К 200-летию со дня рождения Фридриха Энгельса, революционера-мыслителя, друга-соратника Карла Маркса

Когда говорят о трудноизмеряемом вкладе Фридриха Энгельса в создание теории научного коммунизма, то имеют в виду не только его участие в совместных с Карлом Марксом научных работах, не только написанные им лично произведения, ставшие тоже общепризнанной классикой, не только его практическое участие в рабочих отрядах на баррикадах революции 1848 года, в создании I и II Интернационалов и в координации их деятельности. Неизменно называется и неоценимая роль Энгельса в том, что ряд выдающихся трудов Карла Маркса стал доступен читателю. В.И. Ленин в очерке, посвящённом «второй скрипке» гениального оркестра под названием «марксизм», особо подчёркивал своё согласие с тем, «что изданием II и III томов «Капитала» Энгельс соорудил своему гениальному другу памятник, на котором невольно неизгладимыми чертами вырезал своё собственное имя. Действительно, эти два тома «Капитала» — труд двоих: Маркса и Энгельса». А разве не в этом же ряду стоит «Критика Готской программы»?

«Вторая скрипка» играет первую роль

Это произведение — одно из самых известных, самых цитируемых и даже до сих пор самых читаемых трудов Карла Маркса. А его фундаментальный постулат: «Между капиталистическим и коммунистическим обществом лежит период революционного превращения первого во второе. Этому периоду соответствует и политический переходный период, и государство этого периода не может быть не чем иным, кроме как революционной диктатурой пролетариата», — стал альфой и омегой пролетарской классовой борьбы и международного коммунистического движения.

Многие читавшие эту работу без труда назовут год её написания — 1875-й, а то и день завершения — 5 мая. Он легко запоминается, ибо это день рождения К. Маркса. На роли Энгельса в создании этой работы, кажется, никто не настаивает. Вдумчивые читатели Маркса скорее приведут его слова из письма Вильгельму Бракке, одному из руководителей немецкой социал-демократии, активному борцу с оппортунизмом: «Я завален работой и вынужден переступать уже далеко за рамки рабочего времени, разрешённого мне врачами. Поэтому мне не доставило особого удовольствия исписать так много бумаги. Но это было необходимо…»

И вдруг в письме Фридриха Энгельса Августу Бебелю, датированном 2 мая 1891 года, читаем: «Я вынужден — надеюсь, в последний раз — вернуться к Марксовой критике программы. Что «против самого её опубликования никто не стал бы возражать», — это я оспариваю». Речь идёт именно о «Критике Готской программы», или, как писал К. Маркс 5 мая 1875 года, «Замечаниях к программе Германской рабочей партии». Причём о её опубликовании, первой (!) публикации. Через 16 лет после того, как Маркс поставил в своих «Замечаниях» последнюю точку. Со дня смерти Маркса прошло 8 лет. Ну разве не скажешь, что во всём этом присутствует тайна?

«Сочинения» К. Маркса и Ф. Энгельса помогут нам её раскрыть.

Начнём с 19-го тома второго издания. Он открывается письмом Фридриха Энгельса Августу Бебелю, выдающемуся деятелю немецкого и международного рабочего движения, депутату германского парламента, видному деятелю I и II Интернационалов, другу К. Маркса и Ф. Энгельса. Любопытная деталь: письмо Энгельс писал в марте 1875 года, но задержал его отправку, чтобы один из организаторов и вождей германской социал-демократии получил его уже дома: 1 апреля Бебель должен был выйти из тюрьмы.

Письмо Энгельса примечательно тем, что оно на тему, которой посвящена «Критика Готской программы». Читая уже первые строки этого письма, неожиданно узнаёшь, что, признавая Маркса и Энгельса выдающимися теоретиками, ряд руководителей Германской рабочей партии не хотел прислушиваться к их мнению прежде всего тогда, когда дело касалось… теоретических вопросов. Именно так и случилось при разработке в связи с объединением Германской рабочей партии («эйзенахцев») и Всеобщего германского рабочего союза (лассальянцев) программы новой партии.

Энгельс с явным недовольством информировал Бебеля, что «ни Либкнехт, ни кто-либо другой нам ничего не сообщал; поэтому и мы знаем не больше того, что есть в газетах, а в них ничего не писали, пока дней восемь тому назад не появился проект программы. Проект этот, конечно, поверг нас в немалое изумление». А коренилось недовольство в том, что Вильгельм Либкнехт (один из руководителей немецкой социал-демократии и видный деятель международного рабочего движения; но не путать с его сыном Карлом Либкнехтом, одним из организаторов Германской компартии, убитым реакцией в 1919 году) пошёл на уступки мелкобуржуазным идеям лассальянства в принципиальных теоретических вопросах.

Здесь нет необходимости приводить все тезисы Энгельса, которые можно рассматривать как своеобразный черновик, первый набросок фундаментального произведения К. Маркса, ставшего классикой научного коммунизма. Но в то же время было бы неразумно не обратить внимания на то, что в «наброске» подано ярко и выпукло. Энгельс возмущён включением в проект программы, которую планировалось принимать на съезде объединённой партии в городе Готе, семи политических требований, «среди которых нет ни одного, не являющегося буржуазно-демократическим».

Продолжая анализировать проект программы, созданной под влиянием мелкобуржуазной теории Лассаля, он гневно писал: «Во-вторых, принцип интернациональности рабочего движения практически для настоящего времени совершенно отбрасывается… Германские рабочие оказались во главе европейского движения главным образом благодаря своему подлинно интернационалистскому поведению… Что же остаётся в конце концов от интернационализма рабочего движения? Только слабая надежда — и не на сотрудничество европейских рабочих в дальнейшем, в борьбе за своё освобождение, нет — а на будущее «международное братство народов», на «Соединённые Штаты Европы» господ буржуа из Лиги мира».

Сегодня исключительно актуально звучит недовольство Энгельса: «Об организации рабочего класса, как класса, посредством профессиональных союзов не сказано ни слова. А это весьма существенный пункт, потому что это и есть подлинная классовая организация пролетариата, в которой он ведёт свою повседневную борьбу с капиталом, которая является для него школой и которую теперь уже никак не может затушевать даже самая жестокая реакция».

Энгельс, обращаясь к Бебелю, делает вывод: «Программа эта такова, что в случае, если она будет принята, Маркс и я никогда не согласимся примкнуть к основанной на таком фундаменте новой партии и должны будем очень серьёзно задуматься над вопросом о том, какую позицию (также и публично) занять по отношению к ней».

В связи с историей «Критики Готской программы» следует обратить внимание в письме на следующие слова Энгельса: «Но вот только что пришло письмо от Бракке, у которого тоже возникли серьёзные сомнения по поводу программы и который хочет узнать наше мнение. Поэтому я для ускорения дела посылаю настоящее письмо ему, чтобы он прочёл его и чтобы мне не пришлось ещё раз писать про всю эту канитель сначала. Впрочем, я изложил дело напрямик также и Рамму, а Либкнехту написал лишь вкратце. Я не могу ему простить того, что он не сообщил нам ни слова обо всём этом деле (между тем, как Рамм и другие думали, что он нас точно осведомил), пока не стало уже, так сказать, слишком поздно».

Итак, перед нами отношение к Готской программе не только Энгельса, но и Маркса. Никаких намёков на его намерение писать «Замечания к программе Германской рабочей партии» в письме Энгельса нет. Наоборот, он указывает, что взял на себя труд по выражению позиции обоих мыслителей товарищам, с которыми вожди Интернационала были тесно связаны и даже дружны. Маркса подвигло писать «Критику Готской программы» письмо Вильгельма Бракке, одного из лидеров эйзенахской партии, близкого к К. Марксу и Ф. Энгельсу (такое название партии связано с городом, где была учреждена немецкая СДРП и принята её первая программа).

За перо берётся Маркс

Письмо В. Бракке Маркс воспринял как призыв дать серьёзный теоретический анализ проекта программы объединённой рабочей партии на основе диалектико-материалистических принципов. В его ответном письме, вместе с которым были посланы и «Замечания к программе Германской рабочей партии», прямо сказано: «Мой долг не позволяет мне, хотя бы лишь посредством дипломатического молчания, признать программу, которая, по моему убеждению, решительно никуда не годится и деморализует партию». Он прежде всего не мог принять мелкобуржуазных (по сути — реакционных) извращений классового пролетарского подхода, тогда как «Лассаль по мотивам, в настоящее время всем известным, нападал только на класс капиталистов, но не на земельных собственников».

В программу объединённой рабочей партии лассальянцами навязывались положения, несовместимые не только с экономической теорией марксизма, которую они не поняли, но и противоречащие принципам «Манифеста Коммунистической партии». При этом Маркс отмечал: «Лассаль знал «Коммунистический манифест» наизусть так же, как его правоверные последователи знают составленные им священные писания. И если он так грубо исказил «Манифест», то лишь для того, чтобы оправдать свой союз с абсолютистскими и феодальными противниками против буржуазии».

Лассаль прославился тем, что поддерживал Бисмарка даже тогда, когда тот объединял Германию в интересах юнкерства контрреволюционными методами. В общем, до конца жизни (умер в 1864 году) был, как теперь бы сказали, «казённым патриотом».

Ради объединения двух рабочих партий (а в нём были заинтересованы прежде всего лассальянцы, терявшие влияние среди рабочих) руководство эйзенахцев пошло на откровенное идеологическое отступничество. Оценивая такое соглашательство, Маркс в письме Бракке сформулировал принципиальную концепцию сближения левых сил: «Если нельзя было — а обстоятельства этого не допускали — пойти дальше эйзенахской программы, то следовало бы просто заключить соглашение о действиях против общего врага. Составляя же принципиальные программы (вместо того, чтобы отложить это дело до того момента, когда оно будет подготовлено более длительной совместной работой), возникают тем самым перед лицом всего мира вехи, по которым люди судят об уровне политического движения».

Первый тезис «Критики Готской программы» представляет собой прекрасный урок товарищам по борьбе, показывающий, насколько тщательно следует подходить к политическим заявлениям, тем более программным. Они должны прежде всего быть выверены с классовой точки зрения, а значит — обладать безусловной политической точностью.

Маркс берёт отнюдь не впервые встречавшийся тезис «Труд есть источник всякого богатства и всякой культуры». Он отмечает его неточность: таким источником является также природа. Ещё более важно, что здесь нет указания на предметы труда и орудия труда, без которых труд невозможен. Но главное: «У буржуа есть очень серьёзные основания приписывать труду сверхъестественную творческую силу, так как именно из естественной обусловленности труда вытекает, что человек, не обладающий никакой другой собственностью, кроме своей рабочей силы, во всяком общественном и культурном состоянии вынужден быть рабом других людей, завладевших материальными условиями труда. Только с их разрешения может он работать, стало быть, только с их разрешения — жить».

А ведь это урок не только для эйзенахцев, но и для нас, сегодняшних. Но охотно ли мы его осваиваем? Не забываем ли частенько о необходимости в общественно-политических рассуждениях и делах строго следовать классовому подходу? Не забываем ли, что теория — неотлучный инструмент классовой борьбы?

А вот как Маркс оценивает тезис «Возведение труда требует возведения средств труда в достояние всего общества и коллективного регулирования совокупного труда при справедливом распределении трудового дохода». Он иронизирует над витиеватостью начала этой фразы, над никчёмностью его вычурности. Ведь можно сказать просто, коротко и понятно: «…превращение в достояние всего общества…». Но это — всё-таки частности.

А вот необходимость выяснения, что такое «трудовой доход», что понимали под ним Лассаль и его приверженцы, — это уже серьёзно. И сегодня важно осознавать, идёт ли речь о самом продукте или о его стоимости. Эта двусмысленность даёт возможность политиканам жонглировать понятиями ради затуманивания смысла реальных процессов.

Маркс далее концентрирует внимание читателей на вопросе: что понимать под справедливым распределением? Он указывает, что справедливость капитализма состоит в том, что он превратил рабочую силу в товар и оплачивает её в качестве товара. И пока существует капитализм, никакого иного способа распределения быть не может, так как его коренное свойство — превращение в товары всего и вся. Недовольство таким распределением означает только одно: необходимость ликвидации капитализма. Всякое иное толкование свидетельствует либо о непонимании сущности общественных отношений, либо о корыстном обмане масс, о политическом лукавстве.

Минимум 60% наших соотечественников сетуют, что самый большой дефицит в современной России — отсутствие социальной справедливости. Но это значит, что они имеют в виду не буржуазную справедливость. Они, сознавая или нет, говорят о дефиците социалистической справедливости. Отсюда вытекает требование не расширения капиталистической справедливости, а смены капиталистического строя на социалистический.

Но при этом надо иметь в виду, что социалистическая справедливость не равнозначна социальному равенству. Значит, стратегическая задача-ориентир для Коммунистической партии не социализм, а коммунизм. Но тут же надо признать, что «здравого смысла» для такого вывода может не хватить. И связано это не с интеллектуальными способностями, а с тем, что часть общества, причём «выдвинувшаяся» его часть, вполне удовлетворена социалистической справедливостью, она не жаждала и не жаждет социального равенства, так как оно уравняет её, несмотря на способности (вполне реальные), с остальными людьми, обладающими не такими, а другими способностями. К тому же на этапе социалистического строительства и, вероятно, социализма иерархия способностей относится к числу, как писал Маркс, «родимых пятен капитализма».

Маркс учил избавляться от звонких, но пустых фраз типа «все члены общества», «равное право» и уж тем более лассалевский «неурезанный трудовой доход», мечтатели о котором сохраняются до сих пор.

Маркс объяснял бессмысленность понятия «неурезанный трудовой доход», так как из совокупного продукта надо вычесть то, что требуется для возмещения потреблённых средств производства, что необходимо на расширение производства, и резервный фонд для страхования от несчастных случаев, стихийных бедствий и т.п. Такова экономическая необходимость. После этого остаётся та часть совокупного продукта, которая предназначена для потребления. Но до того, как пускать её на индивидуальное потребление, из неё надо вычесть, «во-первых, общие, не относящиеся непосредственно к производству издержки управления… Во-вторых, то, что предназначается для совместного удовлетворения потребностей, как-то: школы, учреждения здравоохранения и так далее».

При этом Маркс замечает, что после ликвидации всевластия буржуазии, в отличие от управленческих расходов, «эти расходы будут всё более возрастать по мере развития нового общества». Опыт советского строя эти предвидения полностью подтвердил. Вычесть предстоит, «в-третьих, фонды для нетрудоспособных и пр., короче — то, что теперь относится к так называемому официальному призрению бедных» («социальному обеспечению», на языке советской эпохи).

Доказав бессодержательность фразы о «неурезанном трудовом доходе», Маркс обосновывает ту же судьбу лассалевского понятия «трудовой доход». Но гениальность Маркса не в том, что он указал на место этих псевдотеоретических понятий на свалке. Куда значимее его строгий научный анализ той фазы коммунистической формации, когда общество развивается «не на своей собственной основе, а… выходит как раз из капиталистического общества». Оно «поэтому во всех отношениях, в экономическом, нравственном и умственном, сохраняет ещё родимые пятна старого общества, из недр которого оно вышло. Соответственно этому каждый отдельный производитель получает обратно от общества за всеми вычетами ровно столько, сколько сам даёт ему».

Такое формально «равное право» остаётся всё ещё правом буржуазным, фактически неравным, так как работники не равны: один сильнее — другой слабее, один квалифицированнее и сноровистее другого, один холост — у другого дети, число детей неодинаковое… И Маркс подводит черту: «Но эти недостатки неизбежны в первой фазе коммунистического общества, в том его виде, как оно выходит после долгих мук родов из капиталистического общества». И о них следует помнить, ибо их осознание, с одной стороны, побуждает их преодолевать, помогая одновременно понять зависимость распределения от производства.

В «Замечаниях к программе Германской рабочей партии» Маркс показал также бессмысленность «железного закона заработной платы», который выдумал Лассаль, основываясь на теории… Мальтуса. Автор «Капитала» напоминает, что заработная плата является не стоимостью — или ценой труда, а лишь «замаскированной формой стоимости — или цены — рабочей силы». И это вполне логично, ибо именно рабочая сила при капитализме стала товаром. Распределение по труду в качестве родимого пятна капитализма сохранится до тех пор, пока останется деление общества на классы. Именно поэтому К. Маркс и Ф. Энгельс последовательно утверждали, что стратегическая цель коммунистов состоит в ликвидации классов.

На неизменности этой цели настаивал В.И. Ленин в «Государстве и революции», на это же указывал и И.В. Сталин в «Экономических проблемах социализма в СССР». Понятно, что для КПРФ задача преодоления реставрации капитализма и перехода к социализму не может рассматриваться финишной стратегической целью. Без ясной ориентации на коммунистическое равенство велика опасность, что вирус реставрации капитализма может сохранять свою живучесть.

В «Критике Готской программы» мы долго проходили мимо высказываний её автора о производительных товариществах при капитализме, считая этот вопрос неактуальным. Сейчас, думается, к нему надо подойти со всем вниманием. Маркс не оспаривал саму пользу их организации, но решительно выступал против идеи Лассаля о «государственной помощи» этим товариществам. Он резко отвергал ситуацию, когда на место «классовой борьбы ставится фраза газетных писак о «социальном вопросе»… Вместо процесса революционного преобразования общества «социалистическая организация совокупного труда» «возникает» из «государственной помощи», оказываемой производительным товариществам, которые «вызываются к жизни государством», а не рабочими. Это вполне достойно фантазии Лассаля, будто с помощью государственных субсидий можно так же легко построить новое общество, как новую железную дорогу!»

Анализ этой проблемы Маркс завершает следующими словами: «Что же касается теперешних кооперативных товариществ, то они ценны лишь постольку, поскольку они созданы самостоятельно самими рабочими и не пользуются покровительством ни правительств, ни буржуазии».

Говоря о ключевых вопросах, рассмотренных Марксом в «Критике Готской программы», невозможно обойти вопрос о государстве. Выше уже обращалось внимание на важнейшее открытие Маркса, касающееся диктатуры пролетариата. Но вопрос о ней прямо связан с отношением к буржуазному государству. Маркс писал: «Однако, несмотря на пёстрое разнообразие их форм, различные государства различных цивилизованных стран имеют между собой то общее, что они стоят на почве современного буржуазного общества… В этом смысле можно говорить о «современной государственности в противоположность тому будущему, когда отомрёт теперешний её корень, буржуазное общество».

И далее следует знаменитое положение о неизбежности диктатуры пролетариата, то есть о необходимости слома буржуазного государства и замены его государством диктатуры пролетариата, ныне включающего в себя наёмных, эксплуатируемых работников не только физического, но и умственного труда и не эксплуатирующего чужой труд крестьянства. Никаких здравых способов использовать буржуазное государство для перехода к власти трудящихся Маркс не видел, а его отношение к сторонникам Готской программы убеждает в том, что приверженцев использования буржуазного государства для этих целей считал людьми беспринципными.

Неудобные «Замечания» получили долгую жизнь

Посланный Карлом Марксом Вильгельму Бракке текст «Замечаний к программе Германской рабочей партии» был передан руководству эйзенахцев, которые к нему не прислушались. Большинству партийцев он вообще оказался неведом. Позже Вильгельм Либкнехт оправдывался, говоря, будто читавшие «Замечания» Маркса противопоставили им «решительное нет».

Возвращённый автору текст с «Замечаниями» дремал в необъятном архиве К. Маркса. Через полтора десятилетия события побудили неугомонного Ф. Энгельса заняться поисками этой работы. В Германской социал-демократической рабочей партии было принято решение о необходимости принятия новой партийной программы, а пока провести обсуждение действующей Готской программы, чтобы учесть её изъяны. Энгельс, который только что отметил своё 70-летие, решает, что появился замечательный повод опубликовать написанные Марксом весной 1875 года «Замечания» к проекту Готской программы. Поиски в архивах закончились успехом. Уже 13 декабря 1890 года Энгельс писал Карлу Каутскому, который редактировал теоретический орган немецкой социал-демократии журнал «Новое время» («Neue Zeit»):

«В скором времени ты получишь кое-что из литературного наследства Маркса, нечто совершенно новое и к тому же в высшей степени своевременное и актуальное. Рукопись уже переписана, но я должен ещё просмотреть её и, может быть, написать несколько вступительных строк. Но прошу тебя пока об этом публично не говорить: я по горло занят получаемой корреспонденцией и ответами на многочисленные письма и не могу определённо сказать, когда».

6 января 1891 года Ф. Энгельс отправил в журнал «Критику Готской программы» (впредь работа называлась только так) вместе с письмом Маркса Вильгельму Бракке и своим коротким предисловием. «Так как партийный съезд в Галле, — писал он, — поставил в порядок дня партии дискуссию по поводу Готской программы, то я полагаю, что с моей стороны было бы преступлением, если бы я и дальше продолжал откладывать опубликование этого важного документа, пожалуй, самого важного из всех, относящихся к данной дискуссии».

Энгельс также отметил, что рукопись важна ещё и тем, что в ней дано отношение Маркса к теоретическим и тактическим воззрениям Лассаля. Обращая внимание на резкость письма Маркса, его друг напомнил, что они оба тесно «срослись с германским движением и потому были особенно возмущены, что в проекте партийной программы обнаружился «решительный шаг назад». Кроме того, это было время их острой полемики с Бакуниным, который возлагал на них ответственность за всё, что происходило в германском рабочем движении. Энгельс также сообщал, что он опустил некоторые наиболее резкие выражения Маркса, заменив их точками.

Соратник Маркса прекрасно понимал значение публикуемой работы и предвидел тот политический эффект, который она произведёт. Это был мощнейший снаряд против оппортунизма, причём снаряд долгосрочного действия. На следующий день он писал К. Каутскому: «Вчера я послал тебе заказным письмом рукопись Маркса, которая, надо полагать, доставила тебе удовольствие. Сомневаюсь, чтобы в таком виде она могла появиться в священной Германской империи. Посмотри её с этой точки зрения и, где это возможно, опусти вызывающие опасения места и замени их точками. Там же, где контекст этого не допускает, отметь, пожалуйста, такие места в корректуре и сообщи мне, по возможности, в двух-трёх строках мотивы твоих опасений, я тогда сделаю, что возможно. То, что будет изменено, я заключил бы тогда в скобки, а в своём кратком введении объяснил бы, что это — изменённые места. Поэтому присылай, пожалуйста, корректуру в гранках!»

Восхищает столь внимательное, бережное, прямо-таки нежное отношение Энгельса к труду своего друга. В этом письме нельзя не обратить внимания на ещё один пассаж. Читаем: «Возможно, однако, что, кроме полицейских властей, эта публикация вызовет неодобрение и ещё кое-кого». О том, что это опасение Энгельса было серьёзным, свидетельствует предложение в этом случае переслать рукопись В. Адлеру, редактору австрийской «Рабочей газеты» («Arbeiter-Zeitung) для публикации работы Маркса в ней.

«Критика Готской программы» была опубликована (с точками и скобками, о которых предусмотрительно писал Энгельс Каутскому) в конце января 1891 года в журнале «Новое время». В письме Каутскому от 3 февраля Энгельс сообщал, что получил «Neue Zeit» со статьёй Маркса и перепечатку её в главной партийной газете «Vorwarts» («Вперёд»). 11 февраля он с грустью пишет тому же адресату: «Берлинцы всё ещё не перестают бойкотировать меня, я абсолютно не получаю никаких писем, они, очевидно, не пришли ещё ни к какому решению…»

Примечательно письмо, которое Энгельс отправил редактору «Neue Zeit» 23 февраля: «А теперь вернёмся опять всё к тому же, к письму Маркса. Опасение, что оно даст оружие в руки врагов, оказалось необоснованным. Злобные инсинуации можно, конечно, рассматривать по всякому поводу, но в общем и целом эта беспощадная самокритика произвела на противников совершенно ошеломляющее впечатление и вызвала у них определённое чувство: какой же внутренней силой должна обладать та партия, которая может себе преподносить подобные вещи! … Откровенно говоря, и я тоже думал об этом, когда собирался публиковать данный документ. Я знал, что он должен был в первый момент кое-кого затронуть весьма неприятно, но избежать этого было невозможно, а само содержание документа, по моему мнению, перевешивало это с избытком. Я знал также, что партия была более чем достаточно сильна, чтобы выдержать это, и рассчитывал на то, что и в настоящее время она выдержит также тот откровенный язык, каким оно было высказано 15 лет тому назад; что можно будет с заслуженной гордостью сослаться на эту пробу сил и сказать: где найдётся другая такая партия, которая бы осмелилась сделать что-либо подобное?»

Чтобы закончить в целом совсем невесёлый рассказ о переписке Фридриха Энгельса в связи с публикацией «Критики Готской программы», обратимся ещё раз к его письму Августу Бебелю от 2 мая 1891 года. В ней есть два тесно связанных между собой мотива, которые были актуальны 130 лет назад, остаются для коммунистов актуальными сейчас и будут по-прежнему значимы для партии, верной марксистско-ленинской идеологии. Они подводят итог всей непростой истории создания и публикации выдающейся работы Карла Маркса «Критика Готской программы» и определяют уроки-выводы из случившегося.

Первый урок-вывод, сделанный Ф. Энгельсом: «Я вообще не могу согласиться с тем, чтобы … историческая истина в подобных вопросах должна была отступить на задний план из соображений приличия и возможного недовольства внутри партии. То, что при этом каждый раз оказываются задетыми порядочные люди, — это неизбежно, равно как и то, что они в ответ начинают ворчать». Выходит, И.В. Сталин вторил Ф. Энгельсу, когда утверждал, что критика и самокритика являются важнейшим инструментом, не позволяющим партии отклоняться от марксистско-ленинского курса. Практика сурово подтверждает их правоту.

И второй урок-вывод Фридриха Энгельса, адресованный соратникам по классовой борьбе. В письме А. Бебелю он решительно утверждал: «Вам, партии, нужна социалистическая наука, а она не может существовать без свободы развития. Тут уж приходится мириться со всякими неприятностями, и лучше всего делать это с достоинством, без нервозности. Даже лёгкая размолвка, не говоря уж о разрыве между… партией и… социалистической наукой, была бы ни с чем не сравнимым несчастьем и позором». Признаюсь: многоточиями оба раза я заменил одно слово: «немецкой». Оно здесь несущественно. Да и марксистско-ленинская теория по своей природе интернациональна.

А роль Фридриха Энгельса в истории «Критики Готской программы» можно по праву назвать ещё одним его подвигом.