В этой статье не будет никаких экономических расчетов и анализов советского бюджета. Автор попытался найти гораздо более глубокие причины, лежащие в области соприкосновения марксистской философии, социалистического базиса и теории пролетарской архитектуры. Насколько мне это удалось — судить вам.

Чаще всего ответ на этот вопрос будет заключаться в рассказе о сложных экономических условиях, с которыми столкнулся СССР в ходе Второй Мировой войны и последующего восстановления народного хозяйства. И с точки зрения формальной буржуазной логики такое возражение будет абсолютно правильным: раз существует материальный дефицит, то не будет и строительства грандиозного здания. Все разрешается очень легко!

Однако что-то тут не так. Смущает именно та простота довода, погубившего колоссальное произведение архитектурного искусства, которое должно было стать наиболее полным материальным воплощением общественного строя, основанного на стремлении коллектива свободных человеческих индивидов к гармоничному развитию, научному прогрессу и культурному творчеству в интересах каждого; к коммунизму. Неужели подобная великая цель, к которой стремились сотни поколений, миллионы неимущих героев, может быть так легко отвергнута только из-за производственных сложностей? Дело, мне кажется, лежит гораздо глубже, в области соприкосновения социалистической философии с художественным творчеством в самом широком смысле этого слова.

Давайте вспомним над каким историческим фундаментом возвышается здание пролетарской архитектуры. Титанических свай тут всего две: древнегреческая демократия и Возрождение. Остальные эпохи могут годиться лишь в качестве орнамента второстепенных деталей, при этом даже такое счастье ожидает далеко не всех. Наихудшие остатки буржуазного искусства последних двух веков, лишенные всякой маломальской ценности, заслуживают быть лишь погребенными под огромным слоем земли, над которым не будет возвышаться даже простая памятная табличка.

Наиболее близким по внутреннему духу к культуре социализма является искусство античных эллинов. Их общество заслужило искуренную любовь прогрессивных мыслителей не просто так, не за абстрактную историческую юность и не за шарж глубокой древности. Мотивы этого справедливого преклонения перед Грецией полисов лежат в самой сущности того социума, в котором жили люди Эсхила и Аристотеля.

Никогда до и никогда после, вплоть до Октябрьской революции человечество не могло найти той системы, которая могла бы превзойти греков по силе планомерного, гармоничного и поступательного развития науки и художественного творчества. На фоне этих крохотных демократических полисов даже гигантские империи с их колоссальными ресурсами страшно меркли и хирели на глазах. Как бы не любили правители подобных государственных образований мировую культуру, ту поступательную тенденцию Эллады, шедшую к победе гуманизма, к торжеству разума, к разгрому костных предрассудков, они превзойти не могли.

Взирая на то, как на крохотных греческих островах в то время активно строились амфитеатры, библиотеки и пинотеки, музыкальные дома, вглядываясь во всесторонне развитую и образованную душу гражданина полиса, очень хочется назвать этот строй античным коммунизмом. Однако сразу нужно себя одернуть. Подобное гармоничное общество существовало тогда только для кучки избранных, которые счастливо и свободно жили за счет нещадной эксплуатации рабского труда.

Наиболее проницательные умы греческой древности подозревали, что подобное противоречие в своей потенции может привести к краху всей невероятно красивой цивилизационной машины. Отдельные личности даже смогли найти решение этой крайне сложной загадки, которое впоследствии с научной убедительностью подтвердили классики марксистской мысли. Достаточно просто заменить живых бесправных рабов на безропотные механические машины, и гармония, и все великие достижения будут спасены! Однако практически разрешить эту задачу в условиях крайне слабого развития производительных сил было скорее всего невозможно. И даже маловероятная победа крайне левой партии Эпикура не давала абсолютно никаких гарантий успешного перехода из коммунизма античного в коммунизм настоящий. Рабство завело это общество в тупик, безболезненный переход, имевший шанс один на миллиард, осуществлен не был.

Эллинское мироощущение, близкое нам в самой своей полноте, породило и соответствующую, потрясающую и поражающую (но не силой, а разумом) архитектуру. Через эти плавные и живые здания, полные желания взлететь далеко на небеса, греческие художники смогли, несмотря на некоторую наивность и бельмо рабства, монументально возвеличить стремление свободных полисов к всемирному прогрессу.

Идея воистину глубокая! И даже сегодня эта всеобъемлющая концепция продолжает нас вдохновлять. Недаром еще Карл Маркс говорил, что идиотом будет тот человек, кто не сможет понять громаднейшего значения античности для социалистического художественного строительства.

Но все же Греция ушла в глубокое прошлое, оставив после себя лишь темноту и мрак средних веков, выразившийся на философском уровне в глубоком спиритическом пессимизме, на архитектурном — в готике. Гуманистическое искусство могла спасти только новая революция, и когда необходимость, выраженная в развитии производительных сил, превзошла качественный порог, культура пережила Возрождение. Ее второй родиной стали многочисленные итальянские республики, принципаты и королевства.

В этих государствах стали зарождаться новые полисы — свободные капиталистические коммуны, торжество которых достигло пика в эпоху, именуемую Кватроченто. Именно в 1500-ые годы молодой капитал, вооруженный передовыми демократическими идеями, одержимый стремлением к торжеству прогресса, невольно слился в единую ассоциацию со всеми народными слоями, дабы одолеть ледяную глыбу феодализма, выраженную в старокатолической церкви, в закрытых цехах и в культе земного исихазма.

На базисе этой новой гармонии стали широко возрождаться принципы замечательной древнегреческой культуры, которые теперь активно обогащались плодами развития техники и философии. Вследствие выходил чудесный синтез, вызывающий в нас колоссальные эстетические чувства даже сегодня, сквозь призму веков. Вдумайтесь: за последующие шесть веков ни одно направление буржуазной мысли так и не смогло превзойти по глубокому качеству Санти, Леонардо да Винчи и Микеланджело. Это же в полной мере касается и архитектуры. Не верите? Сравните Собор Святого Петра с любым современным аналогом.

Но единство, основанное на капитализме, оказалось еще менее прочным, чем единство, основанное на рабовладельческой демократии. Постепенно капитал стал жиреть, все больше и больше отрываться от широких низов; герцоги и купцы стали купировать культурное одеяло исключительно на одной стороне, уничтожая при этом всякое планомерное поступательное движение вперед. Дельцу-предпринимателю уже не нужно было единство, он укрепил свое господство, а вместе со своей политической диктатурой провозгласил и диктатуру художественную. Прекрасное Возрождение было заменено на Барокко, на Рококо, и далее искусство шло по нисходящей.

Так постепенно на горизонте предстала культура уже капитализма современного. Столетия деградации сказались на этой социально-экономической системе очень плохо. Болезнь дошла до двух терминальных стадий: современного функционализма, из которого было окончательно вытравлено не только художественное содержание, но была исключена даже всякая внешняя форма, и до модернизма, с его реакционными идеями агрессии, войны, хаотичного движения и с кривляющейся линей, подчиняющей себе всю структуру здания. От былой естественности, планомерности и гармоничности не осталось никакого следа. Но, впрочем, мы заговорились — нас все-таки интересует анализ возвышенного, а об убогом как-нибудь в другой раз.

Важно помнить, что в природе проблема никогда не возникает сама по себе. Вместе с задачей появляются и возможные методы ее разрешения. Капитализм своим невероятным развитием производительных сил поставил социум, его моральное состояние на грань гибели. И вместе с тем это же самое экономическое развитие указало на способ, позволяющий справиться с творящейся анархией. Вопреки своей воле буржуазия указала человечеству на систему социализма, на равноправную ассоциацию свободных производителей, зацементированную глубоким коллективизмом и солидарностью, дружбой и уважением к друг другу. На базе этой мировой пролетарской коммуны, подкрепленной колоссальным развитием техники и возможно новое Возрождение человеческой культуры.

Вполне логично, что оно будет чем-то напоминать две другие колоссальные эпохи подъема, будет использовать их основополагающие принципы, колоссально усиленные уже в новых условиях. На базе гармоничного общества, покоряющего все мировые законы, искусство взлетит на самые грандиозные высоты, станет целью жизни каждого. И для интеллектуального развития человечества наступит самая благоприятная эпоха. Из предыстории мы осуществим переход в подлинную историю.

Первой попыткой такого перехода стал Советский Союз, завоевавший это право в классовой войне против эксплуататоров. Уже в середине 1920-ых годов перед этим громадным союзом коммун встал вопрос о претворении в жизнь социализма в экономике, политике и конечно же в культуре. Многочисленный пролетариат вступил в бой не только за строительство заводов и коллективизацию, но и за собственную архитектуру, во много раз превосходящую по замыслу и мироощущению прекрасную культуру Древней Греции и Ренессанса.

Еще даже до экономической победы социализма рабочий класс поставил себе задачу: построить произведение архитектурного искусства, отражавшее в широчайшей громадности его идеалы, стремления и желания; возвести сооружение, которое стало бы центром столицы свободы — Москвы; создать здание, предназначенное для крупнейшего пролетарского парламента планеты — Съезда Советов. Рабочий класс посягнул на воспроизведение дворца, объединяющего миллионы обездоленных хижин на нашей земле. Он объявил конкурс на чертеж Дворца Советов.

Вызов небу был действительно грозный, но с этой грозностью вырастала и огромная ответственность перед гражданами СССР, перед престижем советского социализма. Победа существенно облегчила бы задачу мировой революции, поражение нанесло бы серьезный удар по сражающемуся пролетариату.

«Строительство Дворца Советов в Москве является актом классовой борьбы в том смысле, что здесь в случае удачи создано будет первое великое здание пролетарской культуры — огромный центр социалистической пропаганды и агитации. Удачное разрешение задачи нанесет тяжелый удар чванству старой капиталистической культуры. Зато провал этого замысла будет всюду учтен как свидетельство незрелости нашей силы и может быть в глазах врагов доказательством нашей слабости» — абсолютно правильно писал об этом процессе Председатель ученого совета при ЦИК СССР Анатолий Луначарский.

Печальный итог вы уже знаете. Но почему событиям суждено было развернуться именно так? Краткий ответ можно найти уже в цитате, приведенной выше. Дело было не в материальных сложностях, а в незрелости советского общества, его недостаточной прочности, вызванной тем, что это был только первый подобный опыт в мировой истории. Первопроходцы всегда неизбежно совершают ошибки и попадают в затруднения. Даже сама история конкурса указывала на то, что из-за столь крохотного опыта в строительстве социалистической архитектуры, отсутствия художественных творцов полностью пролетарских по мировоззрению, если угодно вышедших от станка, создать идеал, идеал в самом широком коммунистическом смысле слова не получится так быстро.

Не могло еще молодое протосоциалистическое общество дать из своих рядов такого человека, который смог бы объединить в одном монументе всю мощь антики, Венеции и марксисткой философии. Авангардный характер СССР, отсутствие опыта у союза советских архитекторов не позволяли воплотить в жизнь монумент, полный социалистической жизненности, отражавший бы общество, в котором «свободное развитие каждого есть условие свободного развития всех». Первой премии на конкурсе не получил никто: лишь немногие работы смогли взять вторую, в том числе и проект Бориса Иофана. Сама природа показывала поспешность подобного.

Но что же было делать? Товарищ Луначарский предлагал работать над проектом дальше, искать новые варианты, трудится над внесением в массы пролетарского сознания и марксистского самосознания, через которые и лежит путь ко всем культурным достижениям. Однако большинство жюри решили все-таки попробовать переиграть и опередить естественный ход мирового развития, утвердив добротный, но во многом еще не самый совершенный проект для самого совершенного здания планеты.

В истории искусств есть замечательное понятие «Треченто», характеризующее собой эпоху, непосредственно предшествующую «Кватроченто» — подлинному Ренессансу. Именно этим «Треченто» Социалистического Возрождения и был Советский Союз весь свой прогрессивный исторический этап (1922-1956). Его незрелость и его перегибы, а также столько короткий жизненный путь не позволили ему перейти из демоверсии в полноценный вселенский шедевр. В наибольшей степени это касается и архитектуры. Тот стиль, называемый ныне «советским ампиром» — это не тот идеал, о котором говорил Карл Маркс, вдохновляясь Грецией, советский стиль есть лишь первое преддверие того идеала, который нас ждет впереди. И именно с такой позиции и нужно критически рассматривать все наши достижения и провалы двадцати лет социализма, стремясь преодолеть все худшее и забрать в будущее только необходимое.

Принятый проект Дворца Советов объективно и естественно входил в неразрешимое (тогда) противоречие с тем набором функций, которое были возложены на здание. Шероховатые инструменты этого монумента не могли играть роль первой скрипки в том коммунистическом ансамбле, который стремилась организовать ВКП(б). Невозможно было тогда достичь идеала, навеки укрепить завоеванные позиции (что отлично показала реставрация капитализма в 50-ых), поэтому природа своими имманентными щупальцами и исправила нашу излишнюю спешку, оставив задачу строительства лучшего — для грядущей эпохи Социалистического Кватроченто.

Дворец Советов был не построен не из-за экономических трудностей, а из-за слишком ранней попытки быть построенным, точно также как Парижская Коммуна проиграла не из-за ошибок своих командиров, а из-за слишком слабого развития тогдашних производительных сил, точно также как терпела крах всякая рабочая революция до Октября 1917 года, ибо ее победа опережала бы естественные законы человеческой истории. И если такой закон мы применяем к политической классовой борьбе, то почему мы не можем его использовать и по отношению к классовой борьбе в культуре? Мы не могли в 1871 году взять политическую власть над буржуазией, мы не могли и в 1933 году взять творческую власть над природой. Не пришло еще время!

Конечно можно грустить из-за того, что противоречие между желаемым и действительным сорвало столь грандиозный проект, но давайте взглянем и с другой стороны: это самое противоречие сберегло Дворец от многих ошибок и деформаций протовозрожденческого этапа, оставив возможность ему появится уже во всей красе при начале Всемирного Коммунистического Возрождения культуры, оставив этот проект до самой гармоничной, самой стабильной эпохи в истории человечества.

Научный прогресс уже позволяет нам открыть ворота в это прекрасное общество, в котором нас окружат чудесные синтетические здания наподобие эллинских, но в сотни раз грандиознее, возвышеннее и прекраснее, в социум, в котором даже самый лучший проект Дворца Советов двадцатого века покажется лишь слабым и простеньким преддверием новых вселенских побед человеческой гармонии, человеческой архитектуры.

Давайте же воспользуемся шансом, пока капитализм окончательно не уничтожил планету! Социализм или варварство!

Роман Галенкин, член МГО КПРФ и МГО ЛКСМ РФ