В начале 2021 года в Пскове произошло примечательное событие. Управление ФСБ по Псковской области рассекретило пронзительные документы, связанные с фашистской оккупацией нашего края в 1941—1944 годах. Речь идёт об особой роли эстонских полицейских батальонов в том, что за трёхлетнюю оккупацию Псковщины здесь примерно пять тысяч населённых пунктов превратились в пепелища. В рассекреченных документах перед нами предстаёт трагедия одной из таких деревень — Ланёвой Горы, сожжённой вместе с жителями. Вот ещё потрясающий факт фашистского геноцида советского народа! Я решила написать об этом в «Правду» потому, что жгучая тема памяти жертв гитлеровских захватчиков и их пособников звучит в газете около десятка лет регулярно. Конечно, её надо продолжать, поэтому я и отправилась в архив УФСБ к томам, ставшим теперь доступными.
Часть документов о периоде оккупации рассекречена Псковским УФСБ уже в 2019 году. Оторопь берёт, когда читаешь, в каком масштабе «цивилизованные» европейцы истребляли псковичей. Причём натравливали на наш край и соседей-прибалтийцев, создавая в республиках Прибалтики «национальные» воинские подразделения. К нам по указанию гитлеровцев устремились эстонский и латышский легионы СС, эстонская и латышская полиция безопасности, карательные отряды. Наглядный пример — рассекреченное в 2019-м уголовное дело по обвинению Арнольда Веедлера, Эдуарда Торна, Эриха Лепметса, Йоханнеса Охвриля. Убийцы, носившие воинские звания «шютце» (стрелок) войск СС, погрязли в массовых расстрелах узников Моглинского концлагеря под Псковом. Увы, из тридцати четырёх эстонских охранников лагеря только эти четверо были в конце 1960-х годов пойманы и понесли наказание. Об архивных материалах по поводу трагедии Моглино я рассказала в «Правде» от 21—26 февраля 2020 года.
Надо отметить, что обнародование документов о Моглинском концлагере вызвало немалый резонанс. О них говорилось на XIV Псковских архивных чтениях и на московской конференции «Судьба солдата: теория и практика архивных исследований» в 2019 году, а также в местных и федеральных СМИ. Важно, что в итоге был дан старт новым раскопкам в местах массовых казней вблизи деревень Моглино, Глоты, Андрохново. Опытные поисковики 90-го специального батальона минобороны РФ обнаружили там множество останков казнённых советских граждан.
Я пишу сейчас о нашей области, но в других регионах тоже открываются документы об оккупации и работают поисковики. Это привело к тому, что в октябре 2020 года впервые в российской судебной практике Солецкий районный суд соседней с нами Новгородской области признал деяния оккупантов на Новгородчине геноцидом. Правда, рассматривалось только одно дело — массовые казни у деревни Жестяная Горка, где поисковики наткнулись на сотни останков. Но прецедент Солецким судом был создан. А что же в нашей области? Ведь здесь тоже предостаточно оснований признать фашистскую оккупационную политику геноцидом! Да, вполне ожидаемо Псковский областной суд 5 октября 2021 года вынес такое же решение. Ясно, что подобных уголовных дел по России — великое множество, поэтому стало известно: Следственный комитет РФ объединил их в единое дело о геноциде народов СССР.
После отступления советских войск из Прибалтики в 1941-м именно Псковщина невольно оказалась первой территорией РСФСР, принявшей на себя вражеский удар. Эту многострадальную землю немецкая группа армий «Север» превратила в плацдарм для бросков на Ленинград. Наш небольшой тогда Псков, захваченный 9 июля 1941 года, был буквально наводнён всевозможными командными, тыловыми, разведывательными структурами. В 1942 году на доме №3 по улице Ленина, где до войны находилась и есть до сих пор квартира-музей В.И. Ленина, появилась вывеска: «Псковский внешний отдел эстонской полиции безопасности и СД». Вот с чьей помощью осуществлялась зверская политика оккупации! А первые прибалтийские подразделения прибыли в Псков уже осенью 1941-го. В их числе — 37-й эстонский полицейский батальон в составе пяти рот под командованием майора-эстонца Фридриха Курга. Подобно другим батальонам, 37-й делал за немцев «чёрную работу»: творил расправы над партизанами и «неблагонадёжными лицами», охранял военные объекты и концлагеря. О его преступлениях, включая самое чудовищное, поведали рассекреченные в 2021 году архивные документы.
Их много, целых семь томов — под общим названием «Коллекция документальных материалов из архивного уголовного дела по обвинению Оодла Э.И. и др.». Перечитывая сейчас свои выписки из этих бумаг, стараюсь представить, что же произошло 22 октября 1943 года в Ланёвой Горе Псковского района. Итак, осенним днём грузовик с эстонскими военнослужащими подъезжал к деревне Зайцево — месту дислокации гарнизона. По одной из версий, вблизи соседней деревни Ланёвая Гора партизаны открыли огонь. А согласно «Акту Псковской районной комиссии… о сожжении деревни Ланёвой Горы Рашневского сельсовета Псковского района» от 6 марта 1945 года, машина подорвалась на мине. Как вспоминал командир 3-й роты 37-го батальона Энн Оодла, его 3-я и ещё 1-я роты быстро получили приказ выдвигаться из гарнизона к Ланёвой Горе.
Деревня была большая, со скотными дворами, кузницей, кладовыми. «Трудно сказать, сколько людей было собрано в центре деревни, но примерно человек пятьдесят — шестьдесят, — признавался Оодла на советском следствии. — Мужчин в толпе я не видел. Видел женщин, детей. Много было детей лет десяти — четырнадцати». Согнанных жителей спрашивали: «Кто знает о партизанах?» О них в деревне не знали или не хотели говорить. В документальном фильме Мурада Камалова и Виталия Михайлова «Дело о Ланёвой Горе» (ГТРК, Псков, 2019) мы видим дожившую до наших дней Марию Рогозину, которой в тот страшный день повезло задержаться с отцом в городе. Она рассказывает: «В деревне беженка была, финка. Эстонский язык хорошо знала. Она шепчет моей маме: «Тётя Нюша, нас хотят в колодец бросать». А потом офицер по-эстонски говорит: «Все не войдут туда». И объявили: «Идите по домам!»
Но это означало вовсе не освобождение. В показаниях Энна Оодла читаю: «Людей наши солдаты разбивали на группы и заводили в дома… Расстрел людей делался быстро. После расстрела «своей» женщины я не выдержал и вышел из дома на улицу. В доме кричали ещё не убитые люди… После этого стали поджигать дома. Своими глазами видел, как Алуоя И. поджигал. Кроме него, ещё один человек из 1-й роты бегал по деревне с самодельным факелом». До сих пор известна лишь часть имён погибших. Место, где в 2018 году старый памятный знак заменён новым, просто символизирует братскую могилу. Число погибших называют приблизительно за шестьдесят, а в «Акте Псковской районной комиссии… о сожжении деревни Ланёвой Горы Рашневского сельсовета Псковского района» значится: «…мужчин — 6 чел., женщин — 20 чел., детей до 14 лет — 29 чел. и три грудных ребёнка».
Что касается палачей, то они продолжали службу и после отступления с псковской земли. Энн Оодла, например, до конца войны служил в 20-й эстонской дивизии СС. После разгрома фашистской Германии часть бывшего 37-го батальона сбежала за рубеж. Некоторые на тридцать лет «растворились» среди обычных граждан Эстонии. Кто-то даже отсидел срок, но участие в массовых убийствах все сумели скрыть. А Вальтер Кукк, например, умудрился три года послужить в Советской Армии.
Органы госбезопасности вышли на их след в 1972 году. Силу возмездия узнали шестеро — Энн Оодла, Эрнст Пяхн, Иоханнес Алуоя, Аугуст и Вальтер Кукк, Бернхард Кангур, а командир батальона Кург был застрелен ещё в 1945 году — при попытке сопротивления аресту. Летом 1973 года в псковском Доме культуры строителей при огромном стечении народа проходил тот процесс. Псковский областной суд приговорил четверых обвиняемых к смертной казни, двух — к десяти и пятнадцати годам лишения свободы.
Семь томов рассекреченных материалов — это подробные протоколы допросов обвиняемых и свидетелей, десятки имён карателей, данные об их действиях в районах Псковщины и в Витебском районе Белорусской ССР. В целом перед нами ужасающая панорама фашистского геноцида в крае с активным участием прибалтийских формирований. А впервые эта «Коллекция документальных материалов…» была представлена на XVI Международной научно-практической конференции «История, архивы и общество» в Пскове в мае 2021 года.
Даже десятилетия спустя после войны советские спецслужбы находили преступников-нацистов из республик СССР, как в случае с 37-м батальоном. Но с разрушением СССР в 1991 году оставшиеся в живых участники карательных батальонов, давно отсидевшие срок, встрепенулись. У бывших карателей, людей уже пожилых, хватило наглости потребовать от псковской прокуратуры, чтобы их признали жертвами советских политических репрессий! В реабилитации им здесь было отказано, чего не скажешь о Прибалтике с её шествиями неонацистов, с ежегодными сборищами ветеранов эстонского легиона СС и их единомышленников в посёлке Синимяэ, возле памятника легиону. Кстати, как недавно писала «Правда», три года назад в Бельгии их последователи добились открытия памятника латышским легионерам СС! Вот так идёт ныне популяризация фашизма.
А на страницах «Правды» давно и справедливо ставится острый вопрос: почему у нас в стране нет общероссийского мемориала памяти жертв фашистской оккупации? Ведь погибли почти 19 миллионов человек гражданского населения! Московский писатель Владимир Тимофеевич Фомичёв, руководитель общественной организации «Поле заживо сожжённых», и глава фонда «Монумент» Владимир Иванович Гришин первыми подняли эту проблему на страницах «Правды» около десяти лет назад. Идея создания мемориального комплекса нашла большую поддержку у множества соотечественников, у фракции КПРФ в Государственной думе. Вот только власти отвечали глухим многолетним молчанием. А между тем былые наши союзники по Второй мировой войне даже перестали упоминать СССР в числе стран — победительниц фашизма. Кажется, уже сама обстановка в мире подтолкнула российские власти к тому, что в конце 2020 года долгожданное решение наконец-то прозвучало на государственном уровне: мемориалу — быть! Более того, 21 июня 2021 года торжественно установлен закладной камень на месте будущего монумента, объявлен творческий конкурс по его проектированию.
Появится памятник у деревни Дони Гатчинского района Ленинградской области, хотя первоначально в прессе называлось другое место — Смоленщина, земля сплошных «огненных деревень». Почему перенесли место — не понятно. Но, думается, Ленинградская область, куда и наша Псковщина входила до августа 1944 года, такой монумент принять вполне достойна. Область с её блокадным Ленинградом, с детскими донорскими концлагерями в Гатчинском районе и сожжёнными старинными усадьбами сполна пережила кошмар оккупации.
И вроде бы пора обрадоваться: благороднейший замысел воплощается в жизнь. Но — сомнения остаются. Уверена даже, что получится не совсем так, как надо. Например, насколько я поняла, музей рядом с монументом в Гатчинском районе открыть не планируется. Зато в центре Пскова собираются в ближайшее время открыть интерактивный музей под названием «Научно-просветительский центр изу-чения геноцида советского народа в годы Великой Отечественной войны». Это прекрасно, конечно, но как нужен был бы подобный центр в Гатчинском районе, вблизи монумента всероссийской значимости! Ведь новому поколению надо убедительно объяснять, почему фашистские идеи, поверженные Советской страной и советским народом, никогда не должны быть реабилитированы.