На заседании дискуссионного клуба «Валдай» президент РФ Владимир Путин сравнил методы тех, кто продвигает так называемые западные ценности, с большевистскими приемами. Также он обратил внимание на дискуссию о правах полов. «Дойдете до того, как и большевики предлагали не только кур обобществлять, но и женщин», — предупредил президент западных идеологов.Он напомнил о таких понятиях как «родитель номер один и два», о запрете термина «грудное молоко» с заменой на «человеческое молоко». Тут тоже уместно сравнение с новоязом советского времени, считает Путин.«Такого наворотили, что до сих пор икается под час», — оценил президент.————————-
 См. http://www.hrist-commun.ru/commun_zhicly.htmlГлава 3.  ОСЕВОЕ ВРЕМЯ ИСТОРИИ: ОБЩИНА – МОСТ МЕЖДУ РАСОВЫМИ ЦИКЛАМИИдея общности жен и детей при коммунизме:от Платона до Маркса-Энгельса и Ленина….

Семейная община как образец братских отношений в коммунистическом государстве.

Платон, Маркс и Энгельс

Много сарказма у противников коммунизма вызывает платоновская идея общности жен и детей в совершенном государстве. Поэтому придется отклониться от главной темы и подробно рассмотреть этот вопрос, поскольку эта идея извращается и выпячивается как безнравственная. Противники коммунизма видят в ней лишь свободу прелюбодеяний и беспорядочные половые связи.

Но Платон решал проблему, как реально объединить всех граждан государства в единую семью. Чтобы между ними установились действительно родственные отношения, не было разделения на «мое» и «твое», каждый заботился бы о всеобщем благе, а не о благополучии собственной семьи. Эта же проблема существует и в христианстве, где верующие называют друг друга «братьями и сестрами», но при этом до сих пор разделяют «твое» и «мое». Эта же проблема остается и при социализме.

Но в то же время у нас до сих пор сохраняется трогательный обычай: представители старшего поколения обращаются к младшим, даже незнакомым, как к своим детям — со словами «дочка», «сынок», а младшие обращаются к старшим, как к своим родителям, — со словами «батя», «отец», «мать».

Как писал в свое время Энгельс в работе «Происхождение семьи, частной собственности и государства», такое же обращение существует, несмотря на моногамные семьи, у американских индейцев, а также у древнейших обитателей Индии, дравидских племен Декана и племен гаура в Индостане. А на Гавайских островах еще в первой половине 19 в. существовала форма семьи, в которой были точно такие отцы и матери, братья и сестры, сыновья и дочери и т.п., каких требуют американская и древнеиндийская системы родства. Изучение первобытной истории показывает такое состояние родства, при котором мужья живут в многоженстве, а их жены одновременно — в многомужестве, и поэтому дети тех и других считаются общими детьми их всех.

И далее Энгельс пишет:

«Патриархальная домашняя община, встречающаяся теперь еще у сербов и болгар под названием Zadruga (примерно означает содружество) или Bratstvo (братство) и в видоизмененной форме у восточных народов, образовала переходную ступень от семьи, возникшей из группового брака и основанной на материнском праве, к индивидуальной семье современного мира… Южнославянская задруга представляет собой наилучший еще существующий образец такой семейной общины. Она охватывает несколько поколений потомков одного отца вместе с их женами, причем все они живут вместе одним двором, сообща обрабатывают свои поля, питаются и одеваются из общих запасов и сообща владеют излишком дохода. Община находится под высшим управлением домохозяина (domacin), который… избирается и отнюдь не обязательно должен быть старшим по возрасту… Но высшая власть сосредоточена в семейном совете, в собрании всех взрослых членов общины, как женщин, так и мужчин. Перед этим собранием отчитывается домохозяин; оно принимает окончательные решения, вершит суд над членами общины, выносит постановления о более значительных покупках и продажах — особенно когда дело касается земельных владений — и т. д. Только приблизительно десять лет тому назад было доказано, что такие большие семейные общины продолжают существовать и в России; теперь общепризнано, что они столь же глубоко коренятся в русских народных обычаях, как и сельская община. Они фигурируют в древнейшем русском сборнике законов, в “Правде” Ярослава, под тем же самым названием (vervj), как и в далматинских законах, и указания на них можно найти также в польских и чешских исторических источниках. У германцев также… хозяйственной единицей первоначально являлась… “домашняя община”, состоящая из нескольких поколений со своими семьями и притом довольно часто охватывающая и несвободных. Римскую семью также относят к этому типу… У кельтов также, по-видимому, существовали подобные семейные общины в Ирландии; во Франции они сохранились в Ниверне вплоть до французской революции под названием parconneries, а во Франш-Конте они и до настоящего времени еще не совсем исчезли. В районе Луана (департамент Соны и Луары) встречаются большие крестьянские дома с общим высоким, доходящим до самой крыши центральным залом и расположенными вокруг него спальнями, в которые поднимаются по лестницам в 6-8 ступенек и где живет несколько поколений одной и той же семьи. В Индии домашняя община с совместной обработкой земли упоминается уже Неархом в эпоху Александра Великого и она существует еще и теперь в той же местности, в Пенджабе, и на всем северо-западе страны. На Кавказе Ковалевский сам смог доказать ее существование. В Алжире она еще существует у кабилов. Она встречалась, по-видимому, даже в Америке… В Перу ко времени его завоевания существовало нечто вроде маркового строя… Во всяком случае патриархальная домашняя община с общим землевладением и совместной обработкой земли приобретает теперь совсем иное значение, чем раньше. Мы уже не можем подвергать сомнению ту важную роль, которую она играла у культурных и некоторых других народов Старого света при переходе от семьи, основанной на материнском праве, к индивидуальной семье… Она была также переходной ступенью, из которой развилась сельская община, или община-марка, с индивидуальной обработкой земли отдельными семьями и с первоначально периодическим, а затем окончательным разделом пахотной земли и лугов…»

Маркс, посвятивший последнее десятилетие своей жизни изучению эволюции общин, отмечал, что если все более ранние первобытные общины покоятся на кровном родстве; то земледельческая община была первым социальным объединением людей свободных, не связанных кровными узами. К этому типу принадлежит и русская сельская община. Добавим, что кровно-родственные узы уже сменились религиозным родством.

* * *

Вернемся снова к Платону. В свое время он был не единственный, кто думал над тем, как снова породнить людей. А.Ф. Лосев отмечает, что Геродот (484 – 425 до н.э.) писал о племени агафирсов, которое имеет общность жен, «чтобы всем быть БРАТЬЯМИ МЕЖДУ СОБОЙ И РОДНЫМИ и не возбуждать друг в друге НИ ЗАВИСТИ, НИ ВРАЖДЫ». В этом и заключается суть платоновской идеи общности жен и детей.

Многие античные авторы идеализировали «первобытный» коммунизм, который для них означал вовсе не то «первобытное стадо» людей, каким он представляется современным ученым, а нечто гораздо большее и интересное. Античные мудрецы знали о сыновьях богов и героях, о затонувшей Атлантиде, о золотом веке, в отличие от современного железного («лукавого века сего», по словам Ап. Павла), и о грядущем возвращении прекрасного прошлого. Так, в диалоге «Кратил» 397с – 398, Платон устами Сократа говорит о даймонах, героях и людях. По рассказу Гесиода, даймоны были первым и золотым поколением — это достойный и славный, разумный, всезнающий род. Даймоны охраняют на земле людей. (Голос одного из даймонов направлял самого Сократа, который обладал яснослышанием). Людей Гесиод называет родом железным. А род героев – это полубоги, рожденные от любви богов и смертных. Герои были мудрецами и искусными риторами, а к тому же еще и диалектиками, умевшими ловко ставить вопросы, искусными в спорах (…)

Идея родства людей при коммунизме через общность жен и детей:  от Платона до Маркса-Энгельса и Ленина

Коммунизм циклически возрождается, но на более высокой ступени.

После этого не удивительно, что учитель эволюции Платон, знавший о повторении циклов, тоже привлекал внимание современников к былой общности людей. Ведь восхождение к совершенству происходит через очищение сознания человека от частнособственнической психологии, стяжательства, заботы о личных материальных выгодах и т.д. И Платон видел в былой общности жен и детей много положительного для коммунистического государства, особенно в отношении тех, кто стоит на страже закона и государства. Платон говорит устами Сократа:

«…[Чтобы стражи закона и государства] не разнесли в клочья государство, что обычно бывает, когда люди считают своим не одно и то же, но каждый — другое: один тащит в свой дом все, что только может приобрести, не считаясь с остальными, а другой делает то же, но тащит уже в свой дом; жена и дети у каждого свои, а раз так, это вызывает и свои, особые для каждого радости или печали. Напротив, при едином у всех взгляде насчет того, что считать своим, все они ставят перед собой одну и ту же цель и по мере возможности испытывают одинаковые состояния, радостные или печальные… Тяжбы и взаимные обвинения разве не исчезнут у них, попросту говоря, потому, что у них НЕ БУДЕТ НИКАКОЙ СОБСТВЕННОСТИ, кроме своего тела. Все остальное у них ОБЩЕЕ. Поэтому они не будут склонны к распрям, которые так часто возникают у людей из-за имущества или по поводу детей и родственников».

Одним словом, необходимо упразднить наследование — основу неравенства. В Учении Живой Этики тоже сказано: «Сознательная община исключает двух врагов общественности, а именно — НЕРАВЕНСТВО и НАСЛЕДОВАНИЕ. Всякое неравенство ведет к тирании. Наследование является компромиссом и вносит гниение в основы».

Чтобы породнить граждан а государстве, Платон предлагал такой выход. В период деторождения «жёны должны быть общими», дети тоже «должны быть общими, и пусть отец не знает, какой ребенок его, а ребенок — кто его отец… [Тогда] всех родившихся за то время, когда их матери и отцы производили потомство, ОНИ БУДУТ НАЗЫВАТЬ СВОИМИ СЕСТРАМИ И БРАТЬЯМИ». Но общность жен не значит разврат — «было бы нечестиво допустить беспорядочное совокупление или какие-нибудь такие дела». Соединение полов имеет целью произведение потомства. Потом можно вступать в священный брак, но уже без рождения потомства. Потому что собственнические интересы являются причиной порчи нравов. «И разве не оттого происходит это в государстве, что невпопад раздаются возгласы: «Это — мое!» или «это — не мое!»? Но когда большинство единогласно, там, значит, наилучший государственный строй. Такое государство «ближе всего по своему состоянию к отдельному человеку: например, когда кто-нибудь из нас ушибет палец и все совокупное телесное начало напрягается в направлении к душе как единый строй, подчиненный началу, в ней правящему, она вся целиком ощущает это и сострадает части, которой больно; тогда мы говорим, что у этого человека болит палец. То же выражение применимо к любому другому [ощущению] человека — к страданию, когда болеет какая-либо его часть, и к удовольствию, когда она выздоравливает… Когда один из граждан такого государства испытывает какое-либо благо и зло, такое государство обязательно скажет, что это его собственное переживание, и всё целиком будет вместе с этим гражданином либо радоваться, либо скорбеть».

И тогда, «с кем бы из них [правителей] он ни встретился, он будет признавать в них брата, сестру, отца, мать, сына, дочь или их детей либо дедов». Закон предпишет им «придерживаться только родственных обращений и вести себя соответственно обращениям, — например, по отношению к своим отцам соблюдать все то, что в обычае относительно отцов вообще, то есть быть почтительными, заботиться о них и должным образом слушаться родителей под страхом того, что не будет им добра ни от богов, ни от людей, если они поступят иначе: в последнем случае их поведение будет и нечестивым, и несправедливым. Эти ли речи из уст всех граждан или какие-нибудь иные будут у тебя оглашать слух даже самых малых детей относительно тех отцов, которых им укажут, и остальных родичей?… Из всех государств только у граждан этого государства мощно звучало бы в один голос: “Мои дела хороши!” или “мои дела плохи!”, если у одного какого-то гражданина дела идут хорошо или плохо… С такими взглядами и выражениями сопряжены и ОБЩИЕ РАДОСТЬ ИЛИ ГОРЕ… Не это ли служит причиной общности жен и детей у стражей [закона и государства]?.. Но ведь мы согласились, что для государства это величайшее благо: мы уподобили благоустроенное государство ТЕЛУ, страдания или здоровье которого зависят от состояния его частей. Значит, оказалось, что причиной величайшего блага для нашего государства служит общность детей и жен у его защитников .. Ведь мы как-то сказали, что у стражей [закона и государства] не должно быть ни собственных домов, ни земли и вообще никакого имущества: они получают пропитание от остальных граждан как плату за свою сторожевую службу и сообща всё потребляют, коль уж они должны быть подлинными стражами [закона и государства]… Люди станут жить друг с другом во всех отношениях мирно… А так как распри между ними исключаются, нечего бояться, что остальная часть государства будет с ними не в ладах и что там возникнут внутренние раздоры. Мне как-то неловко даже и упоминать о разных мелких неприятностях, от которых они избавятся, например, об угодничестве бедняков перед богачами, о трудностях и тяготах воспитания детей, об изыскании денежных средств, необходимых для содержания семьи, когда людям приходится то брать в долг, то отказывать другим, то, раздобыв любым способом деньги, хранить их у жены или у домочадцев, поручая им вести хозяйственные дела; словом, друг мой, тут не оберешься хлопот, это ясно, но не стоит говорить о таких низменных вещах».

Общность имущества и охраны, общность жен, детей и воспитания детей касается также остальных граждан.

Идею Платона можно сформулировать так: через общность жен и детей перейти от родства по плоти к духовному родству, которое уже проповедовал Христос. И, как видно, Апостол Павел хорошо знал «Государство» Платона. Ведь он только повторял его мысли, когда писал верующим: «Будьте единодушны и единомысленны», «Мы, многие, составляем ОДНО ТЕЛО во Христе, а порознь один для другого члены… И если ухо скажет: я не принадлежу к телу, потому что я не глаз, то неужели оно потому не принадлежит к телу? Если все тело глаз, то где слух? Если все слух, то где обоняние?… Но Бог соразмерил тело, внушив о менее совершенном большее попечение, дабы не было разделения в теле, а все члены одинаково заботились друг о друге. Посему, страдает ли один член, страдают с ним все члены; славится ли один член, с ним радуются все члены».

Что же касается жен, то и в христианском Царстве Небесном, по словам Христа, «не будут ни жениться, ни замуж выходить, но будут, как Ангелы на небесах». То есть, надо полагать, брака и семьи там тоже не будет. И все будут духовными братьями и сестрами. Но это в будущем, а до тех пор Павел, как и Платон, заповедовал моногамию и супружескую верность.

* * *

Однако идея общности жен при коммунизме смущала и самого Платона. Он выражал ее устами неуверенного, сомневающегося, ищущего Сократа:

«Если бы я доверял себе и считал, будто знаю то, о чем говорю, тогда твое утешение было бы прекрасно: кто знает истину, тот в кругу понимающих и дорогих ему людей говорит смело и, не колеблясь о самых великих и дорогих ему вещах; но когда у человека, как у меня, сомнения и поиски, а он выступает с рассуждениями, шаткое у него положение и ужасное — не потому, что я боюсь вызвать смех (это было бы просто ребячеством), а потому, что, пошатнув истину, я не только сам свалюсь, но увлеку за собой и своих друзей; у нас же речь идет о том, в чем всего менее должно колебаться. Я припадаю к Адрастее, Главкон, ради того, что собираюсь сказать! Надеюсь, что стать невольным убийцей все же меньшее преступление, чем сделаться обманщиком в деле прекрасного, благого, справедливого и законного; такой опасности лучше уж подвергаться среди врагов, чем в кругу друзей».

Обычай близкородственных браков называют персидским и приписывают его зороастризму, с которым, повторим, был знаком и Платон. Действительно, такие браки засвидетельствованы у персов (но, заметим, не у мидян). Так, Геродот рассказывает, что Камбиз женился на своих двух сестрах; однако, как уже отмечалось, Камбиз принадлежал к неарийской ветви Ахеминидов. Сирийский автор Бардесан называл браки с родственниками персидским обычаем, но этот обычай явно не арийский. Ведь если в эпоху индоиранского единства вера арийцев была единой, то следует принять во внимание, что в самой ранней из индийских Вед – Ригведе кровосмешение осуждается: «Любовное [объятие], неподобающее для брата и сестры…» (РВ 5.19.4). Близкородственные браки не могли рекомендоваться и в учении Зороастра, но такая рекомендация возможна в позднейшем искаженном его толковании (может быть, уже под влиянием самого Платона — он написал «Государство» в 360 г. до н.э., т.е. около полутора века спустя после Зороастра). Действительно, такие браки разрешались, а в отдельных случаях даже рекомендовались в позднейшем зороастризме, особенно в эпоху Сасанидов (224-651). Так, в «Символе веры зороастризма», который был составлен не самим Зороастром, а уже после его кончины, в пункте 9 имеются слова относительно брака, но и они считаются позднейшей вставкой, и в некоторых редакциях отсутствуют вовсе. Переводятся они по-разному. В переводе И.М. Стеблин-Каменского они переданы так: «Славлюсь Верой… брачно-родственной…». В.И. Абаев дает более правдоподобный перевод: «Клятвою обязуюсь… заключать браки между своими; артовской [т.е. истинной] Вере, которая из всех существующих и будущих (вер) величайшая, лучшая и светлейшая, которая ахуровская, заратуштровская». Вторая часть предложения явно не закончена. Естественно и логично было бы понять эти слова как «браки между своими по артовской Вере [Святого Духа]», т.е. между своими по духу, а не по плоти. Такое прочтение не противоречит и родственному учению Христа — ведь христиане тоже называются братьями и сестрами по духу, и в братской любви отдается предпочтение своим по вере: «будем делать добро всем, а наипаче своим по вере».

При многострадальной судьбе Авесты искажение первоначального учения Зороастра весьма возможно. По преданию, в 4-м веке до н.э. текст Авесты, записанный на воловьих шкурах (по другой версии – на досках), был уничтожен Александром Македонским, разгромившим персидскую державу, и зороастрийским жрецам пришлось восстанавливать его по памяти. Ученые предполагают, что письменного канона Авесты еще не существовало в 300-200 гг. до н.э. и в последующее раннепарфянское время. Первая кодификация Авесты была произведена лишь при Аршакидах (1—3 вв.).

В вопросе о близкородственных браках в зороастризме следует принять во внимание и то, что ученик Зороастра Пифагор проповедовал моногамию и супружескую верность, а сам придерживался воздержания. Так, Флавий Филострат младший (3 в. н. э.) свидетельствует: «…Касательно пресловутого Пифагорова изречения о том, что не следует сходиться с другой женщиной, кроме как со своей женой, он [Аполлоний Тианский] говорил, что Пифагор сказал это для прочих, но не для него, ибо он-то никогда не вступит в брак или в иную любовную связь». 139 Климент Александрийский также писал: «…Пифагорейцы, как говорят, воздерживались от сексуального общения. По-моему же, они допускали половое сношение для того, чтобы родить детей, и стремились ограничить сексуальные удовольствия после того, как оно осуществилось». 140

 

Платон проповедовал ту же восточную доктрину, что и Пифагор, следовательно, между их учениями не должно быть противоречий. Как писал Василевс Константин (4 в. н. э.): «Подражая ей [мудрости], Пифагор настолько прославился своим воздержанием, что и воздержаннейшему Платону служил образцом умеренности». 141

* * *

Очевидно, и сам Платон, проповедовавший чисто духовную любовь между людьми, свободную от всяких сексуальных импульсов (отсюда выражение «платоническая любовь»), сомневался в идее общности жен при коммунизме. И это понятно: Платон знал наверняка, что такая общность существовала в прошлом, но не был уверен, что она необходима в будущем, на более высокой ступени.

Описывая другой, низший тип государственного строя, предшествующий коммунизму, Платон устами афинянина, в котором угадывается он сам, проповедует строго моногамные отношения:

«Гражданам нашим не подобает быть хуже птиц и многих других животных, рожденных в больших стадах, которые вплоть до поры деторождения ведут безбрачную, целомудренную и чистую жизнь. Когда же они достигают должного возраста, самцы и самки по склонности соединяются между собою попарно и все остальное время ведут благочестивую и справедливую жизнь, оставаясь верными своему первоначальному выбору. Наши граждане должны быть лучше животных. Однако, если их развратят остальные эллины и большинство варваров, у которых они увидят так называемую беспутную Афродиту и услышат о ее великой силе, тогда стражам законов придется стать законодателями и придумать для них другой закон… Он с помощью труда будет по возможности умерять развитие удовольствий, сдерживая их наплыв и рост и давая потребностям тела противоположное направление… Если будет на то воля бога, мы, весьма возможно, принудим соблюдать в любви одно из двух: либо пусть гражданин не смеет касаться никого из благородных и свободнорожденных людей, кроме своей законной жены; пусть он не расточает своего семени в незаконных, не освященных религией связях с наложницами, а также в противоестественных и бесплодных связях с мужчинами. Или же мы совершенно исключим связи с мужчинами, а что касается связей с женщинами, то если кто помимо жены, вступившей в его дом с ведома богов, путем священного брака, станет жить с другими женщинами, купленными или приобретенными иным каким-либо способом, причем это явно обнаружится перед всеми мужами и женами, то мы как законодатели, думается мне, правильно сделаем, лишив его всех почетных гражданских отличий как человека, действительно чуждого нашему государству».

Как видим, сомневающийся Платон предполагал общность жен лишь в будущем коммунистическом обществе, среди более совершенных людей, у которых высший, божественный разум властвует над животными инстинктами и страстями. Сама же общность жен при коммунизме, по замыслу Платона, служит лишь задачам сплочения народа в единую семью. Важна не столько общность жен, сколько общность детей — коммунистическое общество несет коллективную ответственность за детей и их общественное воспитание в духе равенства и братства.

Однако до такого общества нужно еще дорасти. А потому для низших типов государства, в том числе и для социалистического, Платон предписывал строго моногамные отношения и супружескую верность.

* * *

Несмотря на такую последовательность типов государства и сомнения Платона в самой идее общности жен в коммунистическом будущем, эта идея была сразу подхвачена как ее сторонниками, так и противниками, и зажила самостоятельной жизнью, иногда прямо противоположной той, которую имел в виду Платон. Вот что пишет в своем устрашающем антикоммунистическом обзоре И.Р. Шафаревич:

«Чтобы дать первое представление о масштабах этого явления [социализма] и месте, которое оно занимает в истории человечества, приведем два примера. Мы рассмотрим изложения двух учений, подходящих пoд категорию хилиастического социализма, данные их современниками. При этом постараемся извлечь из них картину будущего общества, к которому они зовут, оставляя пока в стороне как мотивировку, так и рекомендуемые конкретные пути достижения этого идеала.

Первый пример переносит нас в Афины в 392 г. до Р.Х. На празднике Великих Дионисий Аристофан представил свою комедию “Законодательницы”, в которой было изображено модное тогда среди афинян учение. Содержание комедии таково: переодевшись мужчинами и подвязав бороды, афинские женщины приходят в народное собрание и там большинством голосов проводят постановление, передающее всю власть в государстве женщинам. Эту власть они используют, чтобы провести систему мероприятий, которые излагаются в диалоге между предводительницей женщин Праксагорой и ее мужем Блепиром. Вот несколько цитат:

Праксагора: Утверждаю: все сделаться общим должно и во всем пусть участвует каждый… Мы общественной сделаем землю, всю для всех, все плоды, что растут на земле, всё, чем собственник каждый владеет.

Блепир: Как же тот, у кого ни сажени земли, но зато серебро и червонцы, и сокровища скрытые?

Праксагора: Все передать он обязан на общее благо… Для всех будет общим хозяйство. Весь город будет общим хозяйством. Все прикажем снести: переборки и стены разрушим, чтобы к каждому каждый свободно ходил… Знай, и женщин мы сделаем общим добром, чтоб свободно с мужчинами спали и детей, по желанью, рожали от них (…) А твоею всегдашней заботой станет вот что: чуть долгая тень упадет, нарядившись идти на попойку…Изобилие и счастье готовим мы всем, чтоб в веселом хмелю, на затылке венок, возвращался бы каждый с лучиной в руке, чтобы в улочках узких, толпясь и теснясь, догоняли бы женщины пьяных гуляк и кричали: “Дружок, заворачивай к нам, расчудесная девочка ждет тебя здесь!”»

Шафаревич ассоциирует эту комедию Аристофана с учением марксизма:

«Читатель, конечно, уже стал различать многие черты хорошо знакомого ему учения. Попытаемся уточнить возникающие ассоциации и для этого рассмотрим:

Второй пример — изложение марксизма в его классической программе ”Манифест коммунистической партии”… Мы видим, что под разными одеждами — гегельянской фразеологией Маркса и буффонадой Аристофана — скрывается почти одна и та же программа:

1) Уничтожение частной собственности;

2) Уничтожение семьи, то есть общность жен и разрыв связей родителей и детей;

3) Крайнее чисто материальное благополучие (…)

Перед нами выступает комплекс идей, отмеченный некоторыми поразительно устойчивыми чертами, сохранившимися почти неизменными от античности до наших дней».

Прослеживая эстафету коммунистической идеи от античности до Средневековья, Шафаревич отмечает общность жен даже среди отдельных христиан:

«В эллинскую эпоху возникла обширная полусерьезная, полуразвлекательная утопическая социалистическая литература… Одним из наиболее ярких является описание… государства, расположенного на “солнечных островах” (по-видимому, в Индийском океане). Государство это объединяет социалистические общины, в каждой из которых 400 человек. Для всех членов общества обязателен труд… “Брака они не знают, вместо него господствует общность жен; дети воспитываются сообща, как принадлежащие всем и любимые одинаково всеми. Часто случается, что кормилицы меняют между собой младенцев, которых они кормят, так что даже матери не могут узнать своих детей” (…)

В течениях и сектах, группировавшихся вокруг только что появившегося христианства, часто в том или ином виде играли роль социалистические идеи. Уже в I в. после Р. Х. возникла секта николаитов, проповедовавшая общность имущества и жен. Христианский писатель Эпифаний считает ее основателем Николая, одного из семи диаконов, избранных общиной учеников апостолов в Иерусалиме, как об этом рассказывается в “Деяниях апостолов” (гл. VI, ст. 5). Ириней Лионский и Климент Александрийский описывают гностическую секту карпократиан, возникшую в Александрии во II в. после Р. Х… Члены этой секты, которая распространилась вплоть до Рима, жили на началах полной общности, включая общность жен.

Появление манихейства привело к возникновению большого числа сект, исповедовавших учения социалистического характера. О существовании таких сект в конце III и начале IV вв. сообщает бл. Августин.

Манихейского происхождения было и движение Маздака… Маздак учил, что противоречия, гнев и насилие возникают из-за женщин и материальных благ. “Поэтому он сделал доступными женщин и общими материальные блага и предписал, чтобы все в этом имели одинаковую часть, как в воде, огне и пастбищах”, — говорит персидский историк Мухаммед ибн Гарун. Движение захватило всю страну…

Мы встречаемся здесь с новым явлением: социалистические учения проникают в толщу народа, “овладевают массами”. Такого не знала античность, но это характерно для Средних веков, к которым и хронологически нас подводит движение Маздака», — заключает И.Р. Шафаревич.

Приведем здесь слова самого Климента Александрийского о перегибах отдельных христианских гностиков:

«Последователи Карпократа и Епифана учили об общности жен, позоря тем самым имя Христа… Отец [Епифана], помимо базового образования, научил его платонизму… В своей книге О Справедливости он (Епифан) говорит так: «Божественная справедливость – это определенного рода социальное равенство… Бог… не различает между богатым и бедным, простолюдином и правителем, глупцом и разумным, женщиной и мужчиной, свободным и рабом. Не делает он исключения и для бессловесных животных, проливая (свет) в равной мере на всех тварей, не важно, злых или добрых, и таким образом устанавливает справедливость, поскольку никто не может иметь больше света, чем другие, или же утащить свет у своего соседа, чтобы у него было в два раза “светлее”. Как солнце способствует произрастанию пищи для всего живого, так и общая справедливость не обделяет никого и дается всем в равной мере. Отдельному быку достается то же, что и  всему их роду, отдельной свинье все, что положено свиньям, а отдельной овце – все, что причитается всему их роду, и так далее. Итак, справедливость для них – это общность [всего]. Семена всех растений, согласно их родам, равномерно рассеваются по земле и являются общей пищей для всех травоядных животных. Все это не подчиняется никакому закону, дано всем в равной мере и кружится в складном танце, по щедрости того, кто все дает и всем управляет… Все живые существа осеменяют и рождают, кто как пожелает, поскольку [чувство] равноправия заложено в них самой справедливостью. Создатель всего и Отец, руководствуясь принципом справедливости, дал каждому по “глазу”, чтобы смотреть, не различая между женским и мужским или разумным и неразумным. Он не внес никаких различий, но взирает на всех в равной мере и одинаково, заботясь, чтобы все имели равную долю. Законы же, – говорит он далее, – будучи не в силах пресечь людское неразумие, сами способствует беззаконию. Частная собственность, защищаемая законами, разрушает и дробит универсализм божественного закона»… Он полагает, что различие между «моим» и «твоим» произошло благодаря закону, так что плоды земли, вещи и жены перестали быть общими. «Общими он создал виноградники, не запрещая пользоваться ими ни воробьям, ни ворам. То же относится и к зерну, и к другим плодам. Именно это искажение принципа общности всего и утверждение частной собственности привело к идее воровства плодов и животных.142 И если Бог создал все общим для всех людей, то это относится также и к женщинам, и к мужчинам: и они имеют право сходиться, кто с кем желает, как это делают все животные, руководствуясь врожденным принципом равенства и справедливости. Но те, кто воспитаны в таких обычаях, отрицают общность, которая объединяет все живое, говоря: “Мужчина должен жениться на одной женщине и жить только с нею”. Но ведь каждый должен делиться всем, что имеет, со всеми; так поступают все животные». После этих слов, которые я процитировал буквально, он продолжает в том же духе… Подозреваю, что он превратно понял сказанное Платоном в Государстве о том, что жены должны быть общими. На самом деле это значит, что до замужества все женщины должны быть доступны каждому, кто их пожелает, подобно тому, как театр открыт для всех зрителей, однако после замужества женщина принадлежит одному мужчине и не является общей собственностью (…)

Стремление к общности есть хорошее дело, если оно касается денег, еды или одежды, но они используют это понятие нечестиво и прилагают ко всевозможным сексуальным развлечениям… О безбожные дела! Эти коммунисты, провозвестники сексуальной свободы и братья по разврату, перевирают слова спасителя. Они – позор не только для философии, но для всего уклада человеческой жизни, извращающие истину, а точнее, роняющие ее настолько низко, насколько это возможно. Иерофанты телесных желаний и группового секса, неужели они и вправду желают достичь таким путем царствия небесного?!  Коммунизм такого рода ведет лишь в публичный дом, свиньи и козлы будут там их друзьями, а шлюхи будут там править, принимая без разбора всех, домогающихся исполнения своих желаний. (2) “Но вы неправильно познали Христа (ведь вы слышали его и в нем учились, ибо истина во Христе). Отложите прежнего ветхого человека, истлевающего в похотливых страстях. Обновитесь силою духовного ума и облекитесь в нового человека, созданного по Богу в праведности и святости истины», уподобившись тем самым Богу…”143 «Евангелие и апостолы заповедуют нам ради избавления от бремени греха и выведения души из смятенного состояния налагать оковы на тело, отрекаться от себя, умерщвлять своего ветхого человека, испорченного похотью, и вызывать к жизни человека нового». 144

 

Климент ставит в пример отношение истинного гностика к семье: «…После произведения на свет детей, гностик воспринимает свою жену как сестру, как будто бы они имели общего отца. Точно так же и она обращается к нему как к мужу только с целью рождения детей. И она ему в действительности является сестрой, поскольку, если отвлечься от телесного начала, которое разделяет и ограничивает знание, их духовные сущности окажутся одинаковыми. Ведь души сами по себе равны и не являются ни мужскими, ни женскими, не женятся и не выходят замуж. И женщина не превращается в мужчину, но став совершенной, утрачивает в равной мере и женское и мужское… Укротивший свои страсти и достигший апатии, уже здесь, благодаря своей добродетели и гностическому совершенству, становится “равным ангелам”. Светоносный подобно Солнцу и излучающий добро, силою божественной любви он приближается в своем праведном знании к тому святому состоянию, которое свойственно самим апостолам».145

 

Примечательно, что в этом переводе, выполненном Е. В. Афонасиным, христианские сектанты, хотя еще во многом остающиеся ветхими людьми, но являющиеся приверженцами равенства, справедливости и общей собственности, названы коммунистами.

* * *

Ко времени появления марксизма идея общности жен — понимаемая не в будущем коммунистическом государстве, а «здесь и теперь», прежде собственного совершенства, — уже получила многих приверженцев. Обвинения в намерении уничтожить семью и ввести общность жен были обращены и на марксистов. В «Принципах коммунизма» Энгельсу пришлось отвечать на вопрос, какое влияние на семью окажет коммунистический строй. И Энгельс утверждает:

«Отношения полов станут исключительно частным делом, которое будет касаться только заинтересованных лиц, и в которое обществу нет нужды вмешиваться. Это возможно благодаря устранению частной собственности и общественному воспитанию детей, вследствие чего уничтожаются обе основы современного брака, связанные с частной собственностью, — зависимость жены от мужа и детей от родителей. В этом и заключается ответ на вопли высоконравственных мещан по поводу коммунистической общности жен. Общность жен представляет собою явление, целиком принадлежащее буржуазному обществу и в полном объеме существующее в настоящее время в виде проституции. Но проституция основана на частной собственности и исчезнет вместе с ней. Следовательно, коммунистическая организация вместо того, чтобы вводить общность жен, наоборот, уничтожит ее».

Сегодня уже никому в голову не приходит возмущаться идеей общественного воспитания детей в дошкольных и школьных учреждениях – оно не только не отвергается всеми, но и крайне желательно. А опыт социализма показывает преимущества коммунистического воспитания детей перед буржуазным. Но тогда Марксу и Энгельсу пришлось снова возвращаться в «Коммунистическом манифесте» к этим обвинениям:

«Уничтожение семьи! Даже самые крайние радикалы возмущаются этим гнусным намерением коммунистов.

На чем основана современная, буржуазная семья? На капитале, на частной наживе. В совершенно развитом виде она существует только для буржуазии; но она находит свое дополнение в вынужденной бессемейности пролетариев и в публичной проституции.

Буржуазная семья естественно отпадает вместе с отпадением этого ее дополнения, и обе вместе исчезнут с исчезновением капитала.

Или вы упрекаете нас в том, что мы хотим прекратить эксплуатацию детей их родителями? Мы сознаемся в этом преступлении.

Но вы утверждаете, что, заменяя домашнее воспитание общественным, мы хотим уничтожить самые дорогие для человека отношения.

А разве ваше воспитание не определяется обществом? Разве оно не определяется общественными отношениями, в которых вы воспитываете, не определяется прямым или косвенным вмешательством общества через школу и т. д.? Коммунисты не выдумывают влияния общества на воспитание; они лишь изменяют характер воспитания, вырывают его из-под влияния господствующего класса.

Буржуазные разглагольствования о семье и воспитании, о нежных отношениях между родителями и детьми внушают тем более отвращения, чем более разрушаются все семейные связи в среде пролетариата благодаря развитию крупной промышленности, чем более дети превращаются в простые предметы торговли и рабочие инструменты.

Но вы, коммунисты, хотите ввести общность жен, — кричит нам хором вся буржуазия.

Буржуа смотрит на свою жену как на простое орудие производства. Он слышит, что орудия производства предполагается предоставить в общее пользование, и, конечно, не может отрешиться от мысли, что и женщин постигнет та же участь.

Он даже и не подозревает, что речь идет как раз об устранении такого положения женщины, когда она является простым орудием производства.

Впрочем, нет ничего смешнее высокоморального ужаса наших буржуа по поводу мнимой официальной общности жен у коммунистов. Коммунистам нет надобности вводить общность жен, она существовала почти всегда.

Наши буржуа, не довольствуясь тем, что в их распоряжении находятся жены и дочери их рабочих, не говоря уже об официальной проституции, видят особое наслаждение в том, чтобы соблазнять жен друг у друга.

Буржуазный брак является в действительности общностью жен. Коммунистам можно было бы сделать упрек разве лишь в том, будто они хотят ввести вместо лицемерно-прикрытой общности жен официальную, открытую. Но ведь само собой разумеется, что с уничтожением нынешних производственных отношений исчезнет и вытекающая из них общность жен, т. е. официальная и неофициальная проституция».

И.Р. Шафаревич отмечает, что предпоследнее предложение «явно оставляет впечатление, что последний-то упрек — принимается. Ведь фраза эта доставила потом так много хлопот, потребовала столь многочисленных “пояснений”. Одним из отражений созданных ею трудностей является то, что вышеприведенная цитата взята из 1-го издания “Собрания сочинений” Маркса и Энгельса (1929 г.), а во втором издании (1955 г.) слова “что они” заменены на “будто они”. Почему было сразу не объявить эти обвинения клеветой буржуазии? И что замечательнее всего, такая мысль приходила в голову! Именно так и говорит Энгельс в “Принципах Коммунизма” — его первом варианте “Манифеста”. Но потом он встретился с Марксом и текст был изменен...»

«Коммунистический Манифест» был написан в 1848 г. По-видимому, в то время причиной неопределенности Маркса и Энгельса в вопросе общности жен послужила неуверенность самого Платона, а также то, что к тому времени эта идея уже стала популярной в коммунистическом движении. Марксу и Энгельсу еще предстояло осмыслить это явление, дать ему правильную оценку и найти правильное решение. Шафаревич же представляет дело таким образом, будто в «Манифесте» раз и навсегда изложена зловредная программа коммунистов в отношении семьи, что, по Шафаревичу, значит именно: «уничтожение семьи, то есть общность жен и разрыв связей родителей и детей». Уничтожение буржуазной семьи Шафаревич представляет как уничтожение семьи вообще. И в этом собственном мрачном свете он рассматривает все мировое социалистическое движение, предвзято и тенденциозно занимается подробным перечислением отдельных извращений и перегибов (которые всегда найдутся в любом крупном движении), и выдает их за общую картину всего мирового социалистического движения. А ведь эта работа Шафаревича «Социализм как явление мировой истории» указывается в Википедии в списке источников, заслуживающих доверия. Стыдно становится за таких ученых.

Между тем в 1884 году, через 40 лет после опубликования «Манифеста», вышла работа «Происхождение семьи…», которую мы уже цитировали выше. В ней Энгельс, опираясь на материал Моргана, рассматривал, в частности, изменение форм брака и семьи в связи с экономическим прогрессом общества, вплоть до отношений полов в среде пролетариата. Он писал:

«Моногамия… была первой формой семьи, в основе которой лежали не естественные, а экономические условия — именно победа частной собственности над первоначальной, стихийно сложившейся общей собственностью. Господство мужа в семье и рождение детей, которые были бы только от него и должны были наследовать его богатство, — такова была исключительная цель единобрачия, откровенно провозглашенная греками… Таким образом, единобрачие появляется в истории… как порабощение одного пола другим, как провозглашение неведомого до тех пор во всей предшествующей истории противоречия между полами… Первая появляющаяся в истории противоположность классов совпадает с развитием антагонизма между мужем и женой при единобрачии, и первое классовое угнетение совпадает с порабощением женского пола мужским. Единобрачие было великим историческим прогрессом, но вместе с тем оно открывает, наряду с рабством и частным богатством, ту продолжающуюся до сих пор эпоху, когда всякий прогресс в то же время означает и относительный регресс, когда благосостояние и развитие одних осуществляется ценой страданий и подавления других. Единобрачие — это та клеточка цивилизованного общества, по которой мы уже можем изучать природу вполне развившихся внутри последнего противоположностей и противоречий.

(…)

В старом коммунистическом домашнем хозяйстве, охватывавшем много брачных пар с их детьми, вверенное женщинам ведение этого хозяйства было столь же общественным, необходимым для общества родом деятельности, как и добывание мужчинами средств пропитания. С возникновением патриархальной семьи и еще более — моногамной индивидуальной семьи положение изменилось. Ведение домашнего хозяйства утратило свой общественный характер… стало частным занятием; жена сделалась главной служанкой, была устранена от участия в общественном производстве. Только крупная промышленность нашего времени вновь открыла ей — да и то лишь пролетарке — путь к общественному производству». Теперь любовь между полами действительно «становится правилом в отношениях к женщине… только среди угнетенных классов, следовательно, в настоящее время — в среде пролетариата… Здесь нет никакой собственности, для сохранения и НАСЛЕДОВАНИЯ которой как раз и были созданы моногамия и господство мужчин».

Далее Энгельс пишет, что для современного буржуазного общества характерны моногамия и проституция, это два полюса одного и того же общественного порядка. Но здесь вступает в силу новый тип отношений — индивидуальная, взаимная половая любовь. О которой до средних веков не было и речи — браки основывались не на любви, а на выборе родителей, на расчете. В буржуазном обществе уже «в пределах класса сторонам была предоставлена известная свобода выбора… брак по любви был провозглашен правом человека… Но… здесь снова сказывается ирония истории. Господствующий класс остается подвластным известным экономическим влияниям, и поэтому только в исключительных случаях в его среде бывают действительно свободно заключаемые браки, тогда как в среде угнетенного класса они, как мы видели, являются правилом. Полная свобода при заключении браков может, таким образом, стать общим достоянием только после того, как уничтожение капиталистического производства и созданных им отношений собственности устранит все побочные, экономические соображения, оказывающие теперь еще столь громадное влияние на выбор супруга. Тогда уже не останется больше никакого другого мотива, кроме взаимной склонности.

Так как половая любовь по природе своей исключительна, — хотя это ныне соблюдается только женщиной, — то брак, основанный на половой любви, по природе своей является единобрачием (…) Тем самым впервые была создана предпосылка, на основе которой из моногамии, — внутри нее, наряду с ней и вопреки ей, смотря по обстоятельствам, — мог развиться величайший нравственный прогресс, которым мы ей обязаны: современная индивидуальная половая любовь, которая была неизвестна всему прежнему миру».

Как видим, речь идет не о разрушении семьи вообще, а о создании новой формы семьи на основе взаимной любви. А если любви нет, «то развод становится благодеянием как для обеих сторон, так и для общества», заключает Энгельс.

Но главной заботой Энгельса в этом вопросе было в первую очередь освобождение женщины от рабского униженного положения в семье и экономической зависимости от мужа, равенство и равноправие полов. В свете Евангелия это есть задача формирования нового человека: «Возрастайте в нового человека… где нет ни мужского пола, ни женского, ибо все вы одно во Христе». Ведь если Христов закон «в одном слове заключается: люби ближнего как самого себя», то это требует установления отношений равенства и равноправия, а не господства и подчинения. А самый ближний человек для мужа – это его жена: «Каждый из вас да любит свою жену, как самого себя», — заповедал Апостол. И Энгельс утверждал:

«Господство мужчины в браке есть простое следствие его экономического господства и само собой исчезает вместе с последним (…) Своеобразный характер господства мужа над женой в современной семье и необходимость установления действительного общественного равенства для обоих, а также способ достижения этого только тогда выступят в полном свете, когда супруги юридически станут вполне равноправными. Тогда обнаружится, что первой предпосылкой освобождения женщины является возвращение всего женского пола к общественному производству…»

Что касается «уничтожения семьи», то Энгельс со всей определенностью писал, что монагамия «не только не исчезнет, но, напротив, только тогда полностью осуществится… Проституция исчезнет, а моногамия, вместо того чтобы прекратить свое существование, станет, наконец, действительностью также и для мужчин. Положение мужчин, таким образом, во всяком случае сильно изменится. Но и в положении женщин, всех женщин, произойдет значительная перемена. С переходом средств производства в общественную собственность индивидуальная семья перестанет быть хозяйственной единицей общества. Частное домашнее хозяйство превратится в общественную отрасль труда. Уход за детьми и их воспитание станут общественным делом; общество будет одинаково заботиться обо всех детях, будут ли они брачными или внебрачными. Благодаря этому отпадет беспокойство о “последствиях”, которое в настоящее время составляет самый существенный общественный момент, — моральный и экономический, — мешающий девушке, не задумываясь, отдаться любимому мужчине». – Подчеркнем: «любимому, но не любому.

Вопрос семьи и отношения между полами при социализме уже практически решал Ленин. Он заявлял в письме И. Арманд от 17 января 1915 г., что «свобода любви», под которой понимают свободу от деторождения, свободу адюльтера и т.д., это есть не пролетарское, а буржуазное требование. Ленин резко возражал против беспорядочной половой жизни. Но семья при социализме является новой, высшей формой семьи. Под руководством Ленина Советская власть начала раскрепощение женщин, уничтожила старые буржуазные законы, ставящие женщину в неравноправное положение с мужчиной, отменила все, связанные с собственностью, преимущества, которые сохранились в семейном праве за мужчиной. Отменив частную собственность, Советская власть начала освобождение женщин от домашнего рабства путем перестройки мелкого домашнего хозяйства в крупное социалистическое хозяйство и создания детских садов, яслей, столовых и т.п. учреждений, предоставив женщинам возможность участия в общественном производстве, управлении общественными предприятиями и управлении государством.

Как видим, у коммунистов речь идет о создании новой, высшей формы семьи на основе взаимной любви, общественного содержания детей и одинакового их воспитания в госучреждениях, а не о «разрыве связей родителей и детей» ради самого разрыва.

Моногамные отношения, основанные на взаимной любви, заповедуют и Махатмы. В «Учении Храма», собрание которого опубликовано еще в 1924 г., заповедана моногамия: «Моногамия есть краеугольный камень семьи, а семья – это краеугольный камень цивилизации». А родственные отношения между всеми людьми достигаются тем, что родство по крови заменяется родством по духу. Как сказано в Учении Живой Этики: «Агни-йог заменяет кровное родство духовным». То же самое заповедано и в Моральном Кодексе строителя коммунизма: «Братские отношения между людьми; человек человеку – друг, товарищ, брат».

На этом вопрос об общности жён можно считать исчерпанным.