Декабристы всегда были любимыми историческими героями взрослых и детей, предметом вдохновения литераторов и кинорежиссеров. Декабристские жены и вовсе воспринимаются как безусловный образец преданности, благородства и самоотверженности. Развенчание идеала многих поколений – дело неблагодарное, да и, наверное, вредное. К тому же совсем необязательно бросаться в крайности, достаточно лишь оценить «картину» с несколько иного ракурса. Итак, попробуем разобраться, насколько невыносима была жизнь декабристов на каторге и в поселениях, так ли уж много «гордого терпенья» потребовалось мятежникам?

«Декабристы» (автор С. Левенков)

Тяжесть оков

Следствие установило, что из пяти сотен членов тайных сообществ около трехсот человек имеют прямое отношение к попытке государственного переворота. Казнены были лишь пятеро главарей, а сто двадцать участников восстания отправились в Восточную Сибирь. «Повешенные повешены. Но каторга ста двадцати друзей, братьев, товарищей – ужасна» – сокрушался об участи декабристов Александр Сергеевич Пушкин, к слову, никогда не бывавший в Сибири. «Темницы» и «оковы тяжкие» – эти образы, безусловно, сильно впечатляли революционно настроенную публику, отличавшуюся «дум высоким стремленьем».

Ссылка

В августе 1826 года на каторгу отправилась первая партия осужденных – восемь человек. Среди них были самые популярные участники движения: Сергей Трубецкой, Сергей Волконский, Никита Муравьев. Все главари принадлежали к очень знатным и богатым дворянским семьям, поэтому добирались до места ссылки отнюдь не пешим порядком, а на быстрых тройках.

Кандалы на ногах действительно доставляли неудобства, но в остальном путешествие было вполне сносным, а в какой-то мере даже приятным. На ночь герои останавливались в гостиницах, столовались в трактирах и даже ресторанах, где заказывали лучшие блюда и напитки, в том числе шампанское. Местная знать обставляла встречи с народными героями со всей возможной пышностью. Конвой всему этому ничуть не препятствовал, наоборот, всячески старался создать богатым «подопечным» комфортные условия. Естественно, не бесплатно!

Простой народ относился к шикующим цареубийцам с долей иронии, называя их «цариками». Конечно, среди приговоренных к каторге было немало бедных офицеров-пехотинцев Черниговского полка. Вот их-то, добиравшихся до Сибири по грязным разбитым дорогам пешком, в компании уголовников, народ считал «своими, горемычными».

«Петровский завод. Тюрьма». Автор акварели Николай Бестужев

Двухкомнатные камеры

К концу месяца партия прибыла в Иркутск. Осужденные были распределены «по объектам»: кто-то попал на солеварню, кто-то – на винокуренный завод. Условия на этих предприятиях были, конечно, не райские, но достаточно сносные.

Осенью каторжане были переведены на Благодатский рудник. Несмотря на название, место это ничем не напоминало о благодати. Однако в шахту спускались только те, кто был приговорен к бессрочной каторге (правда, еще до прибытия на место срок был сокращен до двадцати лет). Под землей было не холодно, да и труд главных зачинщиков назвать каторжным сложно. Обычные каторжане помогали «князьям» выполнить дневную норму выработки, да еще и кормили испеченной в золе картошкой. «Многие из них не раз в порыве усердия брали наши молоты и в десять минут оканчивали работу, которую мы и в час не могли исполнить» – писал Евгений Оболенский.

В остроге

Вскоре партию главных зачинщиков перевели в Читу. Там они, присоседившись к другим ссыльным, работали на строительстве тюрьмы, в которой сами же потом и жили. К слову, это обстоятельство мятежников радовало, ведь в тюрьме у каждого имелась персональная камера, а у некоторых камеры были… двухкомнатными. В 1828 году вышло послабление: император Николай Первый распорядился снять с декабристов кандалы.

«Каторжная академия»

Конечно, образ жизни на каторге был, мягко говоря, не похож на тот, к которому привыкли завсегдатаи светских салонов. Однако многие государственные преступники сумели не только приспособиться к суровым условиям существования, но даже научить чему-то новому забайкальских аборигенов.

Именно от декабристов местные узнали, что такое картофель, яблоки, дыни и арбузы. Да-да, ссыльные ухитрялись выращивать в теплицах и парниках даже южные плоды, о которых в Сибири и не слыхивали. Декабрист Андрей Андреев выстроил мельницу, а Константин Торсон – молотилку.

В ссылке

Ссыльные постоянно ходили друг к другу в гости, устраивали посиделки за чашкой чая. Такие собрания они с иронией называли «каторжной академией». «Академики» делились впечатлениями, рассказывали о проделанной работе, показывали результаты исследований природы и климата Восточной Сибири. А Николай Бестужев сделал целую галерею акварельных портретов друзей по несчастью и местных пейзажей. А еще с согласия властей каторжане основали начальную школу для местных детей. Обучали в ней не только чтению и азам арифметики, но даже музыке.

Но больше всего аборигены уважали декабристов за врачевание. Какая бы болезнь ни приключилась – за помощью шли к ссыльным. Один из сибиряков, многому научившийся у каторжан, вспоминал о декабристе Артамоне Муравьеве так: «…в деревушке он скоро сделался общим благодетелем; претендуя на знание медицины, он разыскивал сам больных мужиков и лечил их, помогая им не только лекарствами, но и пищей, деньгами, – всем, чем только мог».

Что касается «каторжной работы», то она ссыльных особо не напрягала. Из воспоминаний Евгения Оболенского: «Разумеется о работе никто и не думал, но чрезвычайно неприятно было ходить два раза в день на работу и находиться на открытом воздухе, …никто не работал, кроме тех, кто сам хотел упражняться в этом для моциона».

«Сон декабриста Волконского» (иллюстрация из книги «Декабристы в Сибири»)

Среди людей, «принадлежащих к последнему разряду человечества»

Поступок одиннадцати декабристских жен считался подвигом только среди родственников, экзальтированных молодых поклонников и революционно настроенной элиты. В Сибири эти женщины жили в хороших домах, расположенных неподалеку от тюрьмы, старались перещеголять друг друга в убранстве жилищ и имели штат прислуги.

Конечно, картинки тюремной жизни – зрелище не для изнеженных столичных особ. Так, Екатерина Трубецкая, впервые увидев закованного в кандалы супруга, облаченного в ободранный тулуп, лишилась чувств. Однако вскоре декабристки стали смотреть на окружающее другими глазами. Мария Волконская, которую власти предупредили, какому риску она себя подвергает, отправляясь на рудники, позднее писала: «Теперь я жила среди этих людей, принадлежащих к последнему разряду человечества, а, между тем, мы видели с их стороны лишь знаки уважения…».

Жёны декабристов в живописи

Размер денежных переводов, которые богатые родственники могли отправлять в Сибирь, был ограничен. Заключенный мог получать в год пятьсот рублей, а его жена – до двух тысяч. По тем временам это были огромные суммы, но денег «несчастным» все равно недоставало. Родственникам удалось заставить правительство снять ограничение: мол, не все ссыльные имеют спонсоров, и те, кто побогаче, помогают остальным. В итоге проверка, проведенная в 1830 году, показала, что за пару лет в Читу было переведено четыреста тысяч рублей! Чтобы оценить масштабы, достаточно знать, что внешний займ России превышал эту сумму всего лишь в пять раз…

Заключение

После десяти лет каторжных работ декабристы обязаны были поселиться в Забайкалье навсегда. Николай Александрович Бестужев открыл мастерскую по ремонту часов, Фердинанд Богданович Вольф – аптеку, а Сергей и Мария Волконские организовали домашний театр и регулярно ставили спектакли.

Лишь в 1856 году декабристам вышла амнистия. Александр Второй позволил ссыльным возвратиться в столицы, но сорваться с обжитого места захотели не многие. Кто-то обзавелся крепким хозяйством, вырастил в Сибири детей, а кто-то просто не дожил до свободы, которая должна была «радостно» принять его у входа в рухнувшую «темницу».