в распоряжении человека оказался мешок картошки. У него есть выбор: либо съесть всю картошку, обрекая себя на неопределённое будущее, возможно даже на голодную смерть, или же, затянув потуже пояс, жить впроголодь, но всё-таки посадить как можно больше картошки в землю, потому что другого способа избавления от голода в будущем у него просто нет.
По сути дела пренебрежение к интеллигенции, равно как и к теоретической работе в организации (что также распространено повсеместно и, по сути, имеет те же корни), это современная реинкарнация программы «Рабочего дела». Критикуя «рабочедельцев» в работе «Что делать?» Ленин пишет: «К движению, ради его практического значения и практических успехов, примыкало немало людей, очень мало и даже вовсе не подготовленных теоретически. Можно судить поэтому, какое отсутствие такта проявляет «Раб. Дело», когда выдвигает с победоносным видом изречение Маркса: «каждый шаг действительного движения важнее дюжины программ». Повторять эти слова в эпоху теоретического разброда, это все равно, что кричать «таскать вам не перетаскать!» при виде похоронной процессии».
Понятно, что в интеллигентской среде есть множество классово чуждых элементов, в этой среде, наравне с прогрессивным, существует и реакционное, рядом с ростками нового общества здесь, порой, разбросаны куски зловонной мертвечины. Но революцию не делают в белых перчатках — путь к новому обществу не всегда выслан ковровой дорожкой.
Задача передовой интеллигенции — твёрдо стоять на позиции класса трудящихся. Задача передовых рабочих — уметь видеть в революционной интеллигенции своего верного союзника.
Тем более что мне представляется, что именно интеллигенция — учёные, врачи, учителя, те что работают в большом коллективе на «производстве», которое всё больше индустриализируется и коммерциализируется — и есть тот слой общества, к которому сейчас относится понятие пролетариата из марксистской теории (наряду с «классическими» фабрично-заводскими рабочими, конечно; но они более существенны для стран третьего мира). В том числе и потому, что в отношении всех прочих трудящихся они находятся в том же положении, что питерский рабочий для своих земляков из среднерусской деревни, выступают источником просвещения и передовых идей.