Сорников Л.Я.

Фантастическая экскурсия

Научно-фантастическое повествование

За столиком в уютном уголке дорогого столичного ресторана собралась под вечер 12 декабря 2000 года довольно странная компания. Впрочем, странность ее была сосредоточена в одном из троих, вкушавших дорогие яства под столь же изысканные сорта вин, которые подливал в  фирменные бокалы почтительный официант. Первые двое как раз вполне соответствовали антуражу. На них был весьма недурной долларовый прикид от модного кутерье, а упитанные, молодые ещё, лица лоснились довольством и уверенностью в себе хозяев жизни.

Но их партнёр! Он имел наглость явиться в дорогой ресторан – территорию новых хозяев жизни в демократической России в затрапезном костюмчике, купленном в рядовом магазине готового платья, в дешевом же пуловере! И при этом его лицо выражало не благодарное внимание к пригласившим его на пир жизни господам, не потрясенность роскошью ресторана, не наименованием и вкусом тонких блюд и вин. Напротив, он иронично (ирония была прямо-таки написана на его худом, слегка вытянутом лице с высоким лбом) слушал монологи своих собеседников, которые обращались к нему запросто на ты, но явно не из барского высокомерия к смерду (разве что самую малость!), а вполне по дружески – на равных! Ценить бы надо, а он…

Но познакомим читателей с героями нашего, нет, не романа, разумеется, но какого-никакого повествования, впрочем, абсолютно правдивого, несмотря на его фантастическое содержание.

 Первый из троих – Семенов Алексей — Алекс (такая была у него в школе кличка). Именно он угощал обедом одноклассников по случаю неожиданной, как раз рядом с рестораном, встречи. Очень кстати получилось! Алекс только что вышел из своего «мерса».  Откуда он приехал, тайна даже от автора рассказа. Мало ли где может пребывать в течение дня хозяин не мелкой фирмы, никому, вроде бы неподотчётной.

Впрочем, и на этот счёт сказать что-либо определенное было бы затруднительно.

Второй однокашник -.Примов Станислав, по школьному прозвищу Примус. Почему-то прозвище образовалось не Прим, а именно Примус. Возможно вcледствие способности загораться от всяких пустяковы идей, каковая у него уже тогда, в школе, наличествовала. И он, несомненно, преуспевал тоже, будучи тележурналистом на каком-то канале ТВ, коих, однообразно скучных, в России расплодилось многовато.. То есть преуспевал на той стезе, что в России одни именуют четвертой властью, а другие СМОГом — Средствами Массового Оболванивания Граждан.

Ну, а третий участник застолья, пролетарского вида гражданин (не господином же его назвать! На господина он никак не тянул!) и был из тех нахалов, которые непочтительно оскорбляли кликухой СМОГ демократические и свободные (от совести) российские СМИ. Звали его Сергеем Репьевым, по школьному — Репей, что и характеру его уже тогда, в конце 80-х годов, вполне соответствовало. Встретились они в одной точке  города потому, что «мир тесен», а поскольку давно не виделись, то не то что обрадовались, радости особенной не проявилось, но вот поди ж ты! Просто у Примуса сразу вспыхнула идея встречу обмыть, он её тут же и высказал со свойственным ему темпераментом, обращаясь скорее (ну разумеется) к Алексу, чем к  Серёге Репейнику, как и ещё его именовали бывало. Что ему, ТВешнику, Репей с его нынешним обличьем, сразу же вполне понятом и оценённом?

Алекс был не против, тем более, что точил их обоих втайне некий  школьный ещё комплекс неполноценности, и случая самоутвердиться в глазах колючего одноклассника они оба упустить не могли.

Особый расчет был как раз на Серёгу, который доставал их едким остроумием и неистовой принципиальностью. Сегодняшний Репей выглядел как раз настолько «совково», что не мог же не  понять несомненное их нынешнее превосходство.

 Как говорится, если ты богатый, то стало быть и умный. И наоборот. И наоборот!! Поэтому Алекс не только подхватил идею Примуса, но и взял всю инициативу на себя, и почти силой вовлёк в процесс обмывания негаданной встречи заупрямившегося было Серегу.

И вот Сергей без лишнего смущения отдаёт должное ресторанной кухне, а Алекс и Примус наперегонки выражают ему свои сочувствие и недоумение.

• Как?! Ты все еще коммунист? Ах, член РКРП! Это какая РКРП – Тюлькина? Что за Тюлькин? Зюганова знаю, Анпилова  знаю… А Тюлькин? (Это Алекс. Примус, несомненно, более осведомлён, но не вмешивается пока).
• — Да ладно, недосуг нам следить за… оголтелыми! Ну, ты даешь, Репей! Ты же, в натуре, острый мужик, а всё, блин, совкуешь!
•  Разве не понятно, — подхватывает, наконец, Примов, — что социалистическая песенка спета и сдана в музыкальный архив? Ну как это в вашей библии: теория поверяется практикой! А практика что показала? Полный маразм!

Далее наперебой:

• Да, а империализм–то? Гнил, гнил, да и процвёл! А? В то время как…
• Да чего ты отмалчиваешься, сказать нечего?
• Салат вот этот — с крабами хорош! – невозмутимо ответил Сергей. —  И мясо весьма и весьма недурно приготовлено. Вина тоже — первосортные.
• Нет, так не пойдет, увиливаешь, слабину даешь! – закричал чуть ли не во весь голос Примус.
• Да, не по натуре, блин, базаришь,- подтвердил благодушно Алекс. – Ты давай, агитируй, доказывай правоту единственно верного учения.
• Ага, откроем здесь в ресторане филиал университета марксизма-ленинизма! — Сергей улыбнулся и наполнил бокалы всем троим. Давайте за расставание. Вино допито, закусь съедена — пора разбегаться. Спасибо за угощенье и компанию. Бонжур!

Он выпил налитое  до дна, поставил рюмку на стол и пошёл к выходу из зала.

• Нет погоди, погоди, — заволновался Примус, догоняя школьного не совсем приятеля, – Ты нас за дураков не держи, сам… Ну ладно, не будем…
• Ну, а почему ты не у Зюганова? – спросил из-за спины Алекс. С ним-то вы что не поделили?
• Характерами не сошлись, — улыбнулся, на этот раз немного криво, Сергей.

Они вышли на тротуар и остановились около «мерса». В сумерках при свете фонаря цвет его было трудно определить. Твой? – спросил Сергей у Алекса.

• – Мой! Силён? То-то!
• Вы, нынешние! Ну-тка! – с нескрываемой  иронией подхватил Сергей.
• Это он тебя с Фамусовым ровняет, — пояснил Примов не понявшему реплики Алексу. – Ну, из «Горя от ума» Грибоедова, помнишь? 
• Почему ты такой упёртый? – обозлённо спросил тот у Сергея. Небось едва концы с концами сводишь?
• Да тебе что за печаль? – удивился Сергей? Хочешь благотворительностью заняться?
• Да зачем жить в нищете, если можно…
• … быть богатым и здоровым, а не бедным и больным!

— Да! Именно! — Крикнул Алекс так, что привлёк внимание прохожих. Один из них даже приостановился и  особенно внимательно на них поглядел. Можно сказать, уставился..

Это был атлетически сложенный и очень молодой на первый взгляд мужчина. Вот только глаза выдавали в нём неожиданно зрелого и мудрого человека. Но Алекс и Примус на прохожих не глядели, зато Сергей поймал его мгновенный внимательный и цепкий взгляд. Однако нужно было закончить затянувшийся диалог, и он тут же отвлёкся.

• Затем, — ответил Сергей, потирая лоб ладонью. Ему почудилось, что кто-то шарит у него в мозгу, и он опять подозрительно глянул в сторону незнакомца. Тот отошёл несколько в сторону, но не ушёл. — Затем, — продолжил Сергей, — что ещё не вечер. Зигзаги история делать мастерица, но крот истории копает упорно.
• Чего это он там копает? – сердито спросил Алекс? — Что, опять о ГУЛАГе мечтаешь?
• Вам, кроме сказочек о ГУЛАГе, и сказать-то нечего,- рассердился, наконец, Сергей. Но запомните: нового 1917-го года нам в России не миновать! Не приживётся в России частная собственность, неужели не ясно?

— Вот даёт, в натуре! — Алекс повернулся  к  Примову, — видал?

И снова повернулся к Сергею. «Значит опять гражданская война? Да ведь не поднимите народ – он¸ блин, напуган. И вот они, – он кивнул в сторону Примова, —  ТВ — это вам не Вермахт: сильно круче будет, в натуре, блин!

• Историю не остановишь даже с помощью Останкинской наркоиглы, — спокойно сказал Сергей
• Н-да, — Примов махнул рукой, — Заглянуть бы за пределы этого зигзага. Так сказать, за вечно убегающий горизонт. Очень я в твоей правоте сомневаюсь, очень!

Да и не только мы с Лёшкой! Ведь вот зюгановцы вас, тюлькинцев, не уважают? Как там с лимитом революций для России?

• Это ты у Зюганова и спроси.. Да и не так прост Зюганов! Что он имел в виду на самом деле?
• Не сойдёте, значит с  классовых позиций? А класс ваш на каких позициях пребывает? Примов с хитрой улыбкой на лице качнул головой. Ваш хваленный рабочий класс ч вами ил с Путиным?

А впрочем, спасибо за компанию!

Сергей кивнул и, не протягивая руки, двинулся было по своим делам, но тут же остановился, словно на что-то наткнулся. Какое-то оцепенение охватило его, всё вокруг поплыло, пошло пятнами и полосами, потом и вовсе мозг впал в полное оцепенение, а тело – в бесчувствие.

Сергей.

Социализм в известном смысле

В открывшиеся глаза хлынул ослепительный солнечный свет, заставивший снова крепко зажмуриться. Когда Сергей, наконец, приподнял веки, он увидел, что стоит по пояс в зелёной траве бескрайнего луга. Впереди, совсем неподалёку, течет широкая и спокойная река, вся в блестках от солнечных лучей, а сразу за рекою — лес с высокими и мощными деревьями. Вокруг то ли степь, то ли савана — редкие деревья и стадо коров, мирно пасущихся вдалеке. Было жарко, и Сергей вытер лоб ладонью.

—      Что за чудеса —  лето, день, солнце жарит… На закате или всходит?? Степь какая-то! Он взглянул на часы: циферблат по-прежнему высвечивал 18 ч. 15 мин, декабрь 2001 г.

Сергей осматривался вокруг с изумлением и даже с каким-то испугом. Хотя чего пугаться? Безлюдно, тихо, только птицы поют в поднебесье. Прислушался, закинув голову в безоблачное, очень синее небо с плывущими белыми облачками. Певца не видно, и солнце ещё слепит. Но вроде не жаворонок. «А когда я в последний раз слышал жаворонка? Забыл уже. И где, блин, приятели – я один здесь? — Он повертел головой. — Кажется, один. И что делать?

Сергей, разумеется, пошел к реке ( куда же ещё!), рассчитывая, что там кого-нибудь обнаружит. Но и река была пустынной — ни лодок, ни теплоходов. Совсем дикое место, если не считать коров! Он вспомнил мужчину, привлечённого их разговором возле алексовского «мерса» и плечами пожал. Стало жарко, Сергей снял и куртку и пиджак, «Хорошо, что шапки нет!» – он расстегнул верхние пуговицы на сорочке.

— Куда идти?  Река слева резко огибала лес, и Сергей пошел по берегу, чтобы заглянуть за поворот. Навстречу оттуда медленно выплыл колесный буксир с баржей на прицепе. Таких судов он уже давно не видел. «Хотя, когда я в последний раз ходил летом на реку?» — подумал Сергей.

За поворотом был город. Ну не сразу, не рядом, а довольно-таки далеко. На горизонте, виднелись многочисленные разновысокие дома.

— Однако, километров 5-6 будет!

 Пришлось ускорить шаг. Метров через 600 он наткнулся на водопой: в лощине по боюхо в речушке-притоке ещё одно коровье стадо под присмотром пастуха. Коровы, большие, с объемным выменем, непривычного серого окраса, зайдя по брюхо в воду, лениво её пили и обмахивались хвостами, отгоняя мух и слепней. Сергей пошёл к пастуху, у ног которого лежали две крупные собаки, одна светло-коричневая, вторая чёрная с белым пятном на горле. И слегка похожие на лаек. На Сергея они не обратили внимания, но пастух, молодой, очень смуглый парень в соломенном с длинным козырьком картузе, пристально и с удивлением ещё издали рассматривал приближавшегося Сергея. Кроме картуза, на нём была безрукавка голубого цвета, темно-серые то ли брюки, то ли портки а ля рус, заправленные в голенища некоего подобия кедов. Сумка через плечо из материала, который Сергей на взгляд определил как чёртова кожа. Сергей подошел почти вплотную, вглядываясь: смуглый или загорелый? Нет, все же, скорее очень смуглый, но лицо славянское.

— Здоров будь, прохожий, — приветствовал  его первым пастух, — кто таков? Откуда взялся-то здесь?

Интонация парня была настороженной, а речь почти понятная. Так на русском не говорят! И это была не украинская мова, не белорусская грубоватая речь! Несомненно, славянский язык, но какой?

— Вы на каком языке говорите? –  не удержался от неуместного вопроса Сергей. – не на польском?

• «Мы» — сильно удивился пастух и поглядев вокруг, уставился на Сергея. Я один тут, почему ты говоришь «вы»?
• Хорошо. Ты на каком языке  говоришь?
• Я говорю на роском, рос я, о вот ты кто? Мне твоя речь странной кажется. И одёжа! 
• Ты – рос? А страна – Россия?
• Росия наша страна!

Пастух сделал ударение на первом слоге и произнес название без удвоения буквы с.

—     Ты, продолжил он с любопытством, но без особой подозрительности, как я гляну, другостранец? А как сюда на пастбище  попал? – Будто с неба свалился!.

• Иностранец? Вряд ли так можно сказать, — подумал о себе Сергей, пытаясь унять бешеное сердцебиение, начавшееся от пришедшей в голову догадки.
• Русский я, — сказал он как-то механически, думая о своём. А страна моя – Россия. — Он выделил голосом отличия. — Похоже, да? Как меня сюда занесло, сам не знаю… Хотел бы понять, но… Нет не понимаю, ни каким образом, …ни как, …ни куда, — бормотал он почти невнятно, стараясь прогнать возникшую догадку.
•   Я не на Земле, да? – спросил он без надежды получить ответ.
• На зямле ты, поправил пастух. Где же ещё? Не на ваде же?
• Я имею в виду планету. Как называется твоя планета? Ты в школе астрономию изучал?
• Астрономию? Это что? Это мироздание, да? Ещё не учили мы! А, планета Зямля! – чего глупые вопросы спрашиваешь? Ты с лоны что ли свалился?
• Ну и что делать? – спросил себя Сергей. – Пойти сдаваться? Так ведь запрут и станут допрос вести с пристрастием! Не поверят ни одному слову, я сам бы ни за что не поверил! Он стоял, глядя на парня и не видя его, и тот обеспокоился, наконец. Смотрел теперь хоть и без страха, но с недоверием, Брови сдвинуты, губы сжал в полоску, взглядом так и сверлит.
• Тебя как звать-величать? – спросил Сергей, чтобы разрядить обстановку.

И не ожидая ответа – видно было, что пастух не склонен к задушевной беседе – продолжил:

• Плохи мои дела, дружище. Скажу – ни за что не поверишь, так что лучше и не начинать…
• А может попробовать?
• Сергей посмотрел парню в глаза, ожидая реакции. Тот мотнул головой, валяй, мол, поглядим там… Но, глянув в сторону стада, вдруг мастерски щёлкнул кнутом – как выстрелил, заставив Сергея вздрогнуть, и кинулся, крича свое пастушье, по смыслу, что-то вроде: «Ты куда, непутевая», за одной из «серёнок», нацелившейся отбиться от стада. Собаки бросились вслед за ним, обогнали. Пастух остановился, наблюдая.

Сергей огляделся, тряхнул головой и присел на зеленый бугорок, положив рядом куртку, а на нее пиджак, стянул через голову, пуловер. Оставшись в одной сорочке, с удовольствием подставил лицо и грудь свежему ветерку с реки.

Пастух, восстановив порядок, шёл не торопясь, назад, и было понятно,  что ему больше любопытно, чем подозрительно. Сергею такое поведение аборигена, хоть и удивляло, но понравилось, внушая надежду на лучшее. . Подойдя, пастух сел рядом и представился: «Симка я прозываюсь, Симон Петрован. А како твоё прозвание?

Слово за слово они разговорились, быстро научившись понимать друг друга и лишь изредка спотыкаясь на незнакомых словах. Чаще спотыкался Симка, чаще на иностранной лексике, которой у Сергея оказалось не в пример больше, чем в почти чистой славянской речи собеседника.

В конце концов, Сергей согласился пойти к Симке в село. Парень не страдал избыточной подозрительностью, что удивляло и обнадёживало Сергея. Но он согласился, что идти в город, не осмотревшись и не посоветовавшись с серьёзными людьми, не стоит.

И ещё одна симкина идея пришлась по нраву: что если чудо повторится наоборот? Придёт завтра-послезавтра в это же время Сергей на место «призЯмления», а его и вернут обратно? И правда, чем чёрт не шутит?

Когда стало попрохладнее, Симка выгнал коров снова на луг пастись, сбегал к пастуху соседнего стада, вернулся с ним вместе. Но Анатан, как звали пастуха -коллегу, высокий, тощий и тоже очень смуглый сверстник Симки, лишь поздоровался, поглядел на незнакомца с явным недоверием и ушёл, сославшись на свои пастушьи обязанности. Только сказал на прощанье:

— В деревне поговорим, если что.

И они продолжили беседу между собой. Первым начал расспрашивать Симка. Он попросил Сергея ещё раз рассказать свою историю, а затем надолго задумался. Сергей терпеливо ждал, хотя у самого в голове вопросы устроили настоящую толкучку за право вырваться вперёд. Но надо уважать хозяев, и Сергей молча наводил в голове должный порядок.

Наконец, молодой пастух глубоко вздохнул, качнул головой и сказал:

 — Будто сказка, а вот верю я тебе! Не таким  ты человеком смотришься, чтобы лжу творить. Да и зачем она тебе? Не вижу проку во лжи для тебя. Стало быть, правда.

Симка смотрел на Сергея с выражением острого любопытства и очень сильного удивления, но без страха. Видно крепкий был парень.

 И как вы там на Земле вашей (на слове Земля он слегка запнулся) , как вы там живете?

• На Земле — по всякому: кто совсем неплохо, а большинству пока еще солоно приходится.

Сергей сглотнул и продолжил тяжело: «Не знаю как у вас, а мы крепко напортачили у себя в стране, в нашей России, даже стыдно рассказывать, что сотворили через 40 лет после такой победы!

• Война что ли была какая?
• Была, брат. Такая война, что больше 20 миллионов человек унесла за почти 4 года. Это только у нас! А в мире – больше 60 миллионов сожрала, да втрое больше покалечила.
• Некоторое время, довольно долгое, Сергей рассказывал Симону о Советском Союзе, о  Великой войне и обо всём, что случилось потом. Симон по ходу рассказа уточнял детали не только истории, но и географии Земли, и по его репликам выходило, что Земля и Зямля похожи, очень похожи и тем, и другим. Только детали выглядели иначе!

Религия русов называлась здесь не христианством, а огнесизмом по имени сожжённого заживо на костре 1925 лет назад пророка Уго Огнеса. 

Революция, если употреблять земную терминологию, свергнувшая царя, а потом и буржуазию в Русии свершилась в 1914, на третьем году мировой войны, и к власти пришли местные большевики во главе с их вождём, который здесь носил имя Ондрей Николаев Волгарь. «Его боярская-то фамилия Ильин, — уточнил Симка, а Волгарь – партийное прозвание».

— У вас сейчас 1937 год? – с острым любопытством уточнил Сергей.

• Ну да. 23 год прожили при своей власти…
• Ну и как – не обижает?
• Своя-то власть? – в голосе Симки прозвучало неподдельное удивление. Он задумался. – Нет, бывает, конечно, что не все ладно глядится поначалу для сельчан. Да ведь не с глупу законы принимаются рабочими, а после совета. И с нами тоже – с крестьянской партией. Ну и приходится стерпеть, если что не так, как хотелось бы на особицу! – закончил он.
• А кто сейчас главный? – продолжал расспрашивать Сергей, — ну во главе правительства? Не грузин? У вас тут Грузинская республика есть?

Выяснилось, что отдельной республики с таким названием нет. Но есть союз республик местного Закавказья, в котором их четыре. А всего в ЕАСОГе… Симон лоб наморщил, вспоминая, всего, помнится, пять республик.

— ЕАСОГ? Расшифруй? 

— Подожди, дай вспомнить. Мы говорим между собой просто – Наш Союз. А точно… О, вспомнил! Евро-азиатский союз общинных государств. Вот так!

Кто правит? Так много их там, а главный у нас всё равно– Симка сообщил об этом с удовлетворением, — Волгарь же.

 — Он как? Здоров?

— Здравый  Только ему под 70, и он года три уже только рабочей партией рулит. Но всё равно он у нас главный, его слово много значит. А почему спрашиваешь? — Симон снова насупился, и Сергей поспешил его успокоить: «Я рад, что ваш вождь жив и активен. Это очень хорошо, а вот наш умер, когда ему еще 54 лет не было. Молодой же совсем!

— Да, ты сказал, что он возглавляет рабочую партию. Так?

— Её. Она у нас главная.

— Ещё крестьянская партия есть?

— Так две их у нас. Ещё есть какие-то, не помню я.

Сергей снова надолго задумался. По всему было видно, что знание истории и текущей политики у собеседника слабое: в деталях он не силён. А Сергею были интересны именно детали. И он решил расспросы закончить, отложить до встречи с более знающими людьми.

Тем более, что разговор с крестьянским парнем был затруднён непрерывными усилиями перевода с русийского на русский (далее для простоты наш рассказ будет вестись на русском языке). Сергей просто устал. Поэтому он вернулся на берег к оставленной там одежде, спустился к реке и умылся, готовясь идти со стадом в деревню.

Нагнав Симку, он всё же спросил, переводя беседу в более конкретное русло.

• А стадо чьё пасёшь? Не колхозное ли?
• Колхоз – это что такое?
• Это коллективное хозяйство. Крестьяне у нас в России лет за десять перед войной объединились так — в колхозы. У вас коллективизации не было?
• Ага, это ты об сельских артелях говоришь! Есть у нас артели по совместному крестьянствованию. Так и называются просто: сельхозартель.
• Еще Общины есть, — продолжал он неспешно, зорко поглядывая за неторопливо бредущим стадом и потому делая паузы. — там у них вообще всё общее

А в артелях нет. Работают вместе, а урожай делят. Ккаждому — по работе, как артель порешит по осени, после уборки урожая… 

Коров же я пасу не артельных. В нашей деревне в артели половина дворов, остальные сами по себе, не хотят в артель. Их так и зовут крестьяне, а не общинники или артельные… Артельное стадо ты тоже видел.

Общины же нет у нас в деревне, — с сожалением сообщил Симка. — вот в армии отслужу, женюсь на Олене (ударение сделал на первом слоге, на о), — радостно сообщил он, как о чем-то давно решённом. — Она из ближней общины — «Восход» называется — и стану общинником». – Симка улыбнулся и изо всех сил оглушительно щелкнул кнутом, заставив коров ускорить шаг. Впрочем, не надолго.

Олена – невеста? —  Вот откуда улыбка на лице до самых ушей, — подумал Олег и полюбопытствовал:

• Так у вас полная, значит, свобода, коллективизации не было, и кто, как хочет, так и хозяйствует?
• Да как же по-другому! – удивился парень и даже остановился. – Обыкновенно, кто, как хочет!

Только, власть больше помогает артелям и общинам, чем крестьянам — признал он. И было неясно, одобряет пастух такое предпочтение или нет.

Сергей шёл рядом с Симкой вслед за стадом по деревенской улице и минутами забывал, что он не на Земле. Деревенские дома казались самыми обычными, как они выглядят не только на картинах по истории, но все ещё и сегодня во многих земных деревнях. Бревенчатые пятистенки под железными по большей части крышами. Но попадались и драночные, каких Сергею видеть на Земле не довелось. Окна маленькие, крылечки низенькие, завалинки, а за избами небольшие огороды.

Но что приятно поразило, так это чистота на улице, ухоженность домов и строений, дорожки вдоль домов утрамбованы мелким щебнем. И ещё удивили фонарные столбы с натянутыми электропроводами и фонарями. От столбов были отводы в дома. «Здесь и электричество уже есть! – поразился он. И спросил: «Симон, а свет вам давно провели?

• Да уж и не помню, лет пять, наверное… — Он повспоминал, морща лоб. — Да вот станцию на реке выше города, которая, построили, когда мне было 12 лет. А свет дали – мне было 13-ть. Сегодня – мне 17. Точно, пять лет уже свет у нас, — с удовольствием подытожил он. Везде свет: в комнатах, в хлевах, на улице. В артели и общине землю уже пашут не только лошадьми, но и тяглами. И даже понемногу уже электроплугами. А у вас как?
• Тяглы – это что?

      — Машина такая на больших колесах с шипами. К ней плуги сразу на три лемеха цепляют. За десять лошадей срабатывает! – восхищенно сообщил Симка.

По-нашему – тракторы. У нас все ещё пашут на тракторах. А так везде тоже электричество… Пока, — вздохнул он. Сима искоса глянул на него и промолчав, поняв.

— А единоличники… ну, крестьяне, тяглами не пользуются?

— Не всегда, — пожал плечами пастух. И пояснил: не задаром же. Хоть и не слишком дорого, но всё-таки…

— Это кому же платить надо – артелям, общинам?

— Нет, это такие государственные организации – Техцентры называются. Имеют технику, мастерские и много чего. И обслуживают нас сельчан. Пашут, сеют, убирают урожай. Не за даром, конечно, но всё равно выгодно нам.

— МТС, значит. На Земле у нас при народной власти были одно время и назывались машинно-тракторные станции…

 Сергей снова поглядел на огороды возле хат. «С такого не прокормишься, — подумал он, здороваясь в очередной раз с встречными селянами, бросавшими на него удивлённые взгляды.  Две-три сотки – не больше.

— Что-то у вас огороды маловаты, — не удержался Сергей от вопроса. Пастух только рукой махнул. Огород и есть огород: растим всякую овощ, что на стол собрать для еды быстро.

-Вот и пришли: здесь у нас Мирской совет. Заходи, Главный на месте: видишь в окне у стола сидит?

Дом здешнего сельсовета был явно специальной постройки: просторный, двухэтажный из светлого бруса.

Они вошли на крыльцо и из небольшого вестибюля свернули в первую дверь. Из-за стола глянул им навстречу коренастый, широкоплечий, седой мужчина с густыми чёрными бровями и зорким взглядом серых глаз.

— Зиновий, вот знакомься, привел от реки. Сергеем зовут, а откуда взялся сам расскажет. – Симон улыбнулся и вышел. Ему надо было проследить, за коровами, еще не дошедшими до своих дворов.

К вечеру Сергей так устал от разговоров о себе, что перестал мучиться вопросом, кто это так над ним подшутил. Он всё же  проникся уверенностью, что виной его чудесного перемещения в другой мир, столь похожий на Землю, был не какой-то природный фокус или тем более дьявольские козни, а дело рук вполне реального человека, оснащенного в научном и техническом отношении гораздо лучше, чем позволяла наука Земли.

Значит не человека? В смысле – не землянина? И Сергей вновь и вновь вспоминал того мужчину, юного обликом, но со взглядом мудреца, который остановился возле них у ресторана, услышав его диалог с былыми одноклассниками..

Сергей скупо рассказал о своем странном появлении на Зямле и подробно, куда денешься, и долго отвечал на расспросы Зиновия. А тот задавал вопросы точные, требующие описания деталей Земной жизни, неизвестных здесь. И вслушивался в ответы, вдумываясь, следя пристальным оком за лицом собеседника.

— В деталях вся соль, — пояснил он потом. — Их просто так не выдумаешь, сразу лжу покажешь. Но вижу, что хоть и странность большая с тобой приключилась, не байки рассказываешь ты. Никогда о таком не слышал, но вроде всё правда.

И ведь как же ты мог на лугу там очутиться, если по-другому? Да никак! Что же поживи у нас… если позволят. Сообщить в город я обязан, сам понимаешь.

Сергея поселили к одинокой пожилой женщине, которая была, как ему сказали, артельщицей. Но корову она, как и все члены артели, держала, а потому сеновал был заполнен сеном, и Сергей попросился постелить ему там. Хотелось побыть одному Но перед отбоем он еще посидел в избе, выпил предложенную ему большую кружку недавно надоенного молока с ломтем хлеба, похожего по виду, но не по вкусу, на земной. Впрочем вкус здешнего хлеба, как и молока, показался ему более чем приемлемым.

Он ужинал и осматривался вокруг, изредка отвечая на вопросы хозяйки, любопытство которой было явным, но деликатным. Увидев, что постоялец устал и не склонен к длинным рассказам, она занялась своими делами, сказав только, что ему постелено. Горница была обставлена с деревенской простотой и мало чем отличалась от послевоенных земных изб в деревнях, не побывавших под оккупацией. Бывал в первые послевоенные годы маленький Сережа с мамой в таких деревнях в гостях у знакомый ей женщин.

В горнице стоял большой стол. Лавка была одна – у большой, типа русской, но более низкой и менее широкой, печи. Зато полати на ней были более просторны и влезать на них было удобнее. У стола же стояли фабричные стулья, числом четыре. Доски стола чисто выскоблены. В углу икона, которая привлекла особое внимание Сергея. На ней был изображен человек со скорбным лицом и окладистой бородкой, привязанный за руки, поднятые над головой, к столбу и охваченный языками пламени от вязанки хвороста под ногами. Это и был здешний Бог, сошедший на Землю в образе человеческом и сожженный властями за антиправительственные речи. Как его звали? Уго Огнес, кажется. Ну да. Весьма похоже на библейский вариант, как и всё здесь.

Он поискал глазами, где можно ополоснуть чашку, не нашел и оставил на столе.

Спал Сергей плохо. Снилась то какая-то фантастика, то беседа с незнакомой девушкой, причем в интимных, так сказать, обстоятельствах, на смену которой внезапно появлялось укоризненное и недоверчивое лицо местного председателя. Он качал головой и говорил: «Ой не верю я тебе, паря, надо бы тебя в органы отправить. А? Как считаешь?» И тут же два дюжих молодца в комуфляже брали его под белы руки и влекли к «воронку». После чего он просыпался от громкого сердцебиения и сплевывал от досады.

Перед утром Сергей окончательно проснулся и основательно задумался.

— Не для того меня сюда отправили, — сделал он, наконец, вывод, — чтобы сразу же вернуть на Землю. С извинениями или без. Поэтому нет смысла ходить на место моего явления здешнему народу в лице Симки. Когда сочтут нужным, отыщут сами и вернут… Если захотят!

Он мотнул головой и обдумал эту мысль, насчет того, что могут не захотеть вернуть его на Землю.

— Нет, вряд ли. Какой смысл? А вот в экскурсии сюда смысл определенно есть. Но именно в экскурсии – для научения и дальнейших выводов, вероятно… Только каких? Он смутно уже понимал, что ему хотели что-то показать и в чем-то убедить, но решил не торопиться, а узнать о Зямле как можно больше.

Утром, когда послышался пастуший рожок, Сергей встал, ополоснулся холодной водой у колодца и вышел навстречу Симке.

— Решил в город податься, — сообщил он. – Ты вчера говорил, что его Кузниц называют?

Симон кивнул и полюбопытствовал: « А чего не хочешь подождать здесь? Может очнутся там, что не дело сотворили?

-Нет, не очнутся. Да и не они это сделали, то есть не люди… Сергей замолчал, подыскивая слова. – Я хочу сказать, что уровень наших знаний на Земле, такого не допускает. Это кто-то такой же посторонний, как я у вас, сотворил. Я даже, по-моему, знаю, как он выглядит.

— Так, — Симка покачал головой, — Он, стал быть, поумнее вас. Ну посильнее. Ну и зачем это ему?

— Вернусь если, спрошу, — мрачно ответил Сергей. – Если удастся, конечно. Где ваш председатель живет?

Симка сначала не понял, но тут же сообразил… «Ага, хочешь с Зиновием перемолвиться. Верно надумал».

Зиновий решение Сергея одобрил. Он тут же снял трубку здешнего телефона. (Было странно видеть, что аппарат сей заключен в деревянный корпус, как и трубка, искусно выточенная. Из местного дуба, вероятно). Пока председатель ждал ответа, Сергей полюбопытствовал: «Пластмассу у вас производят?»  В коротком разговоре выяснилось, что здешняя химия до пластмасс еще не додумалась. Сергей вздохнул, не зная, радоваться за местное население, или сочувствовать.

Тем временем дали связь. На короткое сообщение Зиновия, что-то еще боле кратко ответили. Зиновий положил трубку и спросил: «Утреничал уже?».

— Завтракал?.. Нет еще.

— Тогда садись за стол. Сейчас поутреничаем вместе, а из города подъедут тем временем. Там сильно заинтересовались, весьма!

Он повернулся в сторону кухни и крикнул: «Алин! Подавай на стол!» — Прошу, — представил он вошедшую в комнату с большой сковородой на широкой доске супругу, женщину небольшого роста, худощавую, по здешнему смуглую и черноволосую. Она приветливо кивнула Серею, но супруг всё же пояснил: «Это Сергей, я тебе сказывал вечор. Знакомьтесь». Они сели за стол, не покрытый ни клеенкой, ни скатертью, но чисто выскобленный ножом. (Какой литературной стариной повеяло на Сергея!).

— А что? – полюбопытствовал хозяин. – У вас утренняя трапеза завтраком именуется? Что так? Сергей пожал плечами: «Так повелось издавна. Завтрак, обед, ужин. Еще бывает полдник.  Но не в полдень, а ближе к ужину». — Сергей снова пожал плечами. Никогда над этим не задумывался.

Шум автомобильного мотора  раздался, приближаясь, как раз к концу завтрака и беседы. Под окнами дома остановилась легковушка, похожая и непохожая на автомобили 30-х годов, производства горьковского завода или тогдашнего ЗИСа, который ныне — ЗИЛ

В комнату энергично вошел высокий, стройный, черноволосый мужчина, зрелого возраста и быстрым шагом направился к сидящим за столом. Сергей поднялся навстречу вместе с Зиновием, а Алин, молча поклонилась и ушла на кухню, не затворив за собой дверь. Короткий поклон, две руки протянулись к Сергею. Для рукопожатия? Сергей протянул правую руку. Короткая заминка. Потом подошедший энергично пожал руку Сергей обеими ладонями, отпустил.

-Поутреничали? – спросил он, представившись, — Кун Валянтий Истоевич. Можно просто – друже Кун. — Если готовы, то собирайте вещи и поехали!

-Вещей нет, увы! Пальто и пиджак только в сумке. Как у нас на Земле говорится, все мое ношу с собой. — Ага, тогда прошу! Кун столь же стремительно пожал обоими руками обе руки Зиновия и повернулся к выходу. Проходя мимо кухни, сказал: «До понов-встречи, Алин, будь во здравии!» и не дожидаясь ответа вышел, не оглядываясь, на улицу к своему авто. За рулем сидел молодой плечистый парень, такой же смуглый, как все здесь. Он молча кивнул на «здравствуйте» Сергея, но глянул на него хоть и быстро, но с острым любопытством. Как видно товарищ Кун не утаил от него информацию о странном госте.

Кун сел сзади рядом с Сергеем и скомандовал: «Вперед, друже Горгий! Поехали!»

Дорога, быстро миновав поля, нырнула в прозрачный березовый лес и вскоре вывела на взгорок, с которого открылась панорама города с привычными взгляду почти такими же, как на Руси, куполами церквей. Но вместо крестов, на их шпилях возвышалось нечто другое – издали не рассмотреть. Сергей предположил (и не ошибся), что это распятия местного бога над костром. А вот и сам город, в который покашливая мотором, снизив скорость въехал их автомобиль.

Город оказался небольшим, но чистым и ухоженным. Здания в основном в два-три этажа, из белого кирпича (кирпич был явно не российского стандарта – длиннее и толще). Центральные улицы залиты асфальтом или вымощены брусчаткой. Сразу бросилось в глаза множество магазинов, магазинчиков, харчевен (это слово Сергей с удивлением увидел на многих вывесках). Бойко шла торговля овощами и фруктами на небольших рынках. Непривычного вида автомобили – легковые, полу-грузовые и грузовые сновали по улицам, подавая негромкие мелодичные сигналы – подвозили товары. Судя по многим вывескам, торговля была частной и кооперативной. Курсировали автобусы – небольшие и примитивных, на взгляд Сергей, конструкций. «Здешний НЭП, что ли?» — спросил себя Сергей.

Автомобиль затормозил возле дверей в ограде небольшого уютного особняка, стоящего поодаль от проезжей части. На вывеске, написанной почти кириллицей (некоторые буквы были непонятны, но в контексте их легко было прочесть) стояло слово, которое его зацепило: Правило градского общинного союза. ПравИло, — поправил он себя, — вникнув в вывеску. – От слова править. Общинный? Партийный комитет может быть? А, вот рядом еще вывеска, что там? Точно! Народный городской круг! Круг, Возможно, как у казаков, аналог Совета? Значит Советская власть… Или?

Войдя в вестибюль, он обнаружил там человека в униформе, который, молча,взглянул сначала на Куна, а затем с любопытством на Сергея. Они поднялись на второй этаж в небольшой, но уютный холл. На одной из дверей было  начертано: «Круг  градского правила, кормчий». За дверью не оказалось привычного в российских начальственных кабинетах тамбура, и они сразу оказались в просторной комнате, в которой три стола расположены почти, как в Совете безопасности ООН: два составляли катеты  треугольника с проходом по центру, третий, маленький – его основание. За ним сидела молодая, белокурая и очень симпатичная женщина, которая встала им навстречу и, не улыбаясь, но и не хмурясь, пригласила их пройти и занять места возле её стола: там стояли два жестких деревянных кресла цвета темной бронзы с изящно изогнутыми ручками.

Кормчая вышла из-за столика и протянула Сергею обе ладони На этот раз он не ошибся, подал также обе свои. Они обменялись крепким рукопожатием. От него явно ждали рассказа, но не торопили.

Сергей, прежде чем приступить к очередному повествованию, ещё с минуту обдумывал, как это лучше сделать. Потом пожал плечами и решил рассказывать всё, как есть.

Когда он закончил, наступила продолжительная пауза.

• Вы серьёзно? Это не розыгрыш? – спросила, наконец, Оульга  Световна (так звали первого секретаря местного горкома местной компартии, если говорить по-русски. И одновременно председателя исполкома местного Совета депутатов – Круга, по местному).

Сергей снова пожал плечами и развёл руки:

• Как на духу, можете верить или не верить. Хотя… Он снял с руки и протянул Оульге свои электронные часы.
• У вас на планете есть такая техника?

Две головы – мужская и женская — склонились над прибором.

• Часы? – спросил мужчина?
• Да, электронные. У нас – на Земле! – сейчас вечер и зима: декабрь – 12 число. Видите надпись вверху?
• Нет, — сказал, наконец, Коун, возвращая часы Сергею. На Зямле таких пока не делают. Я бы знал.

Сергей, вспомнив, вытащил из бокового кармана пиджака и протянул собеседникам шариковую и ролевую авторучки.

— Больше ничего убедительного нет. Впрочем, если внимательно посмотреть на мои одежду и обувь, то можно также сделать определённые выводы о их происхождении, не правда ли?

• Зямля – Земля – вслушиваясь в похожие названия, протянула Оульга. А декабрь – это часть года? Сергей снова кивнул.
•  На сколько частей вы делите год? – с любопытством спросила хозяйка кабинета. — И сколько в нем кругов?

(Кругов – это что? А, оборотов планеты вокруг Солнца!).

Сергей, удивившись вопросам (не самым главным ведь!) ответил, назвал месяцы, рассказал о неделе и назвал ее дни.  Многое оказалось похожим, но не совсем. На Зямле год насчитывал 360 суток – каждый третий  год — високосный. Год был разделен на 10 месяцев по 30 дней в каждом. Месяцы, сохранившие славянские названия, разделены на шесть пятидневок с одним выходным в неделю. Дни обозначались в соответствии с порядком следования именными числительными: первок, вторый, третьяк, четверток и пяток. Поговорили они о цифрах и алфавите: их начертание оказалось существенно разным.

— А какой год у вас сейчас идет по вашему летоисчислению? – уточнил Сергей. — 1937-ой? Сергей задумался, колеблясь. Потом все же спросил осторожно: а как у вас тут обстановка? Ну, с классовой борьбой, сейчас?

Классовая борьба идёт, — был ответ. Революция победила далеко не во всех странах, достигших высокого уровня развития, Они  противостоят нам, мешают, как могут. Хотя торговать с нами им пришлось.

— А внутри стран, где революция победила? Где-то ещё она тут победила?  — Не во многих странах победила, к сожалению, – ещё в трёх, но передовых, и мы вместе работаем, входим в Союз общинных республик Атланты – СОбР.

Собеседница переглянулась с Куном. А что этот вопрос тебя так интересует: друже, — спросила она мягко. Конечно, классовая борьба никуда не исчезла .Есть у нас ещё класс капиталистов, крестьяне-самохозяева в том числе. Ну и что?

•     Так ведь, у нас… Это выглядело… в нашем 1937 году, э… довольно… жестко.
•     Интересно…Собеседники переглянулись. – Да, — кивнул Коун,- но ещё будет время поговорить подробно…
•  А у тебя очень светлая кожа, — сказала Оульга, откровенно рассматривая Сергея. Это твоя личная особенность? Впрочем, мы негостеприимны, товарищ Коун! Пора накормить гостя и дать ему отдохнуть. Он уже поутренничал? Тогда устрой его в нашем гостевом доме. Она встала и протянула Сергею руки. Мы еще встретимся, светлокожий товарищ! У вас все такие? – не удержалась она все же, глядя на Сергея с откровенным любопытством.
• На нашем континенте большинство, но не все. 
• Ладно, ладно, — удержала его собеседница. – Еще будет время.

Поверили ему или нет? Сергей не был убежден в положительном ответе. Да и кто бы поверил в такую фантастику без внутреннего сопротивления? «Я бы сам не поверил без уж очень убедительных доказательств, — подумал он. – Что часы и авторучки? Мало ли какие штуки изготовляют в тайных лабораториях! Так что эта беседа, скорее всего не последняя».

И верно — беседы продолжались целую пятидневку. И разумеется, при участии местных чекистов, откровенно представившихся Сергею при знакомстве. Затем в диалог включились учёные. Сергей рассказывал сам и расспрашивал попутно своих собеседников. Больше всего Сергея интересовало общественное устройство СОЕАР,. – Союза Общинных Евро-Азиатских Республик. В обыденной речи — Общинный союз. Именно такое название носило пролетарское государство, образовавшееся на территории царской Русии после революции 1914 года.

И вот что ему рассказали.

В начале века мир был на грани мировой войны, но рабочий класс, возглавляемый общинными партиями, объединенными в международный союз, сумел предотвратить её, решительно выступив против в парламентах государств всего континента Атланты – так здесь называлась Европа. В Русии же, а за ней ещё в двух странах рабочий класс пошел дальше, свергнув эксплуататоров и создав федерацию строящих социализм республик.

Однако в Русии термин «социализм» не употреблялся, вместо него  ходу был другой – община. И Сергей спросил об истоках.

— У нас, — сообщил он собеседникам, — мы зовем себя марксистами и коммунистами. Марксистами потому, что следуем учению философа, социолога и экономиста Карла Маркса. А коммунистами – поскольку строили социализм, чтобы от него перейти к коммунистическому устройству.

А у как у вас? Кто был у истоков вашей теории общинного строя?

— Удивительно, — был ответ, — но и у нас создателями учения о законах мироздания и общества как его части были ученые из Атланты по имени  Маркс, тодбко не Карл, а Леон и Энгельс. Август, а не Фридрих..

Но Маркс  резко возражал против термина «марксизм», и его ученики стали называть себя коммунистами. Слово коммуна в переводе на русийский – та же община. Это более понятно людям.

По поводу социализма случилась дискуссия, и Сергей, к своему стыду, не сумел дать точное определение этого понятия. Зато социологи Русии дали.

— У нас это устройство общества называется в Атланте коммуна, а в Русии община, учение Маркса мы зовём научным обществознанием. Это в отличие от других учений об обществе. А конечная цель работы — войти в эпоху с полным отсутствием всякого давления на людей со стороны органов управления. Эпоха подлинной свободы – вот конечная цель.

— А как она далека,- по вашим представлениям?

— Мы ориентируемся на Маркса. Он с самого начала, когда понял суть частной собственности, догадался, что она прошла через ряд ступеней, форм, которые в скрытом виде сохраняются в капитализме. И сделал вывод, что в эпоху свободы общество двинется по тем же ступеням в обратном направлении – от капитализма. Не так уж много этих ступенек, но каждая займет немалое время. Так что далековато нам до царства свободы. Но и само движение – тоже радость освобождения.

Первая ступень – это отказ от распределения государством результатов труда рабочих. Рабочие коллективы сами должны это делать! Налаживаем самоуправление трудовых коллективов в рамках общего плана страны. Тут есть проблемы, хотя многие уже решены.

— А какие проблемы? – спросил с острым любопытством Сергей – какие не решены, а какие уже?

— Разработан и принят Трудовой свод…

 — В СССР он назывался Кодекс законов о труде -КЗОТ. Что ваш Свод позволяет и запрещает?

— Интересный по форме вопрос, — улыбнулся собеседник. Свод устанавливает границы дозволенного.

— Это как?

— Прежде всего рабочее время. Смена не может быть длиннее 8 часов днём и 6 часов ночью. А если есть возможности, сделать короче,, не только дозволено, но и необходимо.

Или заработная плата. Меньше минимума, установленного Трудовым Сводом, платить рабочему нельзя, а больше — можно.

— Возможности – это о производительности труда? – утвердительно спросил Сергей.

Историк усмехнулся. – Это как раз сложная проблема: немало подводных камней. Но в общем, верно. Мы устанавливаем закупочные цены на 3 года. Верные более-менее, конечно,, пока нет теории ценообразования.

Рост производительности труда при сохранении норматива качества образует зазор между закупочной ценой и себестоимостью. Это дополнительный доход коллектива, которым он может 3 года распоряжаться сам.

Сергей подумал и задал новый вопрос:

— Тогда сокращается количество рабочих мест. Но вы же не увольняете высвобожденных работников из-за этого?

 — Конечно нет! Это прямо запрещено Сводом. Но предприятия могут увеличивать объёмы производства, — был немедленный ответ. — Или сокращать рабочее время. И могут делать это одновременно. Тут у коллективов есть простор для поиска.

Мы хотим поднять трудовые коллективы госпредприятий до уровня передовых сельхозартелей.

Сергей удивился. Спросил: «Вы считаете коллективную собственность… более социалистичной, чем государственная? В  СССР именно госсобственность рассматривали как общенародную, в отличие от кооперативно-колхозной.

Собеседник тоже удивился:

— Только землю с рекам, озёрами и недрами мы считаем общенародной собственностью. Да ведь так оно и есть! Крестьяне так искони считают, и они правы. А государственная собственность – и есть собственность государства, которым оно распоряжается и полбзуется.   Это порождает множество неприятных проблем. Не так ли?»

Сергей припомнил свои беседы с рабочими в советское время, их равнодушие и полное согласие на ваучерную приватизацию и молча пожал плечами. Но заметил, что и в крестьянских артелях не может не быть всяких проблем. «У нас в колхозах их было полно».

-Есть они там, — согласился  историк. Но носят чисто организационный характер. Самое главное, что все свои проблемы крестьяне в артелях и общинах решают сами. Они у себя хозяева, а рабочие на госпредприятиях, пока — нет.  Общинная партия сейчас занята тем, чтобы рабочие коллективы госпредприятий в рамках закона и общего плана работы на перспективу стали такими же хозяевами у себя. Вот тогда и войдём в соцализм. Не раньше.

Сергей снова серьёзно задумался, а собеседник смотрел на него с доброжелательным любопытством.

— Тогда социализм, — медленно выговаривая слова, заключил Сергей,  – это процесс отмирания государства. Сначала у него исчезает, а у рабочего класса появляется функция распределения. Затем, как я думаю, наступит очередь обмена. И поочерёдно других функции государства, вплоть до властных.

Тогда социализм есть организованный правящей партией процесс отмирания государства. Сергей даже вскочил в возбуждении:

— Вот! Ага?

— Ага! – усмехнулся историк. И уже на первой ступени «Каждый по способностям – каждому  по труду!»

 «У нас в СССР, — подумал Сергей, — из-за угрозы войны решили резко ускорить темпы индустриализации, чтобы «догнать и перегнать». Ну и зажали частника: нэп свернули, частную собственность запретили.  Колхозам тоже досталось.  В итоге… Войну-то выиграли, победили, а догнали и перегнали – Европу только —  лишь по объёмам производства в промышленности. А в  уровне жизни  даже от побежденных стран отстали! Может быть перегнул палку тов. Сталин в отношении НЭПа? Слишком круто повернул!

— У вас не было мировой войны? – прервав затянувшуюся паузу в беседе утвердительно спросил Сергей.

— Не было! – улыбнулся историк — Как говорится, бог миловал. Хотя, что там Огнес с его милостями! Если бы не решительные действия рабочего класса нескольких крупных стран Атланты, вполне могла бы разразиться.

— Вот как! Тогда, у нас, если бы не крах II Интернационала, история ХХ века была бы совсем иной, — сделал горестный вывод Сергей и задал очередной вопрос:

• — А в США на Зямле? Как идут дела в этом столпе капитализма?

Вновь пришлось несколько минут затратить на выяснение. США здесь существовали, но назывались иначе: Объединённые Колумбийские Штаты –ОКШ.

— У вас, гляжу, справедливости в истории больше, — заметил Сергей. — На Земле Новый мир открыл Колумб, а назвали его Америкой. В этом О-К-Ш, какой сейчас строй?

• — Власть богатых. В ОКШ капитализма больше, чем в Атланте. Но средний уровень жизни сравнительно высок. ОКШ тамошний континент сделали своей вотчиной и качают оттуда ресурсы.
• Впрочем и Атланта свой уровень жизни поддерживает во многом за счёт бывших владений, где и сегодня слишком много бедности и просто нищеты.

Уровень жизни населения в Атланте понижать никто не хочет. Рабочие тоже не хотят. Сочувствуют народам бывших владений, но и только.

• — А вы?
•  — Мы, во-первых все ещё сами бедны, больших возможностей для помощи этим странам нет. А ещё, мы не несём историчечской вины за бедность народов бывших владений Атланты. Помогаем. И много, но стараемся делать это с умом. Не в ущерб собственным экономическим интересам
•  

Алекс.

Социализм

Алекс, открыв глаза после неожиданной отключки возле ресторана (это он сразу вспомнил), увидел вокруг незнакомый городской пейзаж, напомнивший ему то ли престижный дачный посёлок, то ли нечто на него похожее. Высокие — до 5 этажей, но не однотипные, как в фильме Рязанова «С лёгким паром», здания, видневшиеся тут и там, были окружены прихотливо разбросанными двух-трехэтажными коттеджами, причудливой (в смысле – непривычной, но красивой даже на вкус Алекса архитектуры, радующими глаз яркостью и гармоничностью красок. Коттеджи утопали в зелени невысоких деревьев, были окружены великолепными цветниками и газонами. Неширокая извилистая дорога соединяла их друг с другом, а также с другими более фундаментальными, строениями, неясного назначения и тоже не стандартной  архитектуры. Вдали виднелось озеро и вытекавшая из него речка, а ещё дальше — обширные просторы и синела полоса далёкого леса. По глубокой голубизне небес неторопливо плыли белые перистые облака.

Алексу сразу стало жарко в длиннополом черном пальто и роскошной меховой шапке, но не только от летнего зноя. Еще больше от испуга. Он стянул с себя пальто и шапку и задумался: что предпринять?

Алекс испугался, подозревая, что сошел с ума и все это просто бред. Сердце колотилось в груди, словно оса об стекло, всё прыгало и расплывалось перед глазами, будто и впрямь не было явью, а ноги так ослабли, что хотелось присесть. И Алекс нетвёрдой походкой подошел к ближайшей скамье, и, потрогав ее ладонью – не мираж ли? –присел и закрыл глаза. Скамья оказалась очень удобна для отдыха, и ему почему-то полегчало от этой мысли. Алекс осторожно открыл глаза и увидел мальчика, лет семи -девяти, который с любопытством смотрел на незнакомого дядю.

 -Ты кто? – спросили они одновременно. Мальчишка заливисто рассмеялся такому совпадению, а Алекс невольно улыбнулся.

— Меня Алексей Эдуардович зовут, — сообщил Алекс, а тебя как?

— Велий. Велик. Вельчик.

— Велик – это велосипед, — почему-то прокомментировал Алекс. – Ты здесь живешь?

— Какой это велосипед? Велий я. А живу… Вон видишь ту голубую дачу с башенкой? Это наша. А вон в том двухэтажном доме с садом вокруг – моя школа. Сейчас занятия окончились, и я иду домой.

— Без портфеля? Алекс все время задавал какие-то пустые необязательные вопросы и сердился за это на себя… и на Велика!

— Портфель? А это что такое? Не знаю я такого слова. И велосипед,! На лице мальчика появилось выражение настоящей заинтересованности. – Объясни, — требовательно попросил он.

— Ну, велосипед — это двухколесная машина с педалями. Для езды, а портфель —  специальная сумка для школьников. Для учебников, тетрадей, пенала, которые ученики носят в школу и из школы.

— А зачем? – страшно удивился Велик. – В школе всё есть. А что такое учебник? Книга учебная? Бумажная? Нет, у нас в школе обучающие машины, а не книги.

  А слова вот эти – порт-фель, вело-си-пед,– они не росские. А какие? Я два ещё языка знаю. Один международный, искусственный, но второй –бритский, настоящий. – сообщил он с гордостью. А портфель – это какой язык?

Алекс покраснел. Чёрт его знает, из какого языка прикочевало в русский это словцо. Никогда не задумывался. И не столько, чтобы отвлечь мальца, сколько на самом деле желая понять, спросил сам:

— Куда это я попал, а?

— Как это попал? – страшно удивился Вел – Ты разве не из соседнего поселения? — Он пристально осмотрел Алекса. – Одет ты странно, — задумчиво констатировал он, — зачем на тебе эта одёжа, в которой только зимой за городом на природе гулять? Жарко же!

— Жарко, — согласился Алекс, только теперь почувствовав, что весь мокрый в своем модном зимнем прикиде, явно странно и подозрительно выглядевшем в глазах этого мальчишки. А вот-вот взрослые подойдут!

Он стащил с себя пальто и, поколебавшись, снял пиджак, стодолларовый галстук сунул в карман пальто и положил его на спинку скамьи рядом с собой.

— Вел, — сказал он почти жалобно. Я не знаю, как я сюда попал, и куда – тоже не знаю. Понимаешь? Только что был совсем в другом месте, и вот… Прямо не пойму, что делать!

— Ух ты, — знакомо, по-земнему, воскликнул Вел, — прямо как в оживляже? – мгновенный перенос в другое место и время? А откуда? Из Иркита, может быть?

— Нет, я из Москвы. Знаешь о Москве?

— Москва не очень далеко, — прокомментировал Вел. Ну и что? Садись на индлёт и возвращайся.

Алекс снова пришел в отчаяние. Какой индлёт? Что тут за Москва?

 Алекс, конечно, в школе был троечником, но троечником твердым, а человеком хватким, «бизнес – это не для лохов, в натуре!» Так что понял, наконец, что всё происходит наяву, а не во сне. Мальчик был настоящий, для уверенности Алекс даже подержал его за руку под благовидным предлогом. И дома вокруг теперь, когда зрение пришло в порядок и сердце поуспокоилось, явно не были миражем. По дорожкам легко и  быстро, но явно никуда не торопясь, шли мужчины и женщины в летних легких, яркой расцветки одеждах – по большей части, в сандалиях на босу ногу, шорты и безрукавки. Лица спокойные – иногда улыбающиеся, чаще серьёзные или задумчивые. Люди сидели на многочисленных удобных скамеечках возле цветников и бегущих ручейков под сенью цветущих невысоких деревьев.

Алекс только теперь заметил, что и его скамья прячется под навесом усыпанных алыми цветами ветвей, а перед скамьей за дорожкой разбит великолепный цветник. Он присмотрелся и понял: ни одного знакомого цветка! Похожие есть, знакомого ни одного!

— Да где же это я, — всё ещё со страхом думал он. Кого бы спросить?

— Вел, твои родители сейчас где?

— Папа и мама, дед и бабуля на работе, а дома прадеды. Старая, наверное, в цветнике, а старый – в мастерской. Я как раз шёл ему помогать – он знаемый изобретатель. И сейчас что-то изобретает, но не говорит, — без всякого огорчения сообщил мальчик. И правильно делает — сам догадаюсь! Так интереснее!

— Тогда познакомь меня с твоим прадедом. Алекс встал и пошел рядом с Велом.

— «Как твоего изобретателя по имени-отчеству, Вел?»

— Митрий его зовут. – рассеяно ответил мальчик, напряженно о чём-то размышляя. — А ты из другого мира, наверное, — сообщил он как о чём-то почти решённом. Очень уж странно говоришь на нашем языке. Такого выговора я не слышал ни от одного другостранца. И одежда. И сам ты, видно ведь, не можешь понять ничего. И как ты здесь оказался, так у нас не путешествуют. Я  о таком не слышал ни разу. Го на видА вот и Старый возле дома стоит, на нас смотрит!

Алекс увидел высокого, молодого на вид мужчину с густой шевелюрой, почти не тронутой сединой, широкоплечего и спортивного.

• Сколько ему лет? — спросил Алекс удивленно. – Что — 93? – Алекс даже присвистнул от изумления.
•  

Примов.

Коммунизм?

Улица перед рестораном, где готовились разъехаться по своим делам после неудавшейся встречи бывшие одноклассники, была по столичному многолюдна в вечерние часы, и свидетелями внезапного исчезновения трёх мужчин, только что стоявших возле «мерседеса», было немало. Но никто не обратил внимания на  одного свидетеля, который спрятал что-то в боковой карман куртки и пошёл дальше.

Кто-то из очевидцев протёр глаза, и, посчитав увиденное неким наваждением, тут же успокоился. Другие были явно удивлены и растеряны, но только двое решились сообщить об увиденном: один обратился в ГИБДД, второй позвонил в редакцию «МК», газеты, особенно охочей до сенсаций. Гаишники, как водится, отмахнулись от «чепухи», а из «МК» приехал шустрый парень с фотоаппаратом, поинтересовался, чей «мерс», хозяина не нашёл, но по номеру установил быстро, кто владелец и стал звонить в его офис. В общем, вскоре тревога поднялась нешуточная.

Приключения двоих мы уже описали, а Примов, придя в себя после переноса в пространстве и времени оказался в просторной комнате с совершенно непривычным интерьером. С испугу он, было, хотел выскочить за дверь, чтобы хозяева чего плохого не подумали. Но где дверь? И по полной тишине вокруг (это, если не считать звуков, которые были бы вполне уместны где-нибудь в лесу или у реки) понял, что хозяева отсутствуют, а значит можно оглядеться.

Впрочем, вслед за этой мыслью пришла и другая: хозяева могут вернуться в любой момент, так что лучше немедленно удалиться. Но где  же дверь? Не увидев прохода в соседние помещения, он направился к круговому дивану у одной из стен, около которого стоял низкий изящный овальной формы столик. А рядом росло прямо из пола, из низкой, но густой травы вокруг ствола, невысокое дерево, своей кроной осенявшее и диван и стол. На стене около деревца виднелась какая-то вертикальная, от пола до потолка неширокая, святящаясязелёная полоса. Стоило Примову шагнуть мимо дерева к стене, чтобы вглядеться, как полоса исчезла, открыв ему проход в другую комнату. Он по инерции вошёл в неё, и за его спиной стена тотчас восстановилась, заставив Стаса испуганно оглянуться. И с этой стороны стену разделяла вертикальная мерцающая полоса. Примов задумался, решился и шагнул к ней. Стена его пропустила к дереву и дивану. Хмыкнув, Примов решительно прошёл через странную дверь в соседнюю комнату и огляделся. Она была не менее занимательна, чем первая. Стас мысленно махнул рукой: если кто придёт, попробую объясниться, — и принялся за дальнейшие исследования.

В первый момент он подумал, что эта комната распахнута в парк: четвёртая стена отсутствовала. Но присмотревшись, Стас понял, что стена есть, но такая прозрачная и, что увило ещё больше, не запылённая, что казалась отсутствующей. Чтобы убедиться, он подошел поближе и протянул руку. Такого окна – без переплета, от стены до стены, от пола до потолка, сохраняющую полную чистоту поверхности — он не только не видывал, но и не слыхал о такой архитектуре и технологии!

Потолок был под стать простору помещения – не меньше 4 метров высоты до него. И потолок тоже едва просматривался, напоминая своей полупрозрачной голубизной небо, которое ярко голубело над деревьями парка. Там просторно, с приличным отступом от стены-окна и не тесня друг друга кронами, росли могучие деревья, похожие и чем-то непохожие на те, к которым Примов привык. Между ними были усеянные цветами зеленые поляны, освещённые солнечными лучами, падавшими сверху наискось, от невидимого отсюда солнца. Порхали птицы, облика которых Примов не смог рассмотреть, и звонко доносилось сюда их пение. Да и все ароматы листвы, травы и цветов проникали в комнату, словно стены, хоть и прозрачной, и вправду не было.

Повернувшись спиной к парку, Примов стал рассматривать интерьер. Эта комната была меньшей, чем та, где он возник с московской улицы после секундного беспамятства. Но и в ней мебели почти не было. Вероятно, был рабочий кабинет. В глубине комнаты Стас рассмотрел стол, похожий с места, где стоял Примов, на шахматную доску, приклеенную с наклоном длинным торцом к стене, а перед ним на этой же стене располагался совершенно плоский  большой экран —  метра два на полтора, прикинул Примов. Удобное вращающееся кресло перед столом завершало композицию. Напротив «окна» на стене не висела, а размещалась как часть стены больших размеров картина – зимний пейзаж с заснеженным лесом и низко над его верхушками висящим желтым диском солнца. Резкие тени протянулись по синевато-белым с оттенком розового сугробам лесной поляны со строчками птичьих следов на снегу. Примову в первый момент показалось, что и здесь он видит просто окно, так все было выпукло, естественно. Смутило именно то, что за этим «окном» был виден зимний пейзаж, тогда как за спиной было лето. И зима только на первый взгляд выглядела совершенно натурально: на картине не было никакого движения.

— Все-таки это картина! — восхищенно подумал Примов. – Вот это да!».

На стене справа не было ничего, но сама она также выглядела совсем непривычно, на что Примов обратил внимание еще в большой комнате. Стена эта, как и там, не была статична, Она тоже жила, её цвет менялся, переливаясь, но в таком замедленном темпе, что это не раздражало глаза. Под картиной чуть заметно мерцал такой же вертикальный прямоугольник, но столь узкий, что Примов усомнился в его предназначении. Подойдя к столу, он понял, что узор на его поверхности – не шахматная доска, а квадратики сенсорных кнопок, как на смартфонах. Квадраты были разных цветов и имели совершенно непонятное назначение.  Один из них при его приближении налился ярким зелёным светом, словно приглашая к действию, и Примов опасливо протянув руку, коснулся его указательным пальцем. Тотчас на экране появилась миловидная девушка в легком и очень открытом платьице, словно сотканном из солнечных лучей. Изображение было стереоскопическим: экран словно бы исчез, а девушка оказалась в комнате, сидящей         в низком удобном кресле рядом с небольшим пультом по левую руку от нее.

• Здравствуй гость нежданный,  сказала она приветливо. Меня зовут Вида. Это от слова вид, видимость. Ведь я не живая девушка, а объёмное изображение, созданное компьютером для общения с тобой. Я готова ответить на твои вопросы, но сначала, как к тебе обращаться? Назови свое имя, чтобы я могла занести его в свою память.
• Примов Станислав, — быстро, раньше чем пришёл в себя от удивления, ответил Примов.
• Примов или Станислав? – переспросила Вида.
• Можно просто Стас! Куда это я попал? И как? – спросил он с опасливым любопытством.
• Хорошо, Стас. Так вот, ты находишься в стандартной квартире для одного или для семьи из двух человек. В квартире гостиная, кабинет, откуда ты связался со мной, спальня и две туалетных комнаты…
• Где спальня? – перебил Примов.
• Проход обозначен прямоугольником под картиной. Из спальни проход в туалетную комнату. Из гостиной – в другую. Квартира закреплена за тобой, пока ты будешь нашим гостем.
• Вашим? – снова вмешался Примов, — А кто вы, где же я нахожусь… вообще, где это?
• Ты ведь, как мы успели понять, с планеты, которая на твоём  языке называется Земля? Ну вот, сейчас ты гостишь в нашем поселении в другом пространстве и на другой планете. Планету мы называем на всепланетном языке Торра. На земной латыни – Терра. А город – Лаконна. Он находится на юго-востоке, в ваших мерах, в 120 километрах от бывшей столицы бывшего государства – от города Магва.
• Москва, — невольно поправил Примов.
• Москва — это на Земле, возразила Вида.
• Но как я здесь очутился, и откуда вы узнали, что я уже … И — где я?
• Тот человек, который это сделал с тобой без твоего согласия и которому Единый Совет Торры уже выразил порицание, сообщил нам о твоем прибытии. Если ты хочешь немедленно покинуть Торру, скажи. Но если хочешь пожить у нас, мы будем рады всё тебе показать и объяснить. При этом ты вернешься домой всего через несколько минут после переноса к нам. Ведь время у нас течет иначе, и ты можешь прожить здесь дня три-четыре. Наших дней.

Примов задумался. Ему было все-таки страшно и хотелось вернуться в свой привычный мир, но он был журналист, и как всякий журналист, очень любопытен. А тут пахло сенсацией.

— Ах, если бы у меня была с собой телекамера! – мысленно подосадовал Примов, и неожиданно для себя спросил: «А у вас есть телевидение?».

        — Есть. – незамедлительно ответила Вида, — сам же видишь.

— Да, извини, — Примов слегка покраснел от досады на себя, что задал столь глупый вопрос. А можно мне получить камеру для съемки и поснимать?.. О черт! Да на чем же я потом у себя буду отснятое показывать!.. Понимаешь, Вида, ну вернусь я через три дня и начну рассказывать, так мне же никто не поверит!

— Вот и не надо рассказывать. Во всяком случае, не всем. – Вида спокойно и выжидательно смотрела на Станислава.

Примов осмотрелся еще раз и полюбопытствовал: «Что же у каждого в квартире такой вот залище? – он указал на стену, сквозь которую прошел сюда в кабинет. — Да и кабинетик, прямо сказать, великоват. Спальни еще не видел, они тоже этим комнатам под стать?

— Спальню сам оценишь. — Прима улыбнулась, словно настоящая живая девушка, — Что касается зала, то это помещение для общения с друзьями, и им пользуются многие жильцы этого здания. Таких залов здесь всего три, но из каждой квартиры можно напрямую попасть в любой из них. Если он свободен, разумеется. В зале есть все для этих целей. И, как здесь, есть всё необходимое для работы. Одному, так и с коллегами. Поэтому такой простор.

– Вида говорила просто, серьезно, без всяких высокомерных интонаций. «Ну да, она же виртуальная, — напомнил себе Станислав, — но как это можно, то, что она рассказывает? Телепортация?» Он сказал это слово вслух, и Вида тот час переспросила: «Это слово что означает? У меня его нет в словаре».

— Я не понял, как можно из любой квартиры попасть в любой такой зал? У нас в фэнтези наших просто: телепортация и все. То есть человека передают, как сигнал.

— Превратить человека в сигнал, — с небольшой задержкой возразила Вида, — можно, но превратить сигнал затем в живого человека нельзя в принципе. Слишком велик уровень сложности — за пределами законов физики и биологии.

Вот! Я выяснила сейчас, что у нас применяется другой принцип, но объяснить так, чтобы ты понял, не берусь. Этого даже в школах не изучают. Разве в самых общих чертах.

— Ну и как это выглядит в самых общих чертах? – Примов, повторим, был весьма любопытен, что являлось неплохой чертой его характера. Он и вообще не был совсем уж плохим человеком, но главной его чертой все же был неистребимый дилетантизм. До сути вещей ему было доходить не то чтобы лень, а просто ни к чему. Хватало поверхностных знаний, чтобы быть на виду и преуспевать. А вот преуспевать он всегда любил.

• Хорошо, попробую. Станислав готов был поклясться, что эта виртуальная дива собирается с мыслями, прежде чем начать пояснения. И она объяснила ему – «в самых общих чертах». Многие слова в отдельности Стас понял. Но связный текст звучал полной галиматьёй. Он поднял руки:

— Всё, всё, сдаюсь.

.Обойдя квартиру , Станислав испытал некоторое разочарование, Он явно ожидал большего комфорта. Но какой простор! И это для одного – двух человек! Как это сказала Вида? «Стандартная квартира для!..» Значит ли это, что их дают, а не покупают? Уж не в коммунизм ли я угодил? Он вернулся в кабинет и спросил Виду, появившуюся на экране как только он вошел:

— А это вообще-то чья квартира? Муниципальная или частная?

 –  Свободная, — был ответ. В городе всегда есть какое-то количество незанятых квартир всех типов. Городской компьютерный центр – мозг города – их подбирает по запросам граждан.

— А если кому-нибудь понадобилась квартира, но свободных нет?

— Так не бывает. Миграция граждан находится под контролем. Если ожидается быстрое увеличение численности живущих в городе, то заранее строятся новые дома.

-А если потом наоборот? И остаётся слишком много. Квартиры пустуют?

— Так не бывает.

— А вдруг?

Вида на мгновение замерла. Потом ответила:

— Тогда примут меры. У нас нет складов, резервов готовой продукции – мы производим ровно столько, сколько нужно в данный момент. Квартиры – исключение. Небольшое количество их всегда в запасе, чтобы не нужно было ждать тем, кому они понадобились.

— Платить за квартиру не надо? Или вы уже деньги отменили и всё бесплатно, по потребностям? – С недоверием и каким-то раздражением задал очередной вопрос Примов. — У вас тут все живут одинаково? Потребности одинаковые, квартиры стандартные и мебель, кормят в столовых стандартным набором блюд? – Он говорил все более агрессивно. — Все довольны? Что-то не верится! Скука же — уравниловка! И как людей принуждают работать, если у них всё есть, а сверх того получить нельзя, хоть расшибись?

—

Ты еще не проголодался? – спросила Вида вроде бы невпопад.

— Что? Не желаешь отвечать или не знаешь? Тогда у кого – живого! – можно взять интервью? Или нельзя?

-Я и предлагаю тебе интервью. В кафе. Там и поговоришь с людьми, и всё узнаешь.

— У вас есть кафе? А  рестораны тоже есть? Но у меня ваших денег нет!

Вида улыбнулась. «Денег у нас, ты прав, давно уже нет. Обходимся. Что касается ресторанов…- Вида снова запнулась на миг. — в городе очень много разных мест, куда можно зайти и поесть. Или поесть и потанцевать, послушать музыку, побеседовать с друзьями.

У тебя, Стас, вопросов много. Вот и иди в кафе, где тебя уже ждут. Там всё и узнаешь.

Вида рассмеялась так естественно и необидно, что Примов заподозрил, что его разыгрывают, что никакая она не виртуальная, а самая что ни на есть натуральная здешняя девица, весьма, надо признаться, симпатичная. А Вида или как там её на самом деле, закончила самым будничным тоном:

— И как поспасть в этот ваш «Кабачок 12 стульев»? Ладно, ладно, не вступай в диалог по-новому, это я так. Куда идти-то?

— Откуда пришел сюда в кабинет, туда и иди, — загадочно улыбаясь сказала Вида, исчезая с экрана.

Социализм. Алекс

Алексова повесть была выслушана моложавым, без всяких признаков старости, прадедом со вниманием и интересом. После чего он, не тратя времени на расспросы, позвонил, как он выразился, специалистам. Мобильной связью землянина сегодня не удивишь, но у собеседника Алекса телефон был совмещён с часами в один прибор и помещался на руке. Их обладатель просто поднёс его к лицу, не повышая голоса, назвал себя и попросил соединить его с кем-нибудь в Академии Наук. Через минуту Алекс услышал приятный женский голос, который звучал так, словно собеседница была рядом. Диалог снова был коротким, и вскоре Алекса все тот же шустрый правнук, вертевшийся рядом, проводил на станцию здешнего транспорта.

— Поедем по трубе», — сообщил он как о чём-то совершенно обычном. Станция располагалась неподалёку в цокольном помещении одной из  многоэтажек. Это было не совсем метро, скорее действительно труба, по которой с помощью сжатого воздуха перемещались 4-хместные кабины. В одной из них Алекс со своим проводником и домчался за несколько минут до комплекса зданий здешней Академии Наук.

Перестав бояться за свою жизнь, Алекс начал злиться на обстоятельства. Бизнес требует постоянного участия, за людишками нужен глаз да глаз. Особенно за партнёрами. Как там в Москве воспримут его внезапное отсутствие, к тому же после обнаружения брошенного «мерса»? А кто виноват? Уж конечно не нечистая сила! Здешние яйцеголовые и виноваты! С таким настроением он появился в ответственном кабинете, где их встретили четверо – высоченные молодые мужики и две длинноногих миловидных бабы в прикольных туалетах.

— Кто тут у вас главный? – с ходу агрессивно начал Алекс. Я хочу узнать (он чуть не вставил модное в его кругах «в натуре», но вспомнив насмешливый взгляд Репья, прикусил язык) По какому такому праву вы меня – сюда? Вы меня спросили?

От такого напора встречавшая его научная общественность чуть было не растерялась, но тут же и оправилась. Женщины только заулыбались, а мужики просто рассмеялись.  Мы же тебя к себе не приглашали, — сухо сказала одна из женщин, та, что выглядела совсем молоденькой.

— Нам самим интересно, откуда ты свалился нам на голову и кто ты такой, — добавил мужчина постарше, очень высокий даже на фоне своих корешей. Так что давай поговорим мирно.

Алекс сразу сник. «Значит вы не можете?» — спросил он убито. И видя вопросительные взгляды, пояснил: «Вернуть меня назад Москву?»

— Ты из Москвы? – удивилась та, что постарше. Алекс  вспомнил разговор с Велом и торопливо добавил: «В нашу Москву»

— А ты уверен, что наша Москва и Ваша не одно и то же? – поинтересовался один из мужчин. — Впрочем, надо бы познакомиться. Меня зовут Алфей.

Второй мужик назвал себя не менее странно: Иглас. Женщины представились. Марлиной та, что первой «наехала» на Алекса, а вторую звали Натессой.

— Алексей Петрович я – угрюмо сказал Алекс. — В глаза я не видел вашей Москвы, верняк! У нас таких, как вы здесь, не водится, понятно? Да я нутром чую, что я не в России, хотя базарите вы похоже! Вполне, понять можно, лучше, чем по хохлацки.  С другой-то стороны, где еще на земле говорят так, почти по-русски? Чего-то я не слыхал такого, усекаете?

 — У-се-ка-ем – по слогам, вслушиваясь в звучание слова, повторил Иглас, переглядываясь с другими. – ты имеешь ввиду, если судить по контексту сказанного, понимаем ли мы твою точку зрения?

Алекс молча и угрюмо кивнул.

Разговор постепенно вошел в нормальное русло. В конце концов, все его участники согласились с версией непонятного по технике перемещения Алекса сюда из совершенно другого мира. Алекс с унынием понял, что эта техника здешней науке неизвестна, и, значит, его возвращение домой вовсе не обязательно произойдет. Он съёжился в своем удобнейшем кресле, — мне бы в офис такое! – мелькнула мысль, когда он в нём устроился. Но учёные, еще раз выспросив мельчайшие детали, предшествовавшие появлению гостя в их городе, утешили его.

— Над вами кто-то подшутил, — сказал Алфей. Отсюда следует интереснейший вывод, который, други, подтверждает известную гипотезу о множественности параллельных миров, отличающихся друг от друга лишь деталями – вроде различий в языке. Так сказать «параллельные человечества». Ну и уровнями их… развития.

Он с некоторой иронией во взгляде кивнул в сторону Алекса. Мне кажется, что наша ступень выше той, на которой находится народ нашего гостя.

— Однако тот или те, кто столь неудачно подшутил над гостем, явно с еще более высокой ступени развития. – пожала реплику Натесса. — Ещё один параллельный нашему мир!  Это очень ценная информация, за что нашему гостю огромное спасибо.  

-Как они, в таком случае, могли совершить столь неэтичный поступок? – вмешалась Марлина.

— А что мы знаем об их этике? – возразил Иглас, — я вполне солидарен с Алфеем. Без вмешательства, так сказать, свыше не обошлось.

Но из этого следует, что шутник или шутники обязательно исправят сделанное и извинятся? – спросила Марлина.

— Не исключено, хотя… В общем, будем надеяться, но и сами займемся разгадкой сего интереснейшего феномена – для пользы науки вообще и нашего невольного гостя, в частности.

— А пока что с ним делать? Тебе придётся у нас пожить. Ну и пообщаемся, — нет возражений? — обратился он к Алексу.

— А куда мне деваться? – ответил он. – Валяйте, кушайте меня с маслом. Авось, не всего съедите!

Алексу отвели двухкомнатную, но просторную квартиру в полное его распоряжение. Не бог весть какие апартаменты, но всё было сделано по высшему разряду. В первой комнате — кабинет для работы — стоял удобный письменный стол с наклонной столешницей и огромным экраном компьютерного терминала. А где клавиатура? — деловито поинтересовался Алекс. – Голосом? Клёво! Как в «Вавилоне»! Остальная мебель соответствовала назначению или была непонятна Алексу, но расспрашивать он не стал. Не собирался он заниматься научными изысканиями, а попусту базар разводить не хотел.

Вторая комната была спальней, Кровать – не кровать, но лежбище в ней наличествовало шикарное на вид, да и всё остальное выглядело шик-модерн, хотя и тесновато по запросам «нового русского».

Кроме комнат, Алекс обнаружил просторную, сверкающую золотом и серебром ванную и хорошо оборудованный сортир. Кухня отсутствовала напрочь! Сопровождавшая его Натесса объяснила, что питаются они в кафе, которых здесь в домах академии множество, так что далеко идти не нужно и всегда есть свободные места.

На вопрос о злате-серебре в ванной гидша небрежно сказала: «Так ведь эти металлы бактерицидны!» И пояснила непонятливому собеседнику: «Убивают микробов».

— Так они и правда из драгметаллов!? – поразился Алекс. И с разочарованием узнал, что это только покрытие.

Закончив осмотр, они расположились в кабинете в здешних креслах, которые на ощупь были твердыми, но принимали форму зада и спины сидящего так, что было удобнее, чем на пуховике.

Алексу хотелось чего-нибудь выпить покрепче, чтобы поуспокоиться, и он вернулся к разговору о кафе.

— Здесь как насчет горячительного? – небрежно спросил он. – Какие напитки у вас самые что ни на есть? И как бы их попробовать, хоть понемногу, если ваших башлей…денег то есть  у меня нет совсем? Может угостите, раз уж я у вас вроде подопытного кролика?

— Ты о вине, — утвердительно сказала Натесса. Вина у нас есть. Но сейчас же ещё не вечер, чтобы их пить! И зачем?  Разве у вас есть здесь друзья, с которыми вы собрались вместе отдохнуть – побеседовать, потанцевать?

— Ага, танцуют у вас тоже? Это чудненько! Вот мы с вами и потанцуем, и вина пригубим литра полтора, как тебе, — идет? А можно я тебя буду Наткой звать? Ну, Наташей? Полный отпад!

– Алекс в восторге хлопнул себя ладонями по ляжкам. — Ну а как насчет деньжат?

— Ты же наш гость — не беспокойся.

Примов.

Коммунизм?

Неожиданное исчезновение с  экрана Виды укрепило подозрение Примова, что его разыгрывают, и он осерчал. Но не очень. Всё же было очень любопытно посмотреть на осуществленную мечту Репея своими глазами. Заглянуть за горизонт! Если, конечно, его не разыгрывают, как с, якобы, виртуальной девицей. Что касается хождения сквозь стены, то мало ли что разрабатывают в секретных лабораториях! Стас прицелился и всё ещё с лёгким замиранием сердца шагнул в стену, вид которой не внушал никакого оптимизма насчёт её проходимости. Но уже наработанный опыт хождения сквозь стены сделал его гораздо смелее, но опасения остались. Вдруг что-нибудь не сработает, и стукнешься лбом в камень. Или того хуже – застрянешь в его толще! Стена послушно пропустила Примова, только не туда, куда он ожидал попасть! Вместо знакомого зала Примов очутился в совершенно другом помещении и через мгновение понял, что это и есть ресторан.

— Чёрт! Ну и фокусы! Так и заикой стать недолго, — проворчал он негромко, опасливо озираясь. Вокруг было не очень шумно, но весело. Негромко играла музыка, мелодия была напевной, красивой и бодрящей. За многочисленными столиками , уставленными  прекрасными большими вазами с фруктами и виноградом, крупным, словно южные сливы, склонялись над тарелками, негромко беседовали немногочисленные посетители. Было много света, цветов, а на стенах висели прекрасные картины. Словно окна в живою жизнь, так естественно, натурально, объёмно выглядели на них лес, морское побережье, заснеженные горы! Повернув голову, Примов увидел стоящую перед ним девушку, очень похожую на Виду. И одета она была так же, как недавняя телевизионная собеседница, и…

— Она, о чем речь! Ах каналья! – сердясь и посмеиваясь над собой, подумал Стас.

— Привет, давно не виделись! – сказал он с иронией, Давно из компьютера выбралась на свет божий, обманщица?

Девушка звонко и необидно рассмеялась, взяла Примова под руку и потянула вглубь зала, представившись на ходу:

— Олега! А ты Стас! Вот и познакомились, идём, идём! Вон там нас поджидает маленькая банда интеллектуалов, которые жаждут с тобой общения.

— Всё шутки шутите! – попробовал рассердиться Станислав. – Думаешь, я тебя не узнал? Это ты мне с экрана мозги пудрила, Видой назвалась!

— Олега (или всё же Вида?), все еще смеясь подвела его к столу, за которым удобно расположились трое девушек (по крайней мере, они так выглядели) и два вроде бы парня. Один из них, высоченный, широкоплечий, с могучей мускулатурой под тонкой материей ослепительно белой сорочки, был черноволос, смугл от загара. Лицо словно вылеплено скульптором: черты его крупные, резкие, но гармоничные, а умные, внимательные черные глаза выдавали в нём человека мыслящего и доброжелательного…

— Кажется, хороший человек, — почему-то не очень комфортно себя чувствуя, подумал Стас.

Второй парень или мужчина был хоть и ниже ростом, но в плечах ещё шире. И он обладал вполне стройной фигурой, не изуродованной столь модной на Земле накачкой мышц. Этот был белокур, в отличие от первого, подстриженного очень коротко, длинноволос. Почему-то Примов был почти уверен, что имеет дело не с юнцами, а людьми вполне зрелыми и очень образованными. Девушки выглядели выше всяких похвал, но и тут Станислав чутко уловил полное отсутствие инфантилизма, изрядную образованность и целеустремленность. Успокаивала их очевидная доброжелательность, полное отсутствие какой-либо фальши в поведении. И все же Примов не ощущал своей всегдашней раскованности: чуял, что эта компания – не его стая.

— Он меня принимает за Виду из телесети, — сообщила улыбаясь Олега.– Стас, — я только похожа. Это кибермозг нашей коммуны придал ей сходство со мной, чтобы тебе было легче с нами знакомиться.   Ну, так знакомьтесь же! — весело скомандовала она друзьям.

Вскоре все они, сидя за столом и заедая какое-то очень вкусное легкое вино виноградом и фруктами, оживленно беседовали, преодолевая скованность Примова и всё ещё сидевшую в нем недоверчивость. Они расспрашивали его, он их.

Примов довольно быстро обнаружил, что его собеседников больше интересует он сам, а не описания того мира, из которого его столь невежливо и неожиданно выдернули. И вскоре он понял причину этого: о Земле они знали очень многое, если не всё, а вот живого землянина видели впервые.

Знаешь ли, — путешествия между мирами у нас не поощряются, — объясняла Олега, — Это всё же вмешательство в чужую историю, причём непрошенное вмешательство!

— Тогда кто же это у вас такой… нарушитель конвенции? Ну тот, кто это сделал со мной? Он-то как у нас оказался?

— Он, — вмешался высокий брюнет, назвавшийся Пеэтром, — там у вас наблюдатель. Вполне нормальный человек и хороший учёный. Но вы его, как у вас любят выражаться, достали. Знаешь, ты не обижайся, но после нескольких недель жизни на Земле, особенно в теперешней России, у многих из нас нервы сдают. Тогда они просят замены и едут куда-нибудь на природу…

— Этрит просто опоздал с такой просьбой. И когда он услышал твою фразу, которую ты, если помнишь, сказал приятелю, он не выдержал и…

— Да что я ему сказал? — возмутился Примов и замолчал. Вспомнил! Н-да, вот и заглянул за горизонт, — подумал он, чувствуя стеснение в груди, Но нарастало и любопытство:

Так у вас и вправду коммунизм? – спросил он с любопытством.– И давно?

— Что ты называешь коммунизмом? – поинтересовалась с легкой иронией в голосе Олега.

— Этим нам еще в школе все уши прожужжали! От каждого по способности, каждому по потребности! Бред собачий, по-моему. Если у вас коммунизм, то как вы управляетесь с этими потребностями: Им же ни конца, ни краю. Да и насчет первой части этой формулы, тоже сомнительно. Люди больше стремятся проявлять способности именно в области потребностей! По природе люди ленивы и хорошо работать не за твердую валюту, тем боле за так не будут. Примов фыркнул.

— Чего это я буду вкалывать задаром с утра до ночи на своей студии, промывая мозги людям, если можно просто снимать фильмы о том, что мне самому нравится?

• Да и любой человек! Если можно делать только то, что хочется ему, то он не будет делать ничего другого!

Произнеся столь длинный монолог, Примов хотел победно откинуться на спинку стула, но это ему не удалось по причине особой конструкции стульев в этом мире, они облегали сидящего сзади как хорошо сшитый костюм. Собеседники Примова переглянулись, заулыбались и дружно встали из-за стола. Примов тоже встал, глядя на них вопрошающе.

— Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. Так у вас говорят в России? – сказал высокий дружелюбно. Пошли! Идти, впрочем, оказалось недалеко – всего лишь до ближайшей стены в том её месте, где Стас успел разглядеть знакомую вертикальную полосу прохода. Вот только проходы эти вели не всегда в помещения за стеной, часто совсем в другие точки здешнего пространства. Примов заметил, что его спутник — вот не запомнил имени! —  что-то негромко сказал, когда они уже подходили к проходу. И шагнув ещё с опаской вслед, увидел конвейер – поточную линию по изготовлению автоматам обуви. Где-то в её середине или ближе к концу Поэтому можно было разглядеть очертания почти готовых изделий. Поражало полная безлюдность не слишком большого цеха, тишина и отсутствие специфических запахов обувных фабрик Земли.   Стас присмотрелся к продукции на ленте и с удивлением понял, что обувь продвигалась разных фасонов, но манипуляторы справлялись.

— Здесь, — объяснили  ему, экспериментальное производство. Отрабатывается новая программа по изотовлению обуви. Человек у нас на поизводстве чего угодно не нужен даже в качестве надзирателя. Это техноприрода, и население пользуется её «дарами»  . Она сама себя воспроизводит, а люди её плодами пользуется напрямую.

— Как это?

— Как обезьяны в джунглях: руку протянет и возьмет тот плод, который нужен: обувку, штаны, банан, элетролёт – что угодно.

— И все люди так и живут подобно обезьянам?

— Часть людей заняты в техноприроде в качестве техно-агрономов и техно-селекционеров. Немалый слой общества, знаешь ли. С одним селекционером, Стас, мы тебя сейчас познакомим. 

    Они вернулись к стене, сквозь которую прошли, но она пропустила их в помещение, где удобно разместился за столом с кнопочным пультом и большим экраном, молодой мужчина. Он увлечённо чем-то был занят. Прямо перед ним на экране чёрными линиями были начертаны схемы, графики и, как на рабочем столе компьютера, какие-то иконки, но незнакомец явно не обращал на экран никакого внимания.

— Зан, мы тебя отвлечём на время, — обратился к нему Пеэтр.

— Зан повернулся вместе со своим креслом, легко встал и обратлвопрошающи взгляд на вошедших. Ему, оценил по внешности  Стас, было лет тридцать. Зан тоже был очень спортивен, и в нём чувствовалась сила и гибкость, быстрота реакции, свойственная на Земле только очень тренированным людям. Стасу невольно стало стыдно за свой ранний, пусть ещё и небольшой, живот и  хилость мускулатуры.

— Вот, Зан, знакомься! — Пеэтр назвал всех по именам, не называя ни научных званий, ни профессий. «Это наш гость с Земли, слышал, наверное? Нет? Всё равно! Прибыл час назад. Зовут Стас. Он там у себя работает в информационной системе.

— Зан внимательно осмотрел гостя с ног до головы и, качнув головой, сказал: «Рад познакомиться, лада тебе, Стас! Хочешь о чём-нибудь спросить?

— Вам сколько лет? – неожиданно для себя спросил тот.

— Зан на несколько секунд задержался с ответом, что-то соображая. Потом сказал:

 — Знаю, интересовался, что  периоды оборота Земли вокруг Солнца и нашей планеты вокруг Гелия почти совпадают. Значит мне 64 года.

— Чёрт! – вырвалось у Примова. – Я был уверен, что  Вам… тебе не больше 30!

Он повернулся к своим спутникам, спросил с болезненным любопытством:

— Вам-то по сколько, простите за нескромный вопрос? 

— Спутники переглянулись. Затем Олега ответила за всех:

— Нам гораздо больше, чем тебе кажется, ведь мы в среднем живём около 200 лет. Ну и что?

— Ну и что! – фыркнул Стас, — хотел бы я выглядеть в свои 64 года так, как Зан. Как вы это делаете?

— Старо, как мир, — возразил Пеэтр, — давно уже полностью здоровая природа Дети рождаются полностью здоровыми. И здоровый образ  жизни .И так далее…

— И всего-то? – Примов иронически усмехнулся насчёт рецепта здоровья. – У нас на Земле только ленивый на всех углах не кричит об этом! Да только воз и ныне там!

Как сохранять природу, если технология этого не позволяет в принципе, а бизнесу это не выгодно? Как уговорить людей питаться умеренно и только диетической пищей, если большинство из них любит хорошо и вкусно пожрать, а к диете обращается только, когда уже поздно?

Если есть свобода выбора, а жратвы и забав всех видов от пуза, сколько хочешь, то зачем работать? Все это коммунистические утопии! Человека необходимо держать в страхе перед голодом или пред конкурентами, иначе он… мышей ловить не будет! Вы мне, может быть, просто вешаете лапшу на уши?

Собеседники Примова переглянулись и заулыбались.

— Стас, повтори, как у вас сформулирован принцип коммунизма?

Стас пожав плечами, ответил.

— Тогда у нас эта ступень давно в прошлом.

— Как в прошлом? Что же тогда? – Стас был крайне удивлён.

— Сам посуди, — сказала Олега. — Люди у нас не работают, а чем-то заняты своим, делом, им самим интересным. Кто и зачем будет высчитывать их самотдачу?

Что касается потребностей, то у нас о них просто не думают. Мы же в этом смысле, помнишь? почти обезьяны на банановом дереве.

— Ты сам погляди, как мы живём, трудимся, отдыхаем, учимся, – посоветовал Пеэтр. —  Зайди на любое предприятие, в детские сектора. Загляни в спортивные комплексы. Сядь на поезд или самолет и слетай в другие города… Хотя городов, в вашем понимании, у нас давно нет, а остались музейные кварталы старых городов да выдающиеся памятники архитектуры.

— Меня пустят на любое предприятие одного?

— Почему нет? Дальше диспетчерского пункта, где может никого не оказаться, ты всё равно не попадешь: что делать среди автоматов? Тогда просто посмотри на производственный  экран.

— Примов задумался, вспоминая все доводы социологов о невозможности переделать природу человека, которым он поверил в конце 80-х легко и, казалось, бесповоротно.

— Ну не могут люди быть одинаковы, — сказал он упрямо. – умные и не очень, и просто дураки. Большие и маленькие, сильные и слабые физически. Красивые и уроды. Ленивые и трудоголики. Многодетные и закоренелые холостяки. Гурманы и аскеты и так далее. Как вы их подстригли под одну гребенку? Или у вас все одинаковы, словно кирпичи? Да и зачем, — повторяю вопрос, — зачем вкалывать, если можно просто «лопать по потребностям», которые… ого-го какие бывают? Он взглянул на Зана и спросил:

-Зан, ты кто по профессии? Что делаешь тут? И главное, зачем тебе это надо, если не принуждают и зарплаты не платят, поскольку денег нет?

— Профессия? – Зан задумался, словно не понял, о чём его спрашивают.  А! Это те рамки, в которые лет 300 назад, люди были вынуждены себя загонять, чтобы жить. Ну да! Инженер – тот, кто всю коротенькую жизнь конструирует машины или организует производство. Врач, поэт, геолог и тому подобное тоже узкие специалисты, вставленные в рамки рабочей смены – с утра до вечера! Зан с покивал головой, но на словах выразил полное несогласие с такой жизнью. «Наверно, как в Болгарии, — подумал Примов. -там кивок означает отрицание, а покачивание головой – согласие».

— Мы разработали  новую технологию производства обуви — сообщил Зан, — вот я и наблюдаю, как она работает.

— Мы – это кто?

— Группа, 7 человек, занятых проблемами быта. Хотим, чтобы он становился красивее и удобнее для людей.

— А что потом?

— Потом, я с двумя друзьями займусь астаронсией. Уже начал.

— Что это такое — асторонсия? – немедленно заинтересовался Примов.

— А – приставка, означающая древность. Корень – сторон- от сторона. В общем реконструкция жизни древних в деталях их быта, которые обычно отбрасываются как несущественные. Мы хотим воссоздать красочную и достоверную картину того, как жили люди сотни и тысячи лет назад. А результаты своих изысканий воплотим в голографических фильмах. Очень интересно! – воскликнул Зан воодушевленно. В школах такие фильмы будут нарасхват.

— Вы специально учились этому, заканчивали факультет в университете?

— У нас нет высших учебных заведений, — вмешалась Олега.  И видя удивление Стаса, — объяснила: «Подготовка, данная школой за первые 20 лет жизни, позволяет каждому идти своим путём.

— Как и, — вмешался Пеэтр, — легко менять занятия.

— То есть, — уточнил Примов, — у вас всеобщее высшее образование?

Олега с сомнением покачала головой.

— Как сказать… Поскольку нет начального и среднего, то вряд ли стоит говорить о высшем, разве не так?

Она переглянулась с товарищами, и удовлетворенно кивнула.  — Да, именно так. Школа полностью подготавливает своих выпускников к самостоятельной жизни и разносторонней деятельности.

— Да поймите вы, — с отчаянием воскликнул Примов. – этого не может быть. Куда вы подевали дураков, не способных ни к какой самостоятельной деятельности, кроме подсобной? А просто середняки – они что у вас делают? Ну не могут все люди быть талантами, не-мо-гут. А если вам поверить, то  у вас все талантливы и поэтому счастливы! А лодыри, еще раз спрашиваю? У вас нет лодырей? Прожигателей жизни нет? Хулиганов нет, людей со стремлением нагадить, навредить, сломать что-нибудь, нахамить? Не верю!

Было видно, что собеседникам Стаса стало скучно. Они слегка помрачнели, и Олега сказала:

— Стас! Проблемы, которые тебя донимают, у нас давно в прошлом. Да, люди не одинаковы, но все, по-своему талантливы в чём-либо. Система воспитания и обучения наша такова, что дети увлечены самим процессом учёбы: им, всем!, интересно учиться, понимаешь?

Так что осмотри всё сам. Деньги у нас не водятся, так что тебе не придется думать о билетах, ночлеге, питании и т.п. Все дороги открыты – езжай, иди пешком, лети, Если хочешь, возьми элет… ну электронный летательный аппарат, — пояснила она, — управление там автоматическое – захочешь — не испортишь и в аварию не попадёшь. А скорость вполне подходящая.

— Но лучше поездить общественным транспортом, — вмешалась молчавшая до сих пор молоденькая девушка (так, по крайней мере, она выглядела), — тебе же надо общаться с людьми, если хочешь что-нибудь понять.

— Что ж, — Стас воинственно задрал подбородок, — и пообщаюсь, и погляжу. Не может быть, чтобы у вас тут не было проблем!

— Как не быть проблемам, — засмеялся Пиэтр, а все другие заулыбались. Ещё сколько есть, сам увидишь.

Алекс.

Социализм.

Кафе и вправду оказалось под боком – рядом с домом, где было расположено временное пристанище  Алекса. Это было красивое одноэтажное строение с несколькими входами. «Будто в трамвае, блин!» – удивился Алекс». (Он уже вскоре, как только прошло  стрессовое состояние, обратил внимание, что все постройки в этом удивительно тихом, совершенно безмашинном городе какие-то несерьёзные, словно временные павильоны на выставке. Они явно не были предназначены для зимнего проживания. — Или здесь не бывает зим?).

Они вошли в ближайшую дверь, совершенно прозрачную, гостеприимно раздвинувшуюся перед ними. Но это уже и в Москве дело привычное, а, озадачило Алексея другое.

• Слышь, Наташ — спросил он тут же, — это, в нат… Ну, это что, столовка или ресторан? Тогда где швейцар? И где раздеться, если дождь или холод,?
• У нас не бывает дождей днём. И холодов тоже, откуда они возьмутся? – удивилась девушка.

Алекс посмотрел на голубое с белыми неподвижными облаками небо и перевёл взгляд на спутницу. Он так удивился, что застыл на полушаге. Натесса, также остановившись, слегка насмешливо смотрела на него. Алекс озлился.

— Шутки шуткуешь, в натуре? Как это нет дождей? Да и климат… Тут, небось не тропики, я же вижу!

Спутница вздохнула:

• Пойдем, сядем за столик и там поговорим. Где тебе удобнее, выбирай.

Они сели возле небольшого фонтана, в струях которого играла крошечная, но яркая радуга. Алекс осмотрелся. Просторное помещение кафе было разделено с помощью полупрозрачных слегка колышущихся завес, неизвестно как укрепленных на очень высоком потолке, на уютные зоны, в которых помещалось по 4 столика на четверых гостей. А вот тут, рядом стоит один причудливой удлиненной формы, способный принять, судя по стульям, небольшую, до 10 человек, компанию гостей сразу. Посетителей было немного, вели они себя сдержано. Но музыка играла, и танцующие были. И на другом конце зала уже собралась более теплая компания: оттуда приглушенно доносился непринужденный смех и даже пение. Алексу сейчас же захотелось туда, но он чувствовал, что ошибается, что и там он будет чувствовать себя белой вороной. Он тоскливо вздохнул.

• Натесса между тем считала себя обязанной отвечать на все вопросы гостя, и, едва сев за столик напротив него, объяснила:
• У нас дождь идет ночью, когда люди отдыхают. А температурный режим регулируется: днем солнечно, но не жарко, а ночью прохладно, но не холодно. Очень хорошо, — заключила она с удовольствием.
• И зачем нам швейцары? – спросила она снова.
• Вы…

Алекс опять запнулся на привычном словце-паразите, озлился и решил особо не стесняться. «Перебьются! – подумал он, — вот еще!»

• Черт возьми, в натуре, вы тут погодой уже управляете?
• В городе – да, — серьезно ответила девушка и спросила:
• Тебе что заказать? Есть будешь или только фрукты?

 Она перегнулась через столик, дав возможность Алексу рассмотреть ее небольшие но очень красивые груди, не облаченные в лифчик, и коснулась матовой полоски на столешнице перед ним. На столе высветилось меню.

• Вот, выбирай!
• Выбирай сама, — грубовато сказал Алекс, — чёрта я понимаю в вашем меню! Давай на свой вкус. Давай распорядись насчет вина, Что-нибудь типа виски или коньяка! Можно и водяры дерябнуть, что тут у вас есть? Он оживился в предвкушении выпивки. – А насчет закуси, так под водяру и виски мясо не слабо идет. А под коньячок, в натуре, лимончик и опять же рыбка заливная. Ну и фруктовину какую-нибудь. . Винограду, неплохо бы, ананас и шампанского, торт можно шоколадный. Конфет, в натуре, тоже! Осилишь?

Он ехидно глянул на девушку. «Я вас выставлю на порцию баксов!» — сказал он. Не вслух, разумеется. Но любопытство толкало продолжить расспросы. Подождав, пока спутница справится с заказом (она просто коснулась на высвеченном и перед ней меню нескольких строчек и подняла на него глаза).

Осилю, — улыбнулась Натесса слегка насмешливо, чего Алекс при его всегдашних комплексах насчет себя, не изжитых полностью даже скоробогатством под благостной рукой Ельцина, не мог не заметить. Он потому и не любил интеллигентные кампании, что сразу всплывал в нем при этих еще школьный комплекс собственной неполноценности.

• Ну, осилишь, — почти грубо сказал он, — тогда не тяни: в горле, знаешь ли, пересохло.
• Готово,– спросил он, — заказала?

Ответа не потребовалось, поскольку из тумана за спиной выехал и остановился подле них столик, уставленный тарелками, кувшинчиками, вазами и фужерами. Алекс принялся переставлять все это на стол.

Официант на колесиках тотчас уехал, пожелав им милым девичьим голосом приятного аппетита.

• Как это вы погодой управляете? – полюбопытствовал Алекс, глядя вслед роботу. Затем он налил в небольшие фужеры из пузатого графинчика тёмнокрасное вино и тотчас пригубил его, чтобы понять, что будет пить. Вино показалось ему вкусным и крепким. Он удовлетворенно вздохнул: боялся, что дадут безградусной кислятины под названием «сухое».
• — Сухим должен быть самолет, а вино – крепким», — пошутил он вслух и остался очень доволен своим остроумием. – Твое здоровье!» Алекс протянул бокал в сторону девушки — по первой!
• Самолеты летают в любую погоду, — удивилась Натесса. А  погодой мы не управляем. Зачем? Это слишком сложный процесс, обязательно будет причинён вред природе.
• Здрасьте! – воскликнул Алекс, ставя опустевший фужер на стол и взяв из вазы крупный полупрозрачный фрукт, похожий на персик. Вкус у вина и фрукта оказался отменным, но у фрукта — не персиковым.
• Что это? – спросил он удивленно. – Вкуснятина, но что, не просекаю!
• Силон. А вино – «Забава». Алекс, ты извини, я должна помнить, что ты гость. Над нами, — она на мгновение подняла глаза к небу, — не настоящее небо, а его проекция на потолок. Мы находимся в здании, на одном из его горизонтов.
• Не понял, — медленно выговорил Алекс, — как это в здании? Опять шуткуешь? Он повел рукой в сторону наружной прозрачной стены, за которой были видны многочисленные котеджи, невысокие дома и уходящие вдаль силуэты многоэтажек.. Были здесь и деревья, и цветники, лужайки. Еще раньше Алекс разглядел небольшие водоёмы – то ли пруды, то ли бассейны. И аллеи и скверы. И всё это в доме? Лапшу вешает? – подумал он с сомнением.
•  Все-таки, Алексей, это верхний горизонт единого строения.

Оно снаружи выглядит как зелёный холм. Диаметр у поверхности земли… Забыла ваши меры длины! А – метры и километры! Так вот, она помолчала, подсчитывая в уме, — 6 километров у поверхности, до «неба» метров пять. Под землей у самого основания –около 20 километров. Мы на самом верхнем горизонте, и то, что виднеется там вот, далеко-далеко – это подлинный пейзаж.

Алексу расхотелось пить и аппетит пропал от удивления.

• Так, вот это… в натуре!! Нет, ну надо же! А… а сколько же горизонтов этих всего? Что – 40 обитаемых? А есть и необитаемые? Для чего? А людей, сколько людей живет?

Натесса ела виноград со столь длинными ягодами, что он походил на детские пальчики, и улыбалась под градом вопросов.

• Необитаемые горизонты – это где промышленность, а в самом низу — очистные заводы. В нашем комплексе живет около миллиона человек. А снаружи садоводство и животноводство. И зоны отдыха на природе – лыжи, коньки, летом яхты, гребля. Даже летаем на крыльях, как белки-летяги.

Она умолкла и ожидающе посмотрела на собеседника.

• А сколько тебе лет? — неожиданно спросил Алекс.
• Мне 37, – тотчас ответила Натесса, — а тебе?
• 27 лет мне, — медленно ответил тот, — никогда бы не подумал! Ты замужем? И дети есть?
• Замужем, дочка и сын. Дочери – 5 лет, а сыночку – только два годика. Они сейчас в детском секторе. Она глянула на часики на руке, тоже, как у прадеда Вела, такие крохотные, что вряд ли на них можно было что-то разглядеть. Но Наташа разглядела. — Сейчас у них занятия как раз, — сказала она.
• Какие занятия у двухлеток? – изумился Алекс.
• Такие, какие подходят для них, — серьезно ответила молодая мама.

Некоторое время Алекс молчал, наливая вино себе в фужер и заедая его вперемешку вкусно приготовленным мясом с не менее изысканным гарниром из каких-то овощей. Бокал его «гидши» оставался полным, и Алекс не стал ее уговаривать составить ему кампанию. После четвертого фужера он, наконец, слегка «забалдел» и очень этому обрадовался, предчувствуя, что сейчас уж скажет всем тут..  Всё, что он о них думает. — Ага! Вы тут все умные, а я лох разнесчастный? Ну. блин, погодите! Он уже настроился встать из-за стола и толкнуть речугу, как внезапно понял, что совершенно трезв. Голова была ясной, от опьянения осталось лишь ощущение некоторой раскованности, не переходящей в развязность.

— Пойдем отсюда! – сказал он обиженно и встал из-за стола.

Они вышли из кафе, и Алекс осмотрелся внимательней, всё еще не веря, что вокруг не натуральная природа, а город. Его внимание привлекло одноэтажное строение с почти сплошь стеклянными стенами. Он подошёл к стене, вгляделся. Внутри располагалась что-то производственное. Там были  станки, верстаки, и другое оборудование! А за ними стояли, что-то делая, вперемежку дети разных возрастов, юноши с девушками, и взрослые тоже!.

-Что они там делают?

—  Это свободная мастерская, — отвечала она. Сюда можно прийти и изготовить с помощью опытных людей, которые здесь всегда есть, что-нибудь по своему замыслу.

-Выгодный бизнес?

— Бизнес? – Наташа удивленно взглянула на спутника. – Да ещё выгодный!

Алексей, понятие выгода давно ушло из нашей жизни.

— Ушло? – не поверил Алекс. –  Куда это оно ушло? Раз это не бизнес, значит – госучреждение, бюджет и зарплата. Но, Наташенька, это же невыгодно. Наши коммуняки на этом вот как погорели!

— Кто такие «ком-му-няки? – спросила Натесса.

— Коммунисты! Враги бизнеса и частной собственности. 70 лет страной правили и… И сами на своих мечтаниях крест поставили. Да так, что и страну развалили, блин! У вас-то как? Всё путем? – полюбопытствовал новый русский с планеты Земля.

— «Всё путём», сам видишь, с иронией ответила Натесса. — Мы, Леша, лет 80 с лишним назад тоже… прошли через период самоотрицания. Но ведь прошли! И идём вперёд, уверенно идём. И у вас тоже самое будет.

— Уверена? Почему, в натуре, так считаешь??

— Потому, что попытка повернуть историю вспять – это сначала тупик, а потом или полный крах, или с новым знанием снова вперёд.

— Ага, в гулаг по-новому. БЛИ-И-Н!

— Оглянись вокруг,  блинопёк несчастный, — рассердилась Натесса.- Где ты видишь не то что ваш гулаг, а хотя бы плохо одетых и постоянно чем-то напуганных, озабоченных, спешащих куда-то людей?

В ваших терминах мы идём к коммунизму, Леша,  а не в гулаги. Шаг за шагом. К той его ступени, где и само принуждения людей кем-то или чем-то уже просто нет и быть не может!

Подумаешь проблема: «каждый по способности – каждому по труду»! Да у нас на любом предприятии, где налажено самоуправление, коллектив только так и платит! Так что лентяю, если такой появится, придётся плохо!

А заработок по труду — это очень даже немало. Видишь же сам!

— А если по потребности? Это как будет?

— Тоже не загадка! Да в любой семье каждый получает по потребности, а не по труду. Дети в семье не зарабатывают себе на еду, учебники и игрушки. Взрослые, если возникает разумная потребность в чём-то, удовлетворяют. Сразу или поднакопив денег.

— Так они же тратят деньги из бюджета семьи, который бывает, как правило, небольшим! Значит и потребности должны соответствовать, быть скромными. Не то, Наташа!  При коммунизме всё бесплатно и что? Быстро ведь всё… слопают!!

-А если общество – это одна семья, всё в ней общее, всего очень много, потребности разумные, как в нормальной семье?

— В семьях бывает, в натуре, обжоры появляются. Особенно в неблагополучных, — упрямо возразил Плекс.

— Не переживай, Алексей. Мы уже теперь потребляем не по буржуйски, нам, большинству, лишнего просто не надо. А коммунизм – это ведь какая ступень в развтии самого человека!.

Алекс угрюмо молчал, глядя в окно. Потом повернул голову к Натессе и упрямо сказал:

_ Пока солнце взойдет, блин и ещё тридцать раз блин, роса глаза выест. Я сам хочу себе обеспечить… по потребностям. По моим и сейчас, а не вместе  со всеми..  в будущем. Пусть и светлым… И я рассчитываю, что мне там у нас, мой бизнес мне поможет жить так, как мне нравится. Вот, в натуре! Вы уж верните меня домой поскорее.

***

…Нет, друзья, скучно и дальше сообщать вам диалоги российского, хоть и не из самых отмороженных, бизнесмена с обитателями мира¸ уже забывшего о выгоде, дивидендах, конкуренции, кабаках и прочих гримасах мира частной собственности.

Не удивительно, что гостеприимные хозяева быстро разобрались, с кем имеют дело, а потому на его вопросы, по большей части поверхностные, стали отвечать кратко, не пытаясь просвещать невольного космо-время-проходца.

Сергей

 Возвращение.

Сергей открыл глаза, разбуженный незнакомым голосом, назвавши его по имени, и сразу узнал того, кто, как он считал, отправил его в лучший мир. Лучший, не «рай да кущи».

— Извини уж меня, Сергей, за экскурсию. Домой ещё не хочешь? Пора уже.

Сергей молча поднялся с постели и стал одеваться в свою одежду, всегда лежавшую на такой случай наготове.. Закончив, спросил: «Тебя как зовут? И получив ответ, качнув головой, сказал.

-Ладно, Этрит, прощаю, Экскурсия  была познавательной. Я бы не прочь здесь пожить ещё, но в дела не позволяют. А ты откуда к нам пожаловал и зачем?

— Долгий разговор, -улыбнулся визитёр. На Земле тебе Примов Стас расскажет, а сейчас спешить надо.

— Тогда поехали!.

— Сколько времени я был в «отключке»?» — подумал Сергей и тут же забыл о вопросе, увидев знакомую картину: московская вечерняя улица со сплошным потоком машин и Алекс с Примусом, но без «мерседеса».

Несколько прохожих, с удивлёнными лицами и сотрапезники смотрели на него со жгучим интересом.

• Ты где побывал? – первым спросил Алекс, который выглядел довольно обескураженным и совсем потерял свою всегдашнюю нагловатую агрессивность. Сергей понял смысл вопроса и ответил коротко: «Русия. НЭП». А вы?».
• — Заглянул за горизонт, — ответил Примов. Туда, где никто не работает, а ест. Не думая о потребностях.
• Ну тогда я где-то на полпути —  туда, где всё только по труду.
• Поедем ко мне на дачу и там поговорим, — оглядываясь на густеющую вокруг толпу, предложил Примов. Кто-то, швейцар, удивленно воскликнул: «Да это те, кого тут полчаса назад разыскивали! Которые вдруг испарились у всех на глазах!»

Приятели быстро сели в такси. Ехали молча, чтобы не пугать таксиста своими впечатлениями.

Примовская фазенда, как он ее назвал, пустовала, но улицы в поселке были расчищены от снега. Сергей огляделся и понял, что здесь живут не самые богатые москвичи: дома выглядели добротно, но не слишком роскошно. Так сказать, средний класс. Отпустив такси, Примов провёл экскурсантов поневоле в просторную комнату с камином. В его пасти были сложены короткие сухие полешки, Стас нагнулся, поднес огонек зажигалки к клочку бумаги, торчащему из под них. В комнате было холодно, и они расселись, не раздеваясь пока, в креслах перед камином. Хозяин, впрочем, тотчас встал и сходив к бару, вернулся с бутылкой вина («Мартини» — прочитал Сергей на красочной этикетке) и рюмками, начал быстро, словно куда-то торопясь, сервировать стол: сервилат, лимон, ещё не нарезанный, коробка дорогих конфет. Снова, все также молча сел на свое место, опять вскочил и принёс с террасы корзинку с поленьями для камина, огонь в котором полыхал уже, распространяя приятное тепло в комнате.

— Ну, давай, Сергей, рассказывай, что ли ты? – предложил Алекс.

Сергей качнул головой: «Можно и с меня начать, но вряд ли это будет правильно методологически. Лучше пусть начинает Стас, ведь он побывал на вершине, а с неё хорошо видно».

• «Методология» — ерундология, — проворчал Алекс, — впрочем, всё равно, в натуре. Давай, Примус, что там тебе увиделось с вершины?

И Примов начал свое повествование, так и не притронувшись к рюмке с налитым в неё вином.  Из них троих, лишь Алекс не упустил случая, но и он, опрокинув, не смакуя, вино в рот и заев его долькой лимона, которую сам и отрезал, не торопился наливать по второй.

Рассказ Примова

• Я таки и правда заглянул за горизонт, причём дальний. — обратился он к Сергею, — а помог мне в этом, да и вам тоже тамошний работник института исследований параллельных цивилизаций, некто Этрит…
• Это такой высоченный, косая сажень в плечах с лицом юнца и глазами мудреца? – перебил Сергей. – Он, помнится остановился возле нас, когда мы вышли из ресторана и стояли, заканчивая… наш разговор… по душам?
• Описание подходит, — одобрил Примов, — но они там все, как на подбор, высоченные, крепкие и молодые на взгляд. Чур, больше не перебивать, пока не кончу!

Коммунизм, как мне кажется, они построили, надо признать, хотя сами свое общество так не называют. Мы живем общиной, — говорят, а коммунизм ваш для нас давно пройденная ступень!

 На первый взгляд…

• — Как их планета там называется, ты так еще не сказал? – перебил Сергей. – В моей экскурсии, так сказать, – это Зямля и Русия с ударением на У и с одним С. У Алекса – Симла и Росана (тоже слегка  созвучно)! А там как?
• — Ну чего сбиваешь? Подождать не можешь? – укоризненно качнул головой рассказчик. – Всему своё время!..  Примов помолчал, — пригубил, наконец, рюмку, поставил её на место. 
• Планета на тамошнем всепланетном языке называется Тора. Это на ихней латыни так звучит наша «Терра». А страна… Примов пожал плечами  …Нет там уже никаких стран! Нации тоже нет. И правительства, хоть мирового, нет!…

Примов помолчал, ожидая вопросов, но собеседники ждали продолжения.

— Органы управления… Есть довольно сложная децентрализованная система организации жизни свободных людей. Я досконально не понял что и как, но никакой анархии нет и следа. Это человечество – единый многоклеточный организм с его органами и  мозгом. Вот мозг, не понял, как он устроен, это нечто! Могучее устройство, судя по результатам.

— Да как же они там живут? Чем заняты? – спросили оба собеседника.

— Живут со всем комфортом – я дальше расскажу немного. А чем заняты? Очень многие наукой. История, философия и социология в очень большом почёте. В школах изучают, как меня уверили, весьма углубленно, историю и социологию. Ну конечно, и все другие направления научного поиска в их основах.

Медицина сугубо профилактическая, но если что – вылечат обязательно и качественно. Живут долго, в старости без всякой дряхлости…

— А от чего умирают тогда?

— Не знаю, не поинтересовался. Сколько я там пробыл? Объединяются группами вокруг какой-либо проблемы и вместе её решают. А кибермозг все это учитывает, суммирует и ставит перед людьми обобщённые задачи, если они возникают. Вот тут появляются какие-то всепланетные органы, вроде учёного собрания. А принять участие в обсуждении могут все желающие.

• И есть центры по направлениям — наука, медицина, школы, социология, история. И в области жизнеустройства, быта очень много всего, чем люди заняты по своему выбору, своим особым интересам. Там много чего можно придумать, что придётся людям по вкусу.
• Примов покачал головой, словно удивляясь собственному рассказу. Никто никем не командует — полнейшая демократия!
• Демократия — это власть, — негромко сказал Сергей, — но там же нет власти людей над людьми.
• Так. Авторитет знания, опыта, да и личные способности признают безоговорочно. А при обсуждении всепланетных проблем каждый имеет голос – система коммуникаций позволяет учесть мнение большинства, каждого!

— Каждого? — спросил Алекс. – Там на планете их сколько каждых? Чудно что-то!

— Все, как мне объяснили, в курсе всего. Во всепланетных обсуждениях участвуют все, кто заинтересован или не занят чем-то, требующем особого внимания. Смотрят, слушают и, если есть замечания, подают голос. Всепланетный компьютерный центр, что-то вроде всепланетного искусственного мозга, суммирует все мнения и выдаёт итог с учётом всех возможных последствий. Затем высший Планетарный Совет предлагает окончательное решение, которое и ставится на всеобщее голосование. 

— Бабок, значит, нет? — спросил Алекс — А как же без них? Бери, значит от пуза! Там где, я был, всё-таки — по труду. Отработал положенное время и пользуйся в размере, блин, отработанного. А как там за горизонтом, где по потребности? Что, если у некоторых потребности ого-го какие? Личный дворец или яхта океанская, как у Абрамовича?

— «От пуза» смысла нет.

-Как это нет? — вскинулся Алекс. — Раз никто не контролирует, чего там. Сплошной кайф можно себе устроить: ешь, пей, снимай себе тёлок покрасивее… Ха! Жаль не я там побывал, уж оттянулся бы на полную катушку.

— А в социализме нельзя было? — насмешливо спросил Сергей.

— Нельзя, — Алекс с сожалением покрутил головой. – ни «тёлок» нет, ни водяры… Ни компаньонов! Смотрят, блин, на тебя, как на чудика. Словно голый в театре! — пожаловался он.

— Ну вот ты и ответил на свой вопрос, — усмехнулся Примов. Не очень-то развернёшься, когда так на тебя смотрят. Всех же вокруг так… выдрессировали ещё с детства,  в школах, что…- он махнул рукой. Нет таких запросов ни у кого. Мне объяснили, что такое никому и в голову не придёт: все чем-то увлечены, а быт у них… Как что-то данное, как воздух и вода в озере!.

Ну получил ты дворец, что ты с ним будешь делать без обслуги? А где ты её найдёшь? Глупо.

— Автоматы обслужат, предположил Алекс  с ехидной усмешкой.

— Предположим, — вмешался Сергей, — Что же ты в этом дворце в компании роботов делать будешь? «Блин, в натуре»!- передразнил он Алекса.

Тот только рукой махнул, сказал, запинаясь на словах-паразитах, пропуская их: Всё равно! …Я так жить не хочу, …Хорошо, что меня вернули…  моим баранам, в натуре и блин! — закончил он, с вызовом глянув на Сергея и Нину. Налил себе рюмку, выпил и отправил в рот сразу четыре бутербродика.

— Нет, друзья, там и правда все мои и алексовы проблемы остались в прошлом. Да и твои, Сергей, тоже.  У всех какие-то увлечения, занятия. И не пустяшные, нет! Напряжения требуют и нередко большого!

 Жизнь долгая, день длинный, можно для отдыха, утомившись своим делом, и чем-то другим заняться, полезным или просто интересным. Спортом, чтением. Поисками Антарктиды! Встретил я там группу… таких поисковиков.

Сергей улыбнулся, сказал: «Наши учёные в СССР шутили, что наука — это удовлетворение своего любопытства за государственный счёт». .

Примов пожал плечами.  — тогда там все учёные.

— А как там, по твоему выражению, детей «дрессируют», ты видел? – задал очередной вопрос Сергей, с изрядной долей иронии произнеся слово, обозначающее, по Примову, процесс воспитания.

Много ли можно увидеть за дни? – виновато ответил Примов. – Побывал в школьном городке. Уроков в привычном для нас виде нет, учителей – тоже нет. Обучающие машины и игры. Взрослые -консультанты. Они даже не воспитатели! Всё как-то вперемешку – разные возраста. Старшие занимаются с младшими, прямо нянчатся с ними! Но чувствуется, что есть какой-то порядок, система., самоуправление.  

Всегда в учебных городках много родителей, которые приезжают и общаются. Со всеми детьми, а не только со своими. Своих-то почти не выделяют!

 Взрослые все заняты чем-то интересным, поэтому им есть, что детям рассказать. В  обществе прямо культ детей и они все всем как родные. А вот  многодетности нет. Два-три ребёнка у молодой мамы, и хватит.

— Примус! Ты часом не слишком, блин, увлекся? — перебил Алекс. —  Чем там люди, вроде меня, заняты, если ума не палата, а хочется многого? Так уж и все там яйцеголовые? А работу попроще кто делает?

Примов усмехнулся. Простую работу там делают довольно сложные механизмы. Заглянул я мимоходом на пищекомбинат, на котором из сырья разного автоматы изготавливают что угодно, и лучше натурального по вкусу. Комбинат, кстати, как и вся почти промышленность, под землей… Они производство упрятали под землю, или вынесли в космос. А поверхность – сплошь  сады, парки, леса, жилые комплексы… Ещё пастбища. Много пространства, как мне сказали, вернули диким животным – там заповедные зоны.

Нет, Алексей, там простой работы и работников в нашем понимании нет.

— На том пищекомбинате из чего пищу делают? — Вернул Стаса к затронутой теме Сергей.

—  Исходные продукты – минеральные вещества, в т.ч. нефть, газ, каменный уголь, воздух. Ну и растения, рыбный белок, планктон. Все это превращается во что угодно. В какое угодно блюдо, от натурального не отличишь!

Алекс: «Что, мяса, в  …Натурального мяса не едят?

— Едят. На лугах стада пасут. Они утверждают, что вегетарианство — вредная выдумка. Но мясо так обработано, что становится вкуснее натурального и качественнее вообще. Но очень  умеренно едят.

О системе доставки и вообще перемещения на не слишком большие расстояния надо особо сказать. Там в домах ни коридоров, ни лестниц с лифтами. А в квартирах нет прихожих и коридорчиков тоже нет, как и дверей!

— Это как?  Удивился даже Сергей.

Полоски такие вертикальные на стенах. Подходишь, говоришь кодовую фразу – буква и одна-две-три цифры – делаешь шаг прямо в стену и оказываешься там, где хочешь.

— А если далеко? – заинтересовались оба собеседника.

— Тогда поезда – огромные пассажирские и грузовые вагоны по широченной колее. Или на самолетах. Эти летающие монстры, где и тесноты нет никакой, на землю не садятся, так и летают по своим трассам, а доставка пассажиров и грузов на них и с них на землю электролётами. По морю плавают дома отдыха и санатории – огромные, как острова! Я один такой видел сверху, когда меня катали над океаном на электролёте.

Физкультурой и спортом занимаются все поголовно и по времени много,  но чтобы профессионально, одним спортом или там одним пением, танцами… – очень мало кто… Как и искусством, между прочим.

Это занятия для отдыха от основного своего дела. А для здоровья — спорт, физкультура. Для красоты — искусство. Для души – литература, театр.

Примов снова усмехнулся появившейся у него после фантастического путешествия в коммунизм кривоватой усмешкой.

Отыскал я телестудию. Сначала, конечно, посмотрел их программы. Экраны их телевизоров на первый взгляд не очень даже большие. Но когда включаешь, они просто исчезают, и дальше полный эффект присутствия в цвете, объеме и стереозвуке, от реальности не отличишь.

Художественные фильмы, спектакли? – спросил Сергей.

Примов кивнул: «И то, и другое. Больше на исторические темы. И о космосе – освоение планет, полёты к звездам…Даже мелодрамы пишут и снимают! Любовь – нелюбовь, разлука, хандра, переживания личные.  

К звёздам летают? Как? – Спросили оба сразу.

— Летают? — Примов задумался. – Не уверен. Мне что-то объясняли, что сверхсветовых скоростей и всяких там подпространств так и не открыли. Ломятся напрямую, потому звездолеты размером с небольшую планету с многотысячными то ли экипажами.. Нет с населением! Летающие через пространство планетоиды!.

— Ну и?

— Ну и летят! Когда я там был, ещё летели.

— А куда?

— А что их названия звезд и наши одинаковые? Летят к каким-то звёздам, где их астрономы установили наличие планет. И долетят ещё очень не скоро. Но в фильмах – они уже там,  обживают новые планеты! Очень непривычные для нас постановки… — Примов оживился, —  гвоздем являются не приключения, схватки там с местным зверьём, с аборигенами. Ни тебе стрельбы, ни погонь. Главное сам процесс освоения новой планеты. Или организация жизни на планетоидах, летящих к звездам. Какие там возникают проблемы в относительно замкнутом пространстве – очень хорошо, увлекательно! Можно, оказывается, без мордобоя, порнухи и оскаленных пастей! – воскликнул он удивлённо.

Но я о чём начал? Да, как делают фильмы, вообще вещание… Режиссер и сценарист, если они не в одном лице, собирают добровольцев, делают пробы, коллективно отбирают лучших…

— Артистов? А говоришь, что нет профессий! – воскликнул Алекс.

Каких артистов – всех желающих попробовать свои силы именно в этом сценарии, с которым каждый может ознакомиться, если хочет. Ну, кто свободен и у кого есть артистические способности (а таких очень много, в школах-то процесс обучения частично построен как театральные сериалы), те и предлагают себя.

Ну а затем моделируют ситуацию – скажем сюжет из средневековья. Видели американский сериал «Вавилон-5»? Там была комната, где осуществлялось такое моделирование. Видел, Сергей? Ну вот, похоже! Смоделируют с помощью всех знаний о прошлом совершенно реальные на взгляд декорации и играют основные эпизоды. А все промежуточные моделирует машина и она же монтирует первоначальный вариант фильма, в который живые участники вносят поправки. Доводят работу до конца.

Примов умолк, что-то припоминая. Затем сказал: «Сегодня уже у нас на Земле пытаются снимать компьютерные художественные фильмы, в которых живые артисты не участвуют. Но там, на Таре, по этому пути не пошли. Без игры живых людей фильмы, с их точки зрения, не могут быть убедительными.

— Слушай, Прим, — воспользовавшись паузой, спросил Алекс, — а как там с выпивкой и закусоном, а?

— Дурной, ты Алекс, — Примов с сожалением посмотрел на приятеля — и вопросы твои пустяковые!

— Не скажи! — возразил тот. — Не верю я, что всё вот так с утра до вечера: работа, спорт, искусство. Надо же и расслабиться, а как без спиртного? Или эту сторону жизни они тебе не показали?

— Да ничего они мне не показывали! Сам смотрел всё, что хотелось! Ехал или шёл, куда хотел. Разговаривал с людьми, если они откликались. Как правило, откликались, если не были сильно заняты. Охотно отвечали в  том числе и на не очень умные вопросы, вроде твоих…

Сергей взглянул на часы. «Может кто-нибудь сказать, сколько сейчас времени? За окнами темень, а на моих часах 21 с минутами».

Примов и Алекс также глянули на свои «ролексы»: все часы указывали почти одинаковое время.

Если нас вернули в тот же момент, когда забрали, — начал медленно Примов…

Да, — кивнул Сергей, — кто-то кричал, что нас разыскивали полчаса назад.

— Тогда, — продолжил Примов, — сейчас около 21 часа с минутами. Подождите!

Он снял телефонную трубку и набрал две цифры, послушал, положил трубку и сообщил с удовлетворением: 21 час 33 минуты Московского времени.

Мне пора, — с сожалением сообщил Сергей. – Когда встретимся и где? Предлагаю у меня завтра, в воскресенье, в 17.30. Адрес помните?

Ты все там же живешь, в прежней… — Алекс запнулся и сказал другое – в старой квартире?

Сергей с усмешкой кивнул. После нескольких минут разговора решили встретиться, предварительно созвонившись. Обменялись телефонами.

— Я одного не понял, — уже поднявшись для выхода на улицу, спросил у Примова Сергей, — Ну хорошо, каждый занимается тем, что ему интересно. Но всякое дело, за исключением писательского ремесла, требует коллективных усилий. Кто координирует их?

Или те же съемки: нужна студия, график работы, а самое главное – выход в эфир. Кто решает, что пойдет в эфир, а что не годится?

Примов покачал головой:

Ты слишком много хочешь, Сергей! Сам-то ты всё узнал и понял там, где побывал? На все вопросы наши ответишь, когда встретимся? Вот то-то! Знаю одно: там у них величайший порядок во всём, люди совсем не выглядят торопливыми и суетливыми. Все спокойны, веселы — свободны! А как он налажен, этот порядок, не знаю, не успел обо всём расспросить… Впечатлений много, а ответов… Он махнул рукой.

— Тебе там понравилось, да? – насмешливо спросил Алекс. – Ты теперь к Сергею на партучёт вставать будешь?

Примов с сожалением посмотрел на приятеля и спросил: «А тебе так уж ничего не пришлось по вкусу в построенном (выделил он) социализме? Ну, признайся?

— Вот так, – заключил он удовлетворённо, видя смущение Алекса, – есть над чем подумать!»

Воскресенье вечером.

Серёгина  «нора» (именно это слово хотел в прошлый раз употребить Алекс по отношению к квартире Сергея) – представляла типовую двухкомнатную квартиру в панельной 9-тиэтажке в районе Лужников. На 7 этаже с видом на окружную железную дорогу.

Нина, супруга Сергея, одноклассница всех троих, встретила старых знакомцев приветливо, пригласила в гостиную за стол, накрытый наследственной (от мамы) красивой скатертью, а поверху прозрачной голубоватой тонкой клеёнкой. На столе стоял электрический самовар на жостскинском подносе, стоял заварной чайник, чашки из недорогого сервиза, в вазах печенье и краснобокие яблоки из своего сада, конфеты, масло в маслёнке, сахар в сахарнице, рюмки и бутылка коньяка из не слишком дешёвых – все как в старые добрые времена.

Ещё в комнате был относительно новый (приятели, редко, но бывавшие у Репея в школьные годы, его не помнили) в углу на тумбочке современный импортный недорогой цветной телевизор и книжный стеллаж во всю стену, памятный по прежним визитам.

Рассаживайтесь, — сказал Сергей, — дочь в школе, сын на работе — придут ещё не скоро.

Ну, для начала, как полагается. — Он разлил коньяк по рюмкам. За благополучное возвращение к нашим баранам!

Приятели молча приняли тост, выпили, закусили дольками лимона.

— Насчет баранов, — это ты кого имел в виду? – подозрительно спросил Алекс.

Примов рассмеялся. «Ты поздно спрашиваешь, надо было перед выпитием! А если он это про нас?

— Не про вас лично, а про всех нас вместе, про страну, — буркнул Сергей. – Или будете доказывать, что всё на свете хорошо?

Оба собеседника промолчали. Алекс хотел было что-то сказать, но удержался. В комнате повисло молчание, и разрядила обстановку Нина.

— Ой, Алёша, расскажи, как ты путешествовал. Сергей про себя и про Стаса мне уже всё рассказал!

— Не умею я рассказывать. — буркнул Алекс. – Пусть лучше Серёга базарит…. Рассказывай ты, Сергей, в натуре, а я пока с мыслями соберусь. Он потянулся по хозяйски к бутылке и налил себе и другим янтарной жидкости. Не дожидаясь остальных, тут же выпил и наполнил свою рюмку снова.

– Давай Серёга, горючего хватит — у меня с собой прихвачено кое-что.

Сергей посидел молча, вертя свою рюмку в руке. Потом поставил её и откинулся на спинку стула.

— Я вот что думаю, — начал он, — это что же получается? Рядом с нами… Ну, как это сказать,.. не рядом, конечно, а… чёрт! Ну, в общем, параллельно – вот! Параллельно с нашим миром существуют ещё миры, очень похожие на нас? А сколько?

Не всё ли равно? – поинтересовался Примов. Этого даже там не знают. По их предположениям всего пять параллельных миров и есть в их.. или в нашем? …секторе Космоса -вот. Один мир — в центре, а четыре по углам куба простанства что ли.

— Если так, то о пятом мире… мы не знаем, что там? – включился Алекс. – А вдруг там, как и у нас, капитализм, только такой, в натуре, устойчивый, надежный – без классового мордобоя, ага?

Тамошние учёные, — продолжил, пожав плечами, Примов, — в пятом мире еще не были. Чего-то не получается у них, а к нам давно заглядывают. Изучают, но не вмешиваются, так они уверяли.

— Возможно и нет пятого, — задумчиво сказал Сергей, — ну, да всё равно!

— Зямля — более счастливая планета, чем наша, — начал он свой рассказ. Начать с того, что гражданской войны после революции 1914 года по ихнему летоисчислению фактически не было. Попытки свергнуть новую власть сразу после победы были, но их легко подавили за две-три недели. Дело в том, что почти сразу эстафету Русии подхватили в соседних, по-нашему, Европейских странах…

— Вот что, — остановился Сергей, — давайте я буду рассказывать, употребляя наши названия стран, а не тамошние. Так легче, ведь разница лишь в деталях, а по сути всё очень похоже.

— А всё же, как там называются соседние  страны? – спросил Примов. – Ну, Германия, например?

— Прузия! Только это все же не Германия! Как и Русия не Россия. Много отличий. Но для рассказа эти отличия не существенны.

— Тогда продолжай базарить, — «разрешил» Алекс и , опрокинув очередную рюмку коньяка, закусил бутербродом.

Ну вот, рабочие победили в Германии, Австрии и Венгрии. Революционные правительства тотчас заключили между собой союз и потребовали от Англии и Франции заключения перемирия. Союзники Германии присоединились к ним в этом вопросе. У них тоже обстановка была предреволюционной. А тут еще разразились революции в Иране и Египте. Во Франции и Англии набрало силу антивоенное движение. В общем мирные переговоры начались и шли долго, но закончились все же заключением мира, менее тяжелого для Германии, чем у нас.

И затем в Русии и у союзников начался тамошний НЭП. Многопартийность сохранилась Буржуазные партии — тоже.

 — Полная демократия? А как же «диктатура пролетариата»? – спросил Примов. И было непонятно, рад он такой демократии в этом другом мире или сомневается в ней.

— Диктатура пролетариата и есть демократия!

— Хороша демократия! – расхохотался Алекс. – Чуть что не так – к стенке!

Сергей внимательно посмотрел на него.

—  Скажи, приятель, а во время тяжелой войны, в любом государстве, демократия работает, как обычно? 

• Что касается формы собственности – да! – вмешался Примов.
• А разве собственность, я имею ввиду промышленность и распределение продуктов питания и товаров для населения не берёт под жесткий контроль государство? Вспомните 2-ю мировую войну, если забыли первую!
• Ну и что? Но ведь её не отбирают, не национализируют? – воскликнул Алекс.
• И отбирают, например автомобили, и национализируют, если необходимо. Продразвёрстку и продотряды у нас в России придумали еще в 1916 году – при царе!

А что такое мобилизация лошадей у крестьян при нём же? И вообще, что вы понимаете под демократией? Что это за зверь?

— Ну уж конечно, не аппарат классового насилия! — воскликнул Примов.

— Ах, так? А что же тогда?

— Это же ясно! Выборы парламента, главы государства, равенство всех перед законом. Политические  свободы, политические партии и т.д. И разумеется, частная собственность, без которой не может быть ни свободы, ни демократии, ни частной инициативы. А также невмешательство государства в экономику там, где такое вмешательство только во вред…

Сергей кивнул головой, сказал, соглашаясь: «Все правильно. Это буржуазная демократия. Она может быть очень широкой, как сегодня в Скандинавии. И всё же это не что иное, как классовая буржуазная диктатура. Ведь интересы крупной, крупнейшей буржуазии, ТНК нынешние, всегда на первом месте. Много ли рабочих и фермеров в парламентах Запада, не говоря уже о нашей Госдуме?

— И все-таки, Сергей, ты же не станешь отрицать, что сегодня ни один даже миллиардер не защищён от уголовного преследования. Что рядовые потребители сплошь и рядом выигрывают судебные иски даже к государству, — не только у предпринимателей. Каналы обычной информации открыты: можно даже потребовать её у любого чиновника.

И свобода слова и печати существуют же!

Примов даже вскочил со стула от волнения и в упор смотрел на Сергея.

— Во-во! Дави его, Примус! – подбодрил насмешливо Алекс. – Что скажешь, Репей?

— Что буржуазная демократия может быть очень широкой, но это всё равно ширма – для обывателя! Если кто-то очень мешает, если создаёт реальную угрозу интересам финансовой олигархии, что происходит тогда? Вы не забыли судьбу клана Кеннеди?

Демократия ваша, народовластие в переводе, компенсируется в пользу тех, кто народом на самом деле правит, созданием тайных механизмов власти, которые становятся тем изощреннее, чем шире демократия!

А как ваша демократия выглядит, например, в Колумбии? В Латинской Америки, где почти везде диктаторы правят бал? Какую демократию несет миру господство над ним США с  Европой? Да и в бывших республиках Советского союза та ещё демократия! Прямо загляденье!

Примов сел на свое место, выпил залпом рюмку коньяка:

— Ну, всему своё время. Не доросли, значит, многие народы мира до демократии, а в США и в Европе доросли. Хватит дискуссий. Там, где я побывал, все живут так, как им нравится. А какая демократия на Зямле, ты нам сейчас расскажешь. В подробностях, надеюсь.

— Валяй, Серёга! – поощрил слегка уже захмелевший  Алекс.

Сергей хмуро посмотрел на него, медленно и выразительно качнул плечами и продолжил:

— В Русии демократия – власть рабочего класса типа советской власти при Ленине. Союз рабочего класса с крестьянством. НЭП! Буржуазия — торговая, легкая промышленность, услуги — в правах не ограничена, есть даже свои партии¸ участвует в выборах, имеет своих депутатов в ихних Советах.

— — И что?

— Что «и что»? Может своё право на жизнь защищать. Есть и там от кого!

— А как себя чувствует интеллигенция? С печатью как там дело обстоит, со свободой слова и печати?

— В рамках Конституции и закона о печати, который строго соблюдается. Есть там и буржуазная пресса, частные радиостанции есть. Если не ведут прямую подрывную агитацию, просто умело защищают свои экономические интересы, то и работают.

Забугорные голоса не глушат, выезд за границы подконтролен, но запретов нет.

Но контроль и учёт поставлены строго За вранье в СМИ крепко наказывают любое издание — по решению суда. При повторном нарушении – закрывают газету без  права её хозяевам учреждать другую под новым названием. — У частников, блин, как я понял, только мелкий бизнес?

— В лёгкой промышленности, в строительстве есть и крупный, имеются и миллионеры.. Но тяжелая промышленность, железные дороги, дальняя авиация, почта, телеграф и внешняя торговля в руках государства или под строгим контролем..

— Свобода творчества как там выглядит, — с жадным интересом спросил Примов. — Для писателей, журналистов, философов, учёных?

— Мало осведомлён. Не слышал жалоб, что зажимают, запрещают публикации. И при встречах. Все меня узнают, слышали обо мнене раз по радио, в газетах читают. Приветливы. На любые вопросы отвечают охотно. Совсем не боятся говорить то, что думают. Слышал не раз резкие высказывания в адрес властей. Сатирические журналы пользуются большой популярностью. Типа «Крокодила» в СССР.

Об учителях и школе, медработниках и здравоохранении, ученых и науке забота очевидная. Оплата их труда на уровне зарплаты квалифицированного рабочего, а те зарабатывают в госсекторе вполне достаточно, чтобы не бедствовать.

Научные дискуссии идут – разные. В том числе о социализме. Впечатление у меня такое, что цензура есть, а гнёта цензуры никто не испытывает, доносы не поощряются.

Поинтересовался о разнице заработков в государственном, кооперативном и частном секторах. Вот тут конкуренция. Решается вопрос «кто – кого!» Однако власть давит именно на своих, а бизнес лишь контролирует. Своих учат, помогают налаживать работу, много требуют: учитесь у буржуазии! Побеждайте ростом эффективности производства, лучшими условиями труда и тому подобное. Прямая критика…кого угодно! И её много! Если подтверждается – меры будут приняты.

—  Всё одно, в натуре, — проворчал Алекс, — тоже мне демократия, — в установленных узких границах для бизнеса…

-Как с демонстрациями, митингами оппозиции?

— При соблюдении всех правил, сколько угодно! Не в рабочее время. Залы предприятий неплохо оборудованы и бесплатно предоставляются профсоюзам и рабочим объединениям.  

В разговор впервые с дельным вопросом вмешался Алекс:

— Ты вот что расскажи, как там бизнесмены себя чувствуют при «пролетарской демократии»? Какие там налоги на них, кто и как их защищает от чиновников, ментов, рэкета? Ага?

— «В натуре!» — поддразнил его Сергей. – рэкета там нет, тебе это нравится?

— Так уж и нет? Милиция взяток не берёт, а только охраняет бдительно?

— Нет там профессиональной милиции, Алексей, понимаешь? Там вооруженный народ, который сам следит за порядком у себя,  на улицах, в городских кварталах, в селах – повсюду. Там рэкетира, если появится, без всякой волокиты схватят и представят в суд, а суд столь же быстро вынесет приговор. Народный контроль – вот кто там настоящий хозяин! А на государственных постах – только депутаты!

—  Мы уже это проходили, — без особого энтузиазма, с недоверием прервал Примов, — в СССР наблюдали. Отвратное было зрелище, когда чиновники принимали законы под себя, а основная масса депутатов выражала дружный одобрямс. Ну, согласись, Сергей!

— Много было формализма с самого начала, но чего ты хочешь от народа, который и близко раньше к власти не был допущен? А потом, при всеобщей грамотности? Сила традиций – это, как ещё Маркс считал, демоническая сила. Но все равно, права трудящихся были в советское время защищены так, что с нынешним положением не сравнить!

— Права бездельников были особенно хорошо защищены, — проворчал Алекс. Примов с одобрением глянул на него, кивнул.

— Слышишь, Репей, устами младенца…

— Вы поймите то, что я понял! Без демократии, конечно нельзя! Законные права каждого человека, хоть и буржуина, надо соблюдать неукоснительно, это верно. Так ведь на Зямле, как и у нас при Ленине, проводится именно принцип «социалистической законности». Только у нас Ленин умер фактически в 1923 году, а у них сейчас Волгарь, возглавляя правящую партию, не дает ей сбиться с курса Насчёт бездельников… Там, где уже действует самоупавление на предприятии, бездельников сами рабочие не терпят. А в стальных — налаживают это самоуправление.

Союз рабочего класс с крестьянством прочен, что очень важно. Хороший там у них образ жизни — вот что главное!

Что касается демократии ещё раз, Не стоит забывать о «ДЕМО», о том, что это власть народа, власть большинства. В Русии так и есть, не то, что в России. И ещё — ведь депутатов в Русии столь же легко отозвать, как выдвинуть и избрать.

— А каков механизм отзыва? – поинтересовался Примов.

— Механизм простой, поскольку выборы по новой Конституции, будучи всеобщими, равными и тайными, остались двухступенчатыми, а  не прямыми.

Примов поднял брови и покачал головой:

— Не понял! Разве прямые выборы не более демократичны, чем двухступенчатые?

— Это в идеале. До идеала там пока не близко! Прямые выборы затрудняют право отзыва. При них избиратели вынуждены покупать на выборах кота в мешке – два. На Зямле, — как было и у нас по конституциям 1918 и 1924 годов, на селе и в районах крупных городов выборы прямые. А вот дальше они уже не всеобщие. В областные и в высший орган власти депутаты городских и районных органов власти выбирают из своей среды. Механизм отработан.  

— Что, свободно выдвигают, обсуждают, а голосуют тайно?

— Вот именно. Депутат Высшео органа власти может быть отозван по требованию тех, кто его послал в районный или городской орган… Совет!

— Вот это да! Да ведь так можно убрать любого, стоит лишь хорошенько побазарить с баксами в руках в селе или городском районе! – воскликнул Алекс.

— Глупости говоришь, — хмуро возразил Примов, — там любого, который вздумает хрустеть деньгами, тем более иностранной валютой… Я ему бы не позавидовал!

Сергей согласно кивнул головой, добавил: «И то учтите, что коммунисты не единственная партия. Есть и другие. Если в политике страны что-то вызывает недовольство, с кого спрашивают в первую очередь? Со своего депутата. И если не спросят со своего коммунисты, то шум подымят другие партии. Там коммунистам приходится отрабатывать избрание, чтобы не растерять авторитет.

Спрашиваю одного парня, пастуха. Он пас стадо, причём единоличное, в том месте, где меня при…зямлило. Спрашиваю его: «Власть не обижает?» А он говорит, что власть своя, народная. «Бывает, что и не по нраву приходится крестьянину, так ведь понимаем, что не просто так сделано, а после совета и обсуждения. Тогда приедет депутат, ответит на наши вопросы. Если согласимся с ним, значит надо стерпеть».

Но бывает, что не соглашаетесь? – уточняю.

— Бывает, — отвечает. — Тогда так и говорим.

— Ну и что тогда?

— По разному, — отвечает. – При мне такого не было. Знаю, что улаживается. По-хорошему или нет, но улаживается…

Примов сидел задумчивый, а Алекс хмурился и злился.

— Тебя послушать, блин, там прямо рай, и проблем никаких! Не верю!

— Проблем там много, мне об этом прямо и откровенно говорили. Частный сектор доставляет много хлопот, за ним нужен глаз да глаз, а государственный ещё недостаточно эффективен. Нет, рая там не построили. Да и не собираются, к счастью. Рай – это, по-моему, мечта богатых бездельников или измученных жизнью  бедняков.

А в том мире, где ты, Алекс, побывал, как с проблемами?

— Откуда я знаю? — Проворчал Алекс. – По-моему там одна проблема, как и в ваших мирах – простому человеку там скука смертная! Ни тебе выпить, как следует, ни развлечься. По телеку сплошь тягомотина одна, даже в полуночных кафе и барах (ночных нет, блин!) как на торжественных приёмах! Танцы, песенки, беседы заумные в компаниях за столиками… Я и милиции там не видел. Ни одного мента! Мне там, в натуре, не в кайф было, вот.

— Сергей! – спосил Примов, — ты вот что скажи. Как там в Русии обеспечивается эффективность госсектора? Ну на тех предприятих, где уже самоуправление? Не думаю, что оно панацея! В СССР он ведь госсектор доказал свою… неконкурентоспособность!

— Ты это серьезно?

— А ты сомневаешься?

— ОТРИЦАЮ!! Экономика СССР при правильном управлении была невероятно эффективна. И её было нужно не разрушать, а беречь и совершенствовать.

Алекс расхохотался, а Примов скривил рот в ухмылке. «Побойся Бога, — сказал он, — ты позабыл вечные очереди, совершенно пустые полки в магазинах и нищие рынки?

— Особенно за водкой – километровые! – поддержал с энтузиазмом Алекс.

— А качество товаров? – продолжал Примов. – Даже на тебе почти все иностранное! Своё старались не покупать, разве не так?

— Вот вы, коммуняки, с жаром подхватил Алекс, кричите, что мы распродаем нефть там, газ, а сами что делали? Ничего ведь, кроме сырья продать было нельзя, потому как, в натуре, все было неконкурентоспособно! Ну что скажешь?

•  — Скажу, — спокойно ответил Сергей, — то, что уже сказал. В СССР при правильном подходе (Я  Ленина и Сталина имею в виду) экономика была невероятно эффективна. Иначе, как мы могли победить в войне против экономики всей Европы, работавшей на Германию? Не попадалось ли вам мнение на этот счёт мадам Тэтчер 1991 года? Ну?

Не дождавшись ответа, Сергей продолжил: «Да и после войны!  Какие темпы развития были! К 1951 году превзошли довоенный уровень в промышленности на 70%. Даже до конца 70-х темпы были очень высокие. Правда, по инерции уже.

Самая динамичная экономика мира была у нас даже при Хрущёве!

— А очереди, дефициты? А качество товаров для населения? – вскричали разом оба собеседника.

— Были дефициты и очереди. И до войны были. И после Победы опять! На войне, как на войне! В первую очередь заботятся о том, что надо фронту, не так ли?

— Ты о какой ещё войне говоришь, о «холодной» что ли, — спросил Примов. Сергей кивнул, сказал:

— О ней самой, не забыл? И ещё вспомни, коли память подводит, что цены в СССР были стабильны, и даже снижались ежегодно до Никиты. В СССР, к сожалению, покупательная способность населения всегда превышала способность промышленности и сельского хозяйства его обеспечивать товарами.

— Почему же, если такая была эффективность?

— Вот  Тэтчер в 1991 году сказал правильно, знаете? Не слышали, значит… Она сказала, что военной мощи СССР они не боялись, сами были более, чем накачаны ею. Они боялись, что руководство СССР поумнеет и, используя все преимущества плановой экономики, вытеснит их с мировых рынков! Помню, что один из Рокфеллеров в начале 50—х чего-то подобного боялся…

—  Откуда-то ведь выскочил со своим волюнтаризмом Хрущёв, как чёрт из табакерки! Не может это быть простой случайностью.

А в Русии нэп не свернули, и товаров там на ихних торговых полках полно.Индустриализация, правда, идёт помедленнее, чем в СССР, но для их условий вполне успешно. Госсектору нэп на пользу! НЭПовская политика обеспечивает народ доступными по ценам и качественными товарами, а Госплан развивает тяжёлую промышленность, не будучи озабочен проблемами быта людей. Ведь хорошо же!

— Доступность цен — это принудительно? Какм и качество? Контроль – в вопросе Примова было нескрываемое сомнение.

Сергей улыбнулся. Нет – это честная конкуренция нэпманов между собой, их же с потребкооперацией и государством. А контроль – само собой.

Что касается пустых полок, о коллеги по приключению, так это же была самая настоящая диверсия. Мы же сами свидетели!

Ну что, какие еще есть возражения, кроме ГУЛАГА?

— ГУЛАГА ему мало, — проворчал Алекс.

— Вранья о ГУЛАГЕ слишком много, — парировал Сергей. Кстати, помню, рассказ мне очевидца о Севдвинлаге в  1942-1943 годах, где после эвакуации из-под Смоленска его мама работала начальником госпиталя для заключенных – строивших мост через Северную Двину. .Их там хорошо лечили и неплохо кормили.  И кто лечил? Тоже зеки, врачи-контрики! Они были рас конвоированы и жили вне зоны! Такой вот был гулаг под Архангельском.

— А ты воспоминания Шаламова читал? – спросил Примов.

— Читал не только Шаламова. Перегибали кое-где в лагерях палку, в драке это сплошь да рядом бывает. Тем более после трёх тяжелейших войн.

Помолчали мрачновато. Потом заговорил Примов:

— Сергей, судя по тому, что я сам видел и узнал и по твоим впечатлениям в Русии… Можно же было и у нас обойтись без насильственной коллективизации, без репрессий и так далее? Ну почему у нас так?

И как вам верить, что это не повторится? Вы с Тюлькиным только и кричите, что Сталин был во всём прав, что надо вернуться к его методам управления!

—  Вот-вот! – зло поддержал Алекс. – вас только допусти до власти. Вы нарулите опять – мало никому не покажется! И социализм там, где я побывал,  тоже дорого им обошёлся!

— Но ведь они вернулись к социализму! А как? Не знаешь. Жаль. Возможно же, что так¸ как РКРП предлагает!

— Страшновато что-то снова на сталинский путь вступать!

— — Ну поддержите тогда КПРФ, Зюганова! Он добрый и демократичный! Что же вам его не поддержать? Так нет, и его травите.

А что касается, Стас, вопроса твоего, то у истории всегда много вариантов развития, но народ избирает один. И для этого у него есть причины – всякие, в т.ч. и традиции. Россия веками воевала в начале ХХ века пережила две ужасные войны, победила и оказалась во враждебном окружении.  Лишилась Ленина! В партии был раздор, военный заговор тоже был! Сталин же прошёл подполье, фронты, парийный кризис. Так что привык решать вопросы классовой борьбы по военному. Но главное, его рабочий класс поддержал тогда, перед войной. И в войну поддерживал и после Победы. Даже после злополучного ХХ съезда, вопреки Хрущёву! Это много значит!

Снова в комнате повисло тяжелое молчание. Разрядку внесла вошедшая из кухни хозяйка. Она обратилась к Алексу:

— Алеша, а ты, что всё молчишь? Рассказал бы, что видел? Интересно же!

Оба повернулись к Семёнову и уставились на него с ожиданием. Они были рады отвлечься от нелегкого и довольно беспредметного спора. Примов не мог не понимать, что его прежние взгляды потерпели крах: коммунизм оказался возможен и выглядел весьма привлекательно. Главное, что его поразило больше всего, это полнейшая внутренняя свобода людей, с которыми он встречался и разговаривал. И внутренняя культура, образованность, искренняя доброжелательность, отзывчивость… Особенно бестревожность  перед будущим, вера в него! Они явно не имели комплексов. осложняющих жизнь современного человека, а проблемы, о которых ему откровенно и с досадой даже рассказывали, у Примова вызывали смех: «Нам бы ваши заботы!»

И ладно это были бы существа с другой биологией, внешностью и историей! Нет!. Жаль, успел увидеть и узнать так мало!

Но если там сумели, то это вполне может произойти и на Земле! Тем более есть и такой мир, где Алекс побывал. Выкарабкались и тоже… живут в социализме, да ещё в очень развитом, судя даже по тому, что Алекс рассказал!

Примов вспомнил строчки из «Думы» Лермонтова: «И прах наш с строгостью судьи и гражданина потомок оскорбит презрительным стихом…»

Примову стало муторно на душе. Как ему теперь работать? Уже завтра, с понедельника?

Сергей также подрастерял свою ясность, свою уверенность в правоте РКРП. Конечно, мир Русии более удачлив, чем мир России, но мир социализма  , где Алекс, тоже прошёл через распад и реставрацию! Стоило Сталину умереть, и понеслось! «Волюнтарист» Хрущёв. – Консерватор Брежнев. Оборотень Горбачёв! Как это могло случиться?

Тяжело было на душе и у Сергея, поэтому он был рад переключить внимание на Алексея.

— Давай, рассказывай, что видел, о чём узнал? – потребовал Примов. – Как там живут, в мире, куда тебя отправили?

— Живут, в натуре, кайфово. Они под общей крышей, считай что под землей. — Алекс посмотрел на слушателей и усмехнулся.

— В домине в сорок этажей! Горизонты, по ихнему. Каждый горизонт – это город с пригородами в окружении природы. Если бы наверху, то был бы километровой высоты! Но, блин, почти весь этот километр закопан в землю, а то, что торчит снаружи выглядит как зеленый от травы, цветов и кустарников холм!

— Так сколько же человек живут в таком доме? – ошеломленно спросил Стас.

— Кажется, около миллиона..

— Вот это муравейник! Как же они там теснятся?

— Ты, Нинка, не усекла? Комфортабельно, в натуре, устроились. Каждый горизонт, выглядит как очень даже, в натуре, благоустроенный город. Многоэтажки, коттеджи, парки, озёра… Речка! Всё это под голубым небом с плывущими облаками и солнечным светом. Даже есть смена дня и ночи, а по ночам дожди идут!

Сергей нахмурился, стараясь что-то понять из услышанного. Потом спросил:

— Да зачем им понадобилось закапываться под землю?

Алекс осклабился:

— Природу испоганили напрочь! Вот, блин, и пришлось. Сначала-то одна там гёрл мне мозги пудрила, что просто решили вернуть природу животным диким, что бы, мол, не нарушать их среду обитания! Ха-ха!

— Они там все, всё человечество так живет?

Алекс подумал, припоминая.

— Кажется, ещё нет.

Вмешался Сергей:

— Тебе кто-нибудь и другую причину называл?

— В натуре!. Да они и не скрывали, что тоже в прошлом наломали дров с природой.

— А ещё что ты узнал, Что конкретно об их истории? Ну, знаешь что-либо? – настойчиво допытывался Сергей.

Алекс опять задумался, морща лоб от напряжения.

— У них ваша, Репей, власть просуществовала подольше, чем у нас. Потом все тоже, в на..  Всё тоже … рухнуло, да с таким шумом, что наша перестройка – просто бархатный сезон на Канарах! Они же не скрывают ничего!

Алекс явно статался избавиться от слов паразитов, вот и запинался.

— Как морально живётся людям в  подземных-то городах? — с любопытством спросила Нина.

Алекс молчал, насупившись. Потом угрюмо ответил: «Для кого как… Вон Серёге — было бы в кайф. Но это не по мне! Нет, у нас, в натуре, куда лучше!

— А как же! — ядовито поддержал Сергей, — ни тебе, блин, слетать на уик-энд на Канары, ни, в натуре, оттянуться по полной программе! Скука! Так, Алекс?

Тот с вызовом кивнул в ответ. Сказал:

— «С одной поправочкой. На тамошние Канары слетать у них не проблема. Лети куда хошь, если есть желание. Меня, к примеру свозили по первому чиху аж в Великую   Колумбию, в США то есть. И обошлась эта поездка, в мелочь какую-то: стоимость билетов — курам на смех по сравнению с тамошними заработками. И все равно…, скука! Монастырь! Или академия наук. Чем, блин!, там заняться деловому человеку, не очень образованному, но хваткому? Нечем. Я так жить не хочу!

Завершив столь длинный для него монолог, Алекс раз за разом налил себе две рюмки коньяка, однако вторую у него отняла Нина.

— Подожди! Запьянеешь — от тебя и вовсе ничего не добьёшься! Ты  расскажи, как они там живут, а не свое недовольство высказывай. Ну, Лёшенька, любопытно же!

— Да чего рассказывать? — удивился Алекс.

— Раз деньги там есть, то и торговля должна быть. Что там с торговлей? — спросил Примов.

Алекс опять задумался. «Понимаете, — ответил он, — о деньгах базар был. Магазины, рынки… Расчёты ведутся в рублях, но в натуре денег на руках нет. Безналичка полная!

— А зарплата? — подал голос Стас.- цифры рисуют или наличными всё-таки? И принцип оплаты?

— Платят наличными. А рабочие их почти все сразу отправляют на сберкнижки. Платят по времени! Сколько времени кто проработает, столько и получает — по стоимости часа рабочего времени! Уравниловка ещё та! Хоть менеджер, хоть уборщица – поровну!

— Много ты там видел уборщиц и менеджеров? — полюбопытствовал Сергей?

— Ну не видел уборщиц — роботы убирают. Всё равно уравниловка! Одно дело начальник  производства! Там километровые участки всякого работающего оборудования  на технологических этажах. И какой-нибудь воспитатель в детском саду! Сечёшь, Серега?

— Секу! — кивнул тот. — Оплата по рабочему времени. А сколько в смену работают?

— Рабочий день какой? — Алекс наморщил лоб, вспоминая. — А! Пять часов  четыре дня в неделю. А ещё каждый может сам определять, свой режим работы!

— Как это? — удивился Примов.

-Так. Составляет себе график рабочей недели: в какие дни и в какое время дня он изволит выходить на работу. Вводят этот график в память компу. А тот всё это прожует и обеспечит. Точнее, блин, не усёк.

— Слушай, Алексей, перестань уже блины печь! В натуре, надоел, попросила Нина.

— Тут поневоле начнёшь! Но ладно. Да я и так стараюсь.

Понятно.- задумчиво прокомментировал Сергей. – Надзора за временем каждого, чтобы от и до, как у нас, нет, а есть учёт времени конкретной работы.

— Какой учёт, если час работы у всех стоит одинаково? — возразил Алекс. — Это я приду, буду пять часов дурака валять, а мне пребывание зачтут и на счет капнут?

_ На километровых линиях автоматов людям, кроме контроля и смены программ, делать нечего, ответил Примов. Но это же работа!

— Вот-вот, — подхватил Алекс, — а тебе, как и училке, тот же рубль!

— Наверняка напряженность труда учитывается, -добавил Сергей. Так что час времени руководителя, учёного стоит дороже.

— А какие там профессии, Лёша? — полюбопытствовала Нина.

— Я знаю какие? Я в справочник не заглядывал! На производстве диспетчеры, наладчики, начальники производств, программисты — я с одним перебросился парой фраз. Не жалуется на зарплату, у них другие проблемы, в на… Тьфу! Он сердито глянул на Нину. Больше 5 часов подряд работать никому нельзя, а многим хочется!

— А меньше? – поинтересовался Стас.

— Меньше можно. Но и капнет меньше. В школах, медцентрах много работающих. А! Учёные ! Яйцеголовых там пруд пруди!

— А власть как устроена?

Алекс озадаченно посмотрел на Примова. «Власть там есть, это точно. Но её как-то мало видно. Не знаю… Нет, не могу сказать. — Он мотнул головой.

Думаю, что Алексей не все понял.  Вот всем платят одинаково, больше других не заработаешь, а люди стараются при такой–то уравниловке? Почему?

Алекс задумался и думал  напряжённо. Потом просиял лицом и сказал: вспомнил один разговор с тамошним наладчиком поточных линий. Я ему о заработке вопросики с  подковыркой. А он мне, что я чудило – простых вещей не понимаю. «Чего это, говорит, мы будем вредить сами себе? Ведь это мы себе заплату платим. А что некоторые больше зарабатывают, так они и больше времени работают.

— И ты об этом разговоре так долго вспоминал? И вправду чудило!

— Да не понял я и не поверил: как это сами себе? А если у человека семья, дети, а сосед ещё холостой? Одному-то  при равных заработках жить лучше! Или  он налог за бездетность платит? Не слышал там о таком налоге. Что скажешь, Репей?

— Злементарно, Ватсон, — обязательно есть общественные фонды потребления, как в СССР были. Поэтому образование, медицина бесплатные, цены доступные и стабильные, в том числе отдых. А путевки профсоюз может и бесплатно дать, особенно в санаторий. Для детей бесплатные кружки и спортивные секции, летние лагеря. В школе бесплатное питание. Вот и получается, что при вроде бы неравенстве  из-за «уравниловки» (ирония) общий уровень жизни высокий А кто больше или напряженнее работает, у того он ещё выше.

— А что ты в этой Колумбии видел? — с жадным любопытством спросила Нина.

И снова в который раз Алекс не смог сразу собраться с мыслями. Было видно, что понял он в тамошней жизни совсем немного потому, что ему было не любопытно. Не по нраву пришлось. Но все же кое-какие впечатления сейчас всплывали из подсознания, и он их нехотя сообщал.

— В Колумбии тоже закопались, в… Тьфу, … (пауза). Вроде бы только в Австралии и в Южной Африке живут, нормально. Народ в Колумбии другой какой-то. И пейзаж на ихних уровнях не такой, и высоких домов меньше, а котеджей больше. Очень много водоёмов и речек. Даже серфинг… есть!Любят поплавать.

Да! А в тамошней России ездят на дальние расстояния по трубам…

— Как это по трубам? Метро?

— Нет. Трубы проложены… Ну, в перекрытиях метров пять пространства от крыши одного этажа до пола другого. Вот там коммуникации, в натуре! Он опять с вызовом глянул на Нину. И транспортные трубы тоже. А кабины толкает сжатый воздух. Усекли? В Колумбии же ездят на электромобилях по дорогам, а не только по трубам!

Примов усмехнулся.

— Неважный из тебя репортер, Алекс.

— А я и не нанимался, — огрызнулся тот. — давайте завяжем этот базар и разбежимся. У меня ещё дела есть.

— Да иди! — ответил Сергей. Спасибо и за то, что рассказал.

Примов не тронулся с места, несмотря на призывный взгляд приятеля.

— Я еще посижу, иди — коротко сказал он вставшему с места Алексу.

— Ну вот, — проворчал тот, — а о чем еще будете ба… говорить-то? Ну и я еще посижу, только ко мне не вяжитесь больше. Что знал, то сказал… В натуре!

Хозяйка как раз вошла с блюдом жаренной картошки со шкварками и тарелками на подносе. Нина разложила дымящуюся, нарезанную кружочками картошку по тарелкам, положила рядом вилки.

— Наливайте понемногу  под картошечку, — предложила она, —  мне тоже налейте. Она села на свой стул и стала расспрашивать одноклассников о их житье-бытье.

— Ты, Стасик, на телевидении работаешь?  А кем? На каком канале? — Выслушав ответ, она покивала головой, задумавшись о чём-то и продолжила.

— Ну а вот о своем приключении расскажешь по телику?

— Да кто мне поверит, Нина, ты что?

Алекс хохотнул и поддержал:

— Точно, не стоит базар разводить. Я тоже буду нем, как рыба. Вот Репей, тот пусть: ему можно…

Сергей поморщился, но промолчал, думая о своем, но Нина не оставила реплику Алекса без внимания. Она выпрямилась, закинула густые, черные, совершенно лишенные седины волосы за плечи, устремила на Алекса прищуренный смеющийся взгляд и сказала дерзко: «Ты, Лешенька, похоже там глаза зажмуривал и уши затыкал, чтобы только поменьше узнать. Не по вкусу пришлась тебе простая и чистая человеческая жизнь — без загулов и девок, а? Доходили до меня слухи-то, как ты процветаешь!»

— А и процветаю! Не вам чета с вашей малогабаритной хрущобой! — огрызнулся захмелевший Алекс. Небось каждый рубль считаете? Это жизнь?.. Ну, пусть там за горизонтом у всех есть всё, так ведь пока солнце взойдет, без баксов тут загнёшься! Чего ради я буду напрягаться месте со всеми? Чтобы после меня другие жили лучше меня? Дудки! Я и сам пожить хочу! Я  лучше других хочу жить, вот, блин!

Снова повисла нелёгкая тишина за столом в кругу бывших одноклассников. Потом Нина рассмеялась в лицо Алексу и бросила:

— А вы на земле проживёте, как черви земные живут! Ни сказок о вас не расскажут, ни песен про вас не споют! — Это не про тебя Горький сказал?

Она встала и ушла на кухню.

— Да, Алекс, негромко прокомментировал Примов, философ из тебя…

— Какой есть! Да еще надо узнать, что там на пятой планете? А вдруг там как раз капитализм процветает? Не может быть? А чем докажете?

— Капитализм без бедных, нищих, голодных, без проституции, наркотиков и организованной преступности? — спросил Примов с иронией.

— Без ограбления отставших в развитии народов? — дополнил Сергей?

— Ладно, не такой уж я валенок! Кое-что помню, о многом слышал, хоть и мало сейчас читаю. Техника, наука вполне могут создать приемлемую житуху для всех. Разве не так?

Сергей кивнул, соглашаясь. «Могут капиталисты такое сделать! …Если добьются сокращения численности населения Земли». Семь миллиардов уже не нужны богачам – им одного хатит.

— Ну и правильно! А деловые люди всегда будут нужны, а значит должны и жить намного лучше других. Вот это я считаю справедливым, в натуре, а не уравниловку!

Примов взглянул на Сергея и спросил с усмешкой: «Что скажешь?»

Сергей мотнул головой и, в свою очередь, задал вопрос: «Вот в мире есть немало долларовых миллиардеров. У одних миллиардов больше, у других меньше. Кто лучше живёт первые или вторые?»

— У кого баксов больше, тот и живёт лучше!

— А чем лучше? — с интересом спросил Сергей. — Чего не может себе позволить человек даже с десятком миллионов долларов в месяц?

— Многое! — набычился Алекс. — Чем больше баксов, тем больше возможностей всяких. Власти, влияния больше — вот!

— Ах, власти над людьми! Вот чего тебе хочется! Так ведь нормальному человеку власть, государство то есть, совсем была бы не нужна, если бы не такие, как ты. Станислав видел такое общество и правда в натуре!

— И при чем тут этот базар, ещё раз спрашиваю?

— А при том, что в том мире, где Примов был, каждый человек богаче, чем все нынешние миллиардеры вместе взятые! Они владеют всей планетой каждый! Там полное равенство и настоящая свобода, а не война всех со всеми.

 — Равенство! — фыркнул Алекс. — Вот ты умный и образованный. Примус тоже и в школе отличником был, и институт кончил. А я? Какое равенство? Не одни же умники там живут, есть наверно и такие, кому ума от родителей не досталось. Каково им там среди умных?

— Хороший вопрос! Молодец! — с удовольствием похвалил Сергей. — Стас, можешь сказать что-либо об этой проблеме? Как там — на практике, а не в теории?

— Так ведь моя практика по краткости своей почти равна теории! Но у меня этот вопрос тоже возник почти в первую очередь. И я кое-что об этом уже вам рассказал. Как людям с ординарными способностями жить в обществе, где без творчества делать нечего? – спашивал повсюду, где побывал.

— И что? — спросила вошедшая снова Нина.

— Смеются. А потом извиняются и объясняют, что нет у них бесталанных, неумных, что здоровые люди, ну, с нормальным мозгом, в чём-то талантливы, чем-то увлечены и у них это получается!  Поэтому они уважаемые люди и могут сами себя уважать, обходясь без комплексов всяких наших.

И нет там особенных восторгов перед гениями. Не славят гениев из каждого утюга, а просто о них все знают, но уважают, как и любого другого, кто чем-то полезным занят.

Уровень образования очень высокий, полная обеспеченность всем необходимым и долгая жизнь позволяют, если утомился тем, чем занят, менять занятия. Или просто дать себе отдых  на время. А потом круто сменить занятие! Что ещё нужно для счастья человеку среди счастливых людей?

— А семья, дети, любовь?

— Нина, любовь есть, сам видел.  А вот семьи давно уже нет.

— Не хрена себе, блин! — воскликнул Алекс.

— Да куда она делась? — спросила Нина.

— Просто отмерла за ненадобностью. Имущества, которое жаль утратить, нет. Дети в интернатах с двух-трёх лет, но доступны для общения в любое время. Любовь, общение с детьми и друзьями, учёба, спорт, искусство. Без них нельзя. Досуга много, и он чрезвычайно важен.!  

Нина задумалась, сказала: «Сложный вопрос. Вот у Гейне есть стихотворение:

Юноша девушку любит,

А ей полюбился другой.

Тому понравилась третья –

Назвал своею женой.

Вот старая повесть, что новой

Останется навек.

А с кем она случилась,

Тот конченый человек.

Как там с такой повестью в будущем?»

Примов пожал плечами: «Не знаю».

— Меня вот какой вопрос занимает, — задумчиво заговорил Сергей. — Если у всех есть всё для счастья, даже любовь взаимна, то что дальше? Конец истории?. Что дальше, если все проблемы решены?

— А ты сам как считаешь?- с любопытством спросила Нина.

— Не знаю, что сказать. Разве что космос?

Сергей задумался, покачал головой, сказал с долей удивления: «Не знаю…» Космос, мне кажется, тоже не выход. Это развитие не вглубь, а вширь.  

Нина кивнула головой и вдруг предложила:

— Вот что вы трое встретились через годы, и после такого-то преключебния ещё и поговорили… Хорошо поговорили! Неужели снова разбегаться? Что скажешь, Алёша?

— Там видно будет. Но я не против, чтобы встречаться временами… Да, кстати! Совсем забыл со своим…делом! Они мне какие-то микроплёнки подарили! «На память о встече», сказали! Я дома глянул – ничего не видно даже в сильную лупу. У меня  в сейфе лежат.

Примов аж подскочил со стула! «Алексей! Ну что же ты? И что — только микроплёнки?»

Сергей и Нина тоже явно были радостно удивлены и ждали ответа

— Ещё устройство для чтения, но я с ним не разобрался. А потом закрутился с делами и забыл.

— Передай их мне., предложил Примов, — мы в студии разберёмся наверняка.

— Ну что ж, так и быть, в на…Алекс махнул рукой с досадой на себя. — Завтра же передам – сам привезу..

— Спасибо, что не выбросил и вспомнил, проворчал Сергей. — Стас, разберёшься с устройством – сообщи.

Ну  что, по домам и до встречи!?

Л.Сорников