17 июля 1944 года на московскую землю всё же ступил немецкий сапог. Изрядно потрёпанный, правда. Десятки тысяч военнослужащих вермахта и войск СС — солдаты, офицеры и группа генералов — промаршировали по улицам столицы Советского Союза. Наверняка они с самого нападения на СССР ждали этого момента. Известно, что фюрер готовился лично принять парад немецких войск в 1941 году в Москве. Он должен был состояться после падения города. И совершенно точно ни руководство «третьего рейха», ни сами участники марша не предполагали, что этот «парад» будет именно таким. Без оружия и знамён, под конвоем бойцов НКВД и под суровыми взглядами множества москвичей шли остатки группы армий «Центр», разгромленной в ходе Белорусской наступательной операции Красной Армии.

  Первые железнодорожные эшелоны, перевозившие немецких пленных, начали прибывать в Москву 14 июля. Известно, что настроение среди гитлеровцев было, мягко говоря, так себе. Началось распространение слухов, что советские власти готовят их массовый расстрел.

Что ж, все основания для такого рода паники у немцев имелись. Однако не потому, что в СССР было принято устраивать расправы над военнопленными. Наоборот, сегодня известно, что ни одного массового расстрела немецких вояк не было. Зато у самих гитлеровцев это была самая что ни на есть широко распространённая практика (тут уместно также передать «привет» упёртым сторонникам «советской версии» расстрела польских военнослужащих. — Прим. авт.). Так что немцы попросту судили по себе: они хорошо помнили, как сами обходились с военнопленными РККА, и тот ужас, который они устроили для советских мирных граждан. Вполне закономерно, что ничего хорошего в ответ они не ждали.

Железнодорожные составы с пленными прибывали один за другим по путям Белорусского направления. Всего в течение трёх суток в столицу пришли 25 эшелонов. Они доставили более 57 тыс. человек. Их выгрузка происходила на станциях Белорусская-Товарная и Беговая.

Несмотря на либеральные байки про то, что сталинский СССР — это сплошной ГУЛАГ, в столице не было специальных мест для содержания такого числа людей. Даже при том, что труд заключённых действительно использовался при строительстве, например, канала имени Москвы, те «зоны» по своим масштабам не шли ни в какое сравнение с числом доставленных пленных немцев. Так что с их размещением пришлось импровизировать.

В качестве мест временного содержания был выбран ряд объектов, расположенных относительно недалеко от места выгрузки. Ими стали ипподром на Беговой улице, футбольный стадион «Динамо» на Ленинградском шоссе (ныне — проспекте), а также часть территории знаменитой Ходынки, в том числе выездковое поле кавалерийского полка дивизии НКВД имени Ф.Э. Дзержинского.

Тут для немцев наступил первый шок. Их не били и не собирались расстреливать. Наоборот, обеспечили горячим питанием и водой. Правда, следует сделать оговорку. От жажды пленные действительно не страдали. Занимались решением этой задачи столичные пожарные команды. Но вот воды для того, чтобы привести себя в порядок, пленным не предоставили. С одной стороны, это просто усложнило бы дело для советских властей. Но был в этом и скрытый смысл: пленные не должны были иметь слишком бравый вид.

Участники парада побеждённых топали примерно в том состоянии, в каком они попали в плен. Те, кто сдался быстро, выглядели более-менее прилично, а те, кто побегал по белорусским лесам и болотам в попытках выбраться из «котлов», вид имели порой весьма плачевный: грязная и оборванная форма, разбитая или отсутствующая обувь, а некоторые вообще были в одном исподнем.

Исключение было сделано для пленных генералов и полковников. Этим позволили не только почистить форму, но и даже надеть награды. От будущего суда и расстрела некоторых из них, виновных в военных преступлениях, это не избавило. Тем не менее жест благородства с советской стороны был налицо. Ну и над ранеными издеваться не стали и на марш их не потащили. Более того, ещё до отправки в Москву провели медосмотр и отбраковали всех, кто физически не был способен выдержать запланированное мероприятие. Фактически для марша оказалась отобрана только одна треть от общего числа гитлеровцев, пленённых в ходе Белорусской операции.

Теперь немного углубимся в историю. У кого-то может возникнуть вопрос: почему подобный парад не был проведён ранее, например после Московской или Сталинградской битв? Ведь нужно было подбодрить соотечественников, поднять их боевой дух.

Дело в том, что марш побеждённых в Москве 1944 года был не первым. В 1914 году по центру города, включая Красную площадь, прогнали колонну австрийских пленных. Точная численность неизвестна. Однако впечатление от того марша было уничтожено тем, что в результате Первой мировой войны пали обе империи: и Российская, и Австро-Венгерская. Так что с триумфом тогда поторопились. Сталин точно не хотел повторять чужих ошибок и был прав: зимой 1941—1942 годов ещё ничего не было решено.

Что касается победы в Сталинградской битве, то, действительно, тогда тоже было захвачено большое число пленных. В ходе операции «Кольцо» по уничтожению окружённой в Сталинграде гитлеровской группировки РККА взяла в плен около 91,5 тыс. военнослужащих противника. Почему же в 1943 году ни у кого не родилось идеи устроить их марш как свидетельство победы?

Вопрос здесь не в том, что в 1944-м догадались и решились, а в 1943-м — нет. Надо учитывать, что обстоятельства советских побед были очень разными. Немецкая 6-я армия в Сталинграде сдалась после двухмесячных боёв в окружении в период суровой зимы. Состояние пленных было плачевным.

Уже после войны это послужило основой для ряда антисоветских спекуляций: якобы большинство захваченных военнослужащих плен не пережили. Называлась даже цифра: всего 5 тыс. выживших. Это далеко не так, но уровень смертности среди немецких пленных тогда действительно был высок. Для этого имелись причины: огромное число обмороженных, истощённых от недоедания, больных сыпным тифом и рядом других заболеваний. К началу лета 1943 года умерли около 30% пленных.

Высокий уровень смертности не остался без внимания советского государственного руководства, и в его причинах разбиралась специально созданная комиссия. Для больных и раненых были организованы семь госпиталей. Также приняли ряд мер для улучшения снабжения продовольствием. Понятно, что тогда было не до организации маршей: имелись гораздо более насущные проблемы.

В случае с операцией «Багратион» ситуация была принципиально иной, и дело здесь не только в летнем времени года. Разгром группы армий «Центр» был молниеносным. Это был самый настоящий блицкриг. Напомним: советское наступление началось на северном фланге 23 июня, а на южном — 24-го. Некоторые немецкие части были окружены и сдались уже в первые дни. Основные же силы, загнанные в «котёл» восточнее Минска, капитулировали 8 июля, спустя всего две недели после начала советской операции.

Эта победа РККА была поистине оглушительной. Операция «Багратион» и по сей день является крупнейшим военным поражением немецкой армии в её истории. Но это мы знаем сегодня. А тогда поверить в крах почти миллионной группы армий «Центр» сразу не смогли не только в Берлине, но и союзники СССР.

В это же самое время англо-американские войска, высадившиеся 6 июня в Нормандии на севере Франции, столкнулись с проблемами. Операция «Оверлорд» буксовала, хотя в её начале полуторамиллионной группировке войск союзников противостояли всего 380 тыс. немцев. Перевес в технике тоже был далеко не на стороне гитлеровцев. И тем не менее первые результаты наступления американцев и англичан были очень скромными.

Отсюда возникло недоверие к триумфу советских войск. Какие полмиллиона безвозвратных потерь у Германии? Какие 158 тысяч пленных? Какой 21 пленный генерал? Их же всего в группе армий «Центр» было 47 и часть погибла. Да и до этого в советский плен с начала войны попало в общей сложности 22 немецких генерала. Да не может такого быть — это же лучшая армия мира! Более того, и сегодня в западной историографии задним числом пытаются скрыть масштабы катастрофы вермахта в Белоруссии. Однако кадры парада побеждённых в столице СССР сработали и восемь десятилетий назад, и сегодня тоже защищают правду истории. Так что у советских пропагандистов не зазорно поучиться.

Достоверно нельзя сказать, кто был автором идеи устроить парад побеждённых в Москве. Но сделать предположение можно. Эта операция получила кодовое наименование «Большой вальс». Такое же название имел оскароносный американский мюзикл, снятый в 1938 году режиссёром Жюльеном Дювилье. Фильм этот в 1940 году вышел и в советский кинопрокат. При чём тут американское кино? Оно понравилось многим советским зрителям, и среди них был тот, кто смотрел его не один десяток раз, — Иосиф Сталин.

А дальше операция «Большой вальс» была осуществлена в кратчайшие сроки: с момента капитуляции гитлеровцев под Минском до её начала прошло менее недели. Все крупнейшие в СССР лагеря для немецких военнопленных находились восточнее столицы. Так что эшелонам с новыми пленными было не миновать Московского железнодорожного узла. Фактически по пути они просто делали остановку на несколько дней и далее следовали по этапу.

Руководил прохождением колонн военнопленных по центру столицы командующий войсками Московского военного округа генерал-полковник П.А. Артемьев. Он был непосредственным участником Московской битвы в самое тяжёлое время, после окружения советских войск под Вязьмой. 12 октября 1941-го он принял командование Московской зоной обороны. Тогда фактически надо было заново выстроить фронт перед столицей, обеспечить бесперебойный подход резервов, возвести новые укрепления, и Артемьев справился с этими задачами. Он же командовал парадом советских войск 7 ноября 1941 года на Красной площади.

Теперь под командованием генерал-полковника Артемьева войска НКВД конвоировали колонны пленных немцев по улицам Москвы. Их проход был разделён на два этапа. Количество пленных в первом и втором было разным. Маршруты прохода тоже отличались.

Москвичи, конечно же, узнали о прибытии в город немецких военнопленных. Такое число народу было спрятать попросту невозможно. Однако от официальной информации советские власти воздерживались до последнего момента и лишь в 7 утра 17 июля по радио передали первое сообщение о планирующемся параде побеждённых.

Утром в день марша немцев начали разбивать на группы по 600 человек, выводить из мест временного содержания и выстраивать в начале Ленинградского шоссе. Колонна состояла из рядов по 20 человек. Первыми в ней шли 19 немецких генералов и 6 полковников. За ними следовали группы офицеров общим числом более 1200 человек, и уже далее — все прочие, вплоть до рядовых, которые замыкали построение.

На первом этапе двинулись 42 тыс. человек. По Ленинградскому шоссе они дошли до Белорусского вокзала и проследовали далее по улице Горького. О масштабах этой колонны рассказал Борис Полевой в своём очерке «Они увидели Москву», написанном для «Правды»: «Они шли широкими шеренгами по 20 человек. Шеренга за шеренгой, сплошным непрерывным потоком. И когда голова колонны повёртывала на площади Маяковского, хвост ещё продолжал развёртываться на Ленинградском шоссе». Повернув на северную часть Садового кольца, колонна пленных по нему дошла до Курского вокзала, где её ожидали 18 эшелонов для этапирования немцев в лагеря военнопленных. Общее время прохождения маршрута, по разным данным, составило от 2 часов 25 минут до 2 часов 45 минут.

Во втором этапе марша приняла участие меньшая по размеру колонна, насчитывавшая 15,6 тыс. человек. Она также прошла по Ленинградке и улице Горького, но повернула на южную часть Садового кольца, по нему достигла Крымского моста и пересекла Москву-реку. Маршрут был построен так, чтобы немцы смогли увидеть огромную выставку трофейной техники, которая действовала в Парке культуры имени М. Горького. Далее колонна покинула Садовое кольцо и направилась по Большой Калужской улице, которая в наши дни стала частью Ленинского проспекта. В районе Ленинских гор пленные снова свернули и достигли станции Канатчиково, на которую для них заранее подогнали 8 эшелонов.

В этом случае маршрут оказался существенно длиннее, и путь по нему занял около четырёх с половиной часов. Тем не менее отставших от колонны пленных, которым потребовалась помощь врачей, оказалось всего четверо. Это лишний раз говорит о том, насколько ответственно советские власти подошли к подготовке марша.

Сопровождали пленных военнослужащие войск НКВД СССР из трёх дивизий: 36-й и 37-й конвойных и дивизии имени Ф.Э. Дзержинского, включая её конный полк. Всадники с обнажёнными шашками вокруг колонн немцев, запечатлённые на фотографиях и киноплёнке, — именно дзержинцы. Конвой не только предотвращал возможные попытки побега (их по ходу марша, по сути, и не было), но и следил за тем, чтобы к пленным не было применено насилие.

Здесь самое время сказать о том, как москвичи отреагировали на парад побеждённых. Фото- и кинокадры свидетельствуют о большом скоплении жителей столицы, которые запрудили тротуары и края проезжей части улиц на протяжении всего маршрута прохождения колонн. По свидетельствам очевидцев, начало марша пленных немцев сопровождалось почти гробовой тишиной. «Москвичи были исключительно дисциплинированы, — писал Борис Полевой. — Взгляды их были полны презрения и ненависти, но лишь изредка слышались в толпе выкрики». Это свидетельство подтверждает Леонид Леонов в опубликованном в «Правде» материале, озаглавленном «Немцы в Москве»: «Брезгливое молчание стояло на улицах Москвы, насыщенных шарканьем ста с лишком тысяч ног».

Позже эмоции всё-таки кое-где прорвались. Борис Полевой описал один из таких случаев. У площади Маяковского к колонне с криком «Убийцы! Убийцы проклятые!» бросилась женщина. Её остановили не конвоиры, а другие москвичи. Оказалось, что это была ткачиха с «Трёхгорки» Елена Волоскова. В Смоленске гитлеровцы убили всю семью её сына — невестку и троих внуков.

Ещё одно интересное свидетельство можно найти в книге В.Л. Лавриненкова и Н.Н. Беловола «Шпага чести» — сборнике воспоминаний о боевом содружестве советских и французских лётчиков полка «Нормандия — Неман». Там приведена выдержка из письма подруги одного из французских лётчиков — француженки, находившейся в Москве и ставшей очевидицей парада побеждённых. Процитируем часть этого свидетельства:

«Недавно, Алекс, мы всей миссией присутствовали на незабываемом зрелище: по Москве вели тысячи пленённых гитлеровцев. Об этом было заранее объявлено по радио, и населению разрешили стоять за бордюрами тротуаров. Немцам предстояло пересечь весь город (как если бы они прибыли в Париж на Лионский вокзал, а потом пешком добирались до Восточного). Они шли в мёртвой тишине, на них гордо, с достоинством и с презрением смотрели женщины, старики и дети.

Вся военная миссия «Сражающейся Франции» в СССР в полном составе стояла на Садовой, перед станцией метро. Генерал Пети и все наши офицеры были в военной форме.

…Советские люди не проронили ни звука, никто не двигался. За время марша был всего один инцидент; какой-то старичок, не в силах сдерживать чувства, прорвался сквозь оцепление, бросился к первому гитлеровцу, обругал его страшными словами, плюнул в лицо.

Но для нас, французов, милый Алекс, самым волнующим моментом того дня было окончание марша, когда шла колонна пленников — наших земляков из Эльзаса и Лотарингии. Все они прикрепили к курткам какое-то подобие трёхцветных кокард, а когда поравнялись с нами и увидели генерала Пети, стоявшего в кузове грузовика с откинутыми бортами, принялись кричать: «Вив ля Франс, мой генерал! Мы не были добровольцами! Нас призвали насильно. Да здравствует Франция!»

Эрнест Пети не проявил к ним ни малейшего сочувствия. Наоборот, зло сплюнул и сказал сквозь зубы: «Мерзавцы! Кто не хотел, тот с нами».

В рапортах НКВД упоминается о скандировании антифашистских лозунгов, а также о редких оскорбительных выкриках. Были попытки что-то швырнуть в пленных, но они оказались единичными. Абсолютное большинство москвичей сохранили достоинство и хладнокровие, глядя в глаза тем, кто пришёл убивать и порабощать, забрать себе землю их страны. Не зря поэт сказал, что у советских собственная гордость.

  Наверняка многим знаком этот кадр кинохроники. Его можно увидеть в разных документальных и художественных фильмах. Например, он иллюстрирует размышления Штирлица-Исаева в «Семнадцати мгновениях весны» Татьяны Лиозновой, когда советский разведчик отмечал дома 23 февраля День Красной Армии. На этом кадре в глаза прежде всего бросается генерал-гитлеровец на переднем плане. Затянутый в мундир, в низко надвинутом кепи, он сохранял максимально невозмутимый и едва ли не надменный вид, пытаясь скрыть то унижение, которое испытывал. Наверняка кто-то задавался вопросом, что это за человек.

Между тем кадр этот интересен тем, что на нём запечатлены сразу четверо бывших командующих немецкими армейскими корпусами (АК). Это в полном смысле слова элита вермахта, лучшие из лучших, многоопытные военачальники, покорители Европы, которые в итоге были побеждены Красной Армией.

Слева в круглых очках и кепи — генерал-лейтенант Винценц Мюллер, который командовал 12-м АК, а после бегства командующего 4-й армией фон Типпельскирха возглавил окружённые под Минском войска и 8 июля приказал им капитулировать. В плену Мюллер согласился на сотрудничество с СССР и вошёл в состав Национального Комитета «Свободная Германия», а позже стал военным деятелем в ГДР. Но в 1958 году был отправлен в отставку, так как вскрылась его причастность к массовым казням советских военнопленных и мирных жителей, в частности в Артёмовске. Началось расследование. В 1961-м Мюллер покончил с собой, выбросившись из окна своего дома.

Второй слева с шинелью на согнутой левой руке и с тростью в правой — генерал пехоты Пауль Фёлькерс, командовавший 27-м АК. В плен попал под Минском и, как и Мюллер, согласился на сотрудничество, участвовал в деятельности Союза немецких офицеров при НК «Свободная Германия». В 1946 году умер в плену от кровоизлияния в мозг и был похоронен в Ивановской области на кладбище для заключённых.

А надменный вид пытался сохранить командовавший 53-м АК генерал пехоты Фридрих Гольвитцер. Его корпус попал в окружение и был уничтожен под Витебском, где он и сам сдался 26 июня. Эмоции Гольвитцера можно объяснить ещё и тем, что он предвидел опасность «котла» и запросил отход у командующего армией генерал-полковника Рейнгардта, но тот, хотя тоже всё понимал, тем не менее подчинился самодурству фюрера и запретил отступать. В итоге Рейнгардт вовремя смылся, а Гольвитцер попал в плен. На сотрудничество он, как можно догадаться, не пошёл и пробыл в плену до 1955 года, после чего вернулся в ФРГ. Умер в 1977 году в возрасте 87 лет.

Наконец, справа — сзади от Гольвитцера у края кадра в фуражке — генерал-лейтенант Курт-Юрген фон Лютцов. Его 35-й АК был окружён и разгромлен под Бобруйском. Сам фон Лютцов с группой солдат пытался выйти из «котла» лесами, но в итоге сдался. На сотрудничество не согласился и в 1950 году был приговорён к 25 годам заключения за совершённые им военные преступления. Но уже в 1956-м был репатриирован и окончил свои дни в ФРГ в 1961 году в возрасте 68 лет.