Собственный корреспондент «Правды» Андрей ДУЛЬЦЕВ беседует с французским историком-марксистом Жан-Нюма ДЮКАНЖЕМ

Известный французский историк родился в 1980 году. Он специализируется на истории Великой французской революции, марксизма, рабочего движения Франции и Германии, является профессором европейской политической и социальной истории ХIХ и ХХ веков и современной истории в университете Руана. Широко известны его книги: «Когда левые думали о нации», «Дневник Мориса Тореза», биография Жюля Геда и тексты Розы Люксембург о Франции. Сегодняшний диалог посвящён значению опыта Парижской Коммуны, публикации дневника Мориса Тореза, отношению левых сил к рабочему движению и национальному вопросу, а также важности развития марксистской теории.

— Товарищ Дюканж, наш разговор я хотел бы начать с вопроса о том, какое внимание уделяют французские исследователи истории рабочего движения? Что представляет собой современная школа пролетарских историков во Франции?

— Учёных, которые изучают историю рабочего движения, во Франции очень мало, если сравнивать с 1960—1970 годами. Правда, в последние 10—15 лет наблюдается некоторое оживление, появились исследователи, которые изучают, в частности, всё, что связано с личностью Жана Жореса. Жорес в определённом смысле интегративная фигура, он — один из основателей Социалистической партии в 1905 году, незадолго до Первой мировой войны был убит. Жорес стал одним из символов левого движения.

Есть несколько коллективов, занимающихся историей Французской компартии (ФКП), что позволяет объединить возле них более широкий круг учёных. Мы пытаемся заинтересовать студентов проблемами истории рабочего движения в целом и его разными течениями. Особо хочу отметить, что есть исследователи, которые изучают историю повседневной жизни рабочих. Это интересное направление, но среди коллег, которые по нему работают, многие отказываются обращать внимание на политическую составляющую истории рабочего движения, так как она связана с партиями и профсоюзами. Они считают, что именно эта связь привела рабочее движение к «катастрофе». Безусловно, исследование повседневной жизни и условий труда очень важно, но при этом ни в коем случае нельзя пренебрегать его политической и профсоюзной составляющими. Нам нужно переломить тенденцию деполитизации. Между тем эти негативные предрассудки — отказ от идеологии — стали основной проблемой молодёжи.

— Насколько негативные предрассудки, связанные с деполитизацией, во Франции, стране глубоких политических традиций, являются следствием западной пропаганды по пересмотру истории?

— Во Франции даже на уровне школьных учебников утверждена концепция антитоталитаризма, что играет большую роль в образовании молодёжи. В средней школе, в гимназии, в университете (даже если университеты обладают так называемой педагогической свободой) главенствует концепция, согласно которой СССР фактически приравнивается к нацистской Германии. Пожалуй, самый карикатурный пример — учебник, в котором на одной странице напечатано изображение книги Гитлера «Майн кампф», а на противоположной — репринт… «Интернационала» Пьера Дегейтера и Эжена Потье. Одновременно отмечу: в 2018 году близкий к ФКП Фонд Габриэля Пери провёл опрос к 200-летию со дня рождения Карла Маркса: «Является ли коммунистическая идея чем-то позитивным?» И вопреки всему, треть французской молодёжи сочла коммунистическую идею интересной и заслуживающей обсуждения.

— Какое влияние исторический ревизионизм оказал на восприятие истории Великой французской революции? Как его преодолевать?

— До 1970-х годов существовал консенсус в отношении позитивной оценки Великой Французской революции. Даже часть правых — правые республиканцы и антивишисты — приняла определённое позитивное видение французской революции. В конце XIX века президент Жорж Клемансо (а он вовсе не был социалистом) утверждал, что Французскую революцию необходимо оценивать как «единый блок, который не подлежит дроблению». То есть, принимая свержение монархии в 1789 году, нельзя отрицать ни значение Робеспьера, ни 1793 год, иначе конструкция революции рухнет. Эта оценка сильно изменилась с 1970-х годов, но особенно — после кризиса советской системы. Хотя это — не единственная причина.

С подачи американских университетов была предпринята идеологическая атака, положившая начало утверждениям о том, что именно Великая Французская революция открыла путь тоталитаризму. В частности, историк Франсуа Фюре заявлял, что в 1789 году начался период исторического «смещения», что революция 1789 года — это начало «разложения», которое привело позже к «сталинизму». Этот топорный тезис, сопровождавшийся расплывчатой политической идеологией, был выдвинут, чтобы избавиться от прогрессивного демократического наследия французской революции. Вершиной этого развития стал двухсотый юбилей революции в 1989 году, совпавший по времени с разрушением Берлинской стены.

Сегодня предпринимаются контрудары, есть коллектив историков Общества Робеспьера, основанного историком Матьезом в 1907 году. Они, в частности, пытаются дать справедливое видение деятельности Робеспьера, так как именно его личность является ключевой в дискуссии о революции. Это контрнаступление пока ещё не повлияло на широкое общественное сознание: в продаже масса исторических журналов, в большинстве которых в Великой французской революции подчёркиваются её «ужасы». Но битва за историческую правду не прекращается.

Беда в том, что мало кто из французских студентов и школьников сегодня знает историю Великой французской революции, а ведь Французская Республика основана именно на её наследии. Борьба против фальсификации той революции ныне — это борьба за Французскую Республику. Я убеждён, что мы должны продолжать защищать республиканские ценности.

Защита прогрессивного наследия буржуазной Великой революции являлась частью тактики Генерального секретаря ФКП Мориса Тореза. И сегодня эти завоевания нужно продолжать защищать от либералов и от сторонников евроинтеграции, которые ставят под вопрос многие республиканские ценности: от статуса государственной службы до светского характера республики.

— В этом году мы отмечаем 150-летие со дня рождения Розы Люксембург. Вы изучаете историю немецкого рабочего движения. Насколько важно наследие Розы Люксембург для международного коммунистического и рабочего движения?

— Роза Люксембург, как и Жан Жорес, является одним из символов международного левого движения. К тому же она была одной из первых жертв реакции. «Новые левые» представляют её «антиавторитарной»: мол, Роза Люксембург не любила в политике иерархию. Это не так уже потому, что Люксембург всегда состояла в политической партии, она очень долго оставалась верной строго структурированной и иерархичной Социал-демократической партии Германии. Люксембург боролась до конца за то, чтобы вернуть эту партию к её революционным истокам и разгромить оппортунизм. Когда она сочла продолжение этой битвы бессмысленным, то порвала с социал-демократией, чтобы участвовать в создании Коммунистической партии Германии (КПГ). Она осталась верна идее партийной дисциплины. Люксембург сыграла очень важную роль в немецком рабочем движении, в борьбе против Бернштейна и реформизма. Она мужественно боролась против войны и за массовую стачку. С её точки зрения, массовая забастовка особенно способствует оживлению пролетариата и его тяге к партии. Роза Люксембург является символом как международного масштаба, так и прогрессивной Германии. В Германии её имя стало синонимом революции, в ГДР её чествовали как жертву реакции, жертву ренегатской социал-демократии.

— Социал-демократы часто пытаются использовать критику некоторых действий большевиков после Октябрьской революции Розой Люксембург, чтобы выставить её чуть ли не противницей Ленина, а ведь она была большевичкой.

— Люксембург дважды порвала с социал-демократией: в 1917 году с СДПГ и в 1918-м — с независимыми социал-демократами, чтобы создать Коммунистическую партию Германии в декабре 1918 года. Придерживаясь партийной дисциплины, она в то же время считала важным наличие в партии конструктивных дискуссий. При этом она твёрдо следовала генеральной линии партии. В СДПГ она боролась против ревизионистов, против Бернштейна, стремясь изменить партию изнутри, не выходя из неё. Её концепция партии в некоторых отношениях отличалась от концепции большевиков: революционер в Германии не может не отличаться от революционера в России, нельзя забывать о национальной специфике. Да, между Люксембург и Лениным были разногласия по некоторым вопросам, но они были согласны по существу: их связывало единство взглядов на организацию партии и на Советы. В России Советы ускорили революционный подъём, в то время как в Германии они не помогли революции. Известно, что в декабре 1918 года в Германии Советы рабочих в своём большинстве выступили на стороне правых социал-демократов, контролировавших Советы. Безусловно, Роза Люксембург была на стороне большевиков: её заметки о русской революции, которые часто цитируют, являются текстом, написанным в тюрьме летом 1918 года, незадолго до начала немецкой революции. Она по ходу критиковала некоторые меры большевиков, но в заключение заявляла, что солидарна с ними.

Следует подчеркнуть, что заметки Розы Люксембург о русской революции были опубликованы после её смерти без её согласия Полем Леви, который в своё время был её адвокатом и другом. Эта публикация вышла во время межфракционной борьбы в КПГ, перед тем как он сам покинул партию. К тому же заметки о русской революции самой Розой Люксембург для широкой публикации не предназначались. Как и ленинское «Письмо к съезду». Это тексты, о которых мы не знаем точно, что хотели в них сказать авторы.

— Насколько важен анализ французского рабочего движения, сделанный Розой Люксембург?

— Её анализ французского рабочего движения интересен тем, что это немаловажная глава в её творчестве. Люксембург приехала впервые во Францию в конце XIX века. Эта страна была важным центром рабочего движения, хранительницей революционной традиции. Интересна полемика между Люксембург и Жаном Жоресом. Она активно поддерживала Жореса в деле защиты капитана Дрейфуса на скандальном судебном процессе, но резко критиковала его тактику участия социалистов в формировании широкого коалиционного правительства. В 1899 году Люксембург выступает против правительства Вальдека-Руссо, в которое, наряду с социалистами, вошёл в качестве военного министра «мясник Коммуны», генерал Галифе. Вместе с Жюлем Гедом Роза Люксембург радикально разошлась в этом вопросе с Жоресом.

В своём анализе французских порядков Люксембург подчёркивает, что в рабочем движении этой страны есть положительная сторона, связанная с революционной и стачечной традицией. Но она замечает: быстро растущее и набирающее силу социалистическое движение уже успело заразиться бациллой реформизма. Люксембург расходится с Жоресом в вопросе об армии. Но в решающий момент, непосредственно перед убийством Жана Жореса, когда речь шла о борьбе за предотвращение войны, Люксембург, несмотря на все разногласия, поддержала Жореса, осудившего подготовку Франции к мировой бойне. При этом она исходила из принципа единства рабочего движения.

Люксембург резко критикует Всеобщую конфедерацию труда (ВКТ) того времени, основанную на концепции анархо-синдикализма и утверждавшую, что политические партии представляют собой негативное для рабочего класса явление. Люксембург видит две основные проблемы французских левых: во-первых, на примере Жореса и Мильерана она видит заигрывание социалистов с буржуазией в вопросе парламентаризма, во-вторых — непартийность профсоюзов. Люксембург настаивает на участии партии, наряду с профсоюзами, в организации массовых забастовок.

Для российских и немецких революционных социал-демократов начала XX века политическая ситуация во Франции была важным объектом анализа в том числе потому, что здесь социалисты впервые вошли в состав буржуазного правительства. Вопрос о том, как далеко можно зайти в правительственном альянсе, является одним из ключевых в тактике коммунистов. Анализ французской политики, проведённый Розой Люксембург, важен для понимания борьбы против оппортунизма и реформизма.

— В этом году мы отмечаем 150-летие Парижской Коммуны. Согласны ли вы, что она была первым пролетарским революционным движением?

— Исходя из марксистского понимания необходимости свержения буржуазного государства, первым, кто овладел властью в этом смысле, была Парижская Коммуна. Она является первым опытом диктатуры пролетариата, говоря строго: пролетарии организовались вместе со своими представителями в Коммуне с целью угнетения угнетателей. Некоторые историки оспаривают этот тезис, утверждая, что Коммуна была очень разношёрстной, что бланкисты больше походили на санкюлотов времён Великой французской революции, чем на социалистическое движение… Существует дискуссия о том, является ли Парижская Коммуна сумерками Великой французской революции 1789 года или зарёй Великого Октября? Уверен, что независимо от всех споров важно одно: впервые в истории представители и выходцы из рабочего класса участвовали в общественном управлении. Меры, принятые Коммуной, оказали впоследствии широкое влияние на социалистическое и коммунистическое движение: экспроприация банков, организация вооружённого восстания, отделение церкви от государства, улучшение конкретных условий труда стали важным историческим опытом для последующих поколений коммунистов.

Так как коммунары погибли смертью мучеников, то есть и аспект героического подвига, долга памяти. Но я считаю, что Парижскую Коммуну надо рассматривать не в отрыве от предшествовавших ей и последовавших за ней подъёмов и восстаний, а в причинно-следственной связи с ними.

— Была бы Великая Октябрьская революция возможна без опыта Коммуны?

— В первую очередь стоит задаться вопросом: что подтолкнуло Ленина и большевиков к созданию партии нового типа? Ленин считает, что предыдущий революционный опыт доказал необходимость крепкой революционной организации. На этом же настаивал Маркс, но именно Ленин теоретически обосновал тезис, что пролетарии нуждаются в профессиональной организации революционеров, обладающей структурой и боевой мощью. Думаю, в России из-за гнёта царизма и ужасного положения трудового народа и без опыта Коммуны революционное движение и периодические восстания имели бы место. Вопрос в другом: был ли бы успешным захват власти большевиками в октябре 1917 года без опыта Коммуны? В работе «Государство и революция», написанной незадолго до вооружённого восстания в Петрограде, Ленин подробно рассмотрел вопрос об удержании власти с учётом поражения Парижской Коммуны. Опыт её поражения сыграл для большевиков важную роль. Ленин особенно опасался, что после победы вооружённого восстания социалистическая революция в России может раствориться в небольших региональных социалистических экспериментах, что не будет хватать централизованной победы. А в таком случае правящие классы оказываются достаточно сильными и организованными, чтобы удержать власть. Победа Великого Октября была немыслима без ленинского анализа Парижской Коммуны. Кстати, в годы парижской эмиграции Ленин многократно встречался с бывшими коммунарами, которые рассказывали ему о своём боевом опыте.

— Одним из течений, возникших после поражения Коммуны, стал гедизм. Какое влияние это течение оказало на развитие марксизма во Франции?

— Гедизм стал политическим утверждением марксизма во Франции. Жюль Гед и его фракция были первыми французами, вдохновлёнными учением Маркса. На Марсельском съезде, который вошёл в историю рабочего движения как «Бессмертный съезд», была основана партия Жюля Геда — первая рабочая партия Франции. Жюль Гед и Поль Лафарг, зять Карла Маркса, отправились к Марксу в Лондон, чтобы тот помог им отредактировать программу партии, ставшую первой марксистской программой во Франции. Гедизм по праву можно считать первым опытом утверждения марксизма во Франции. Возможно, что по уровню теории гедисты были порой схематичны и даже карикатурны, но именно они принесли на французскую землю идеи организованной классовой борьбы и необходимости пролетарской революции. Они внедрили марксистские идеи во французскую народную культуру. На индустриальном севере страны и Французская коммунистическая партия, и Социалистическая партия по-прежнему остаются очень сильными. Эта традиция там сильна в том числе потому, что первые партийные структуры были созданы в восьмидесятые годы ХIХ века гедистами. Опыт гедизма имеет историческое значение не только для истории марксизма, но и для современной французской политики.

— К столетию ФКП вы прокомментировали и опубликовали дневник Генерального секретаря Французской коммунистической партии Мориса Тореза. Чем был вызван ваш интерес к этой рукописи?

— Несколько лет назад мой коллега Пьер Торез, последний ныне живущий сын Мориса Тореза, попросил меня в качестве историка прочитать этот дневник. Архивы Мориса Тореза и его жены Жаннет Вермерш доступны, но этот дневник мало использовался или использовался не по назначению. Поэтому для начала я решил внимательно изучить рукопись и нашёл её очень интересной. 1952—1964 годы, в течение которых Торез вёл свой дневник, были временем, когда ФКП была первой партией во Франции по числу членов и первой левой силой страны с точки зрения электоральной поддержки. Торез был главным оппонентом президента республики Шарля де Голля. У дневника есть и политическая сторона, но большой новизны в записях нет. Зато в дневнике раскрывается много подробностей, связанных с анализом политической ситуации во Франции.

Морис Торез много читал, был очень образованным человеком, изучал латынь свободно владел русским языком. Помимо злободневных публикаций, Торез читал книги по философии и истории — он жил жаждой знаний. Торез является примером самообразованного рабочего: народное образование и рабочие школы дали коммунистическому движению огромный толчок в начале и середине ХХ века. Мне показалось очень интересным и то обстоятельство, что именно коммунистическое движение под руководством Мориса Тореза защищало французскую культуру и язык — без национализма. Торез не оставлял защиту культуры и языка правым. Буржуазному национализму он противопоставил социалистический патриотизм и любовь к простому народу, к человеку труда. Это важно во Франции — в стране, нация которой была рождена Великой французской революцией. Последняя книга, которую Торез читал перед смертью, был труд о Бальзаке — марксистский анализ «Человеческой комедии». Симбиоз культуры и политики в биографии Мориса Тореза крайне важен.

— Как партии Тореза удалось стать ведущей политической силой во Франции в 1946 году? Почему этот успех не повторился позже?

— Нельзя забывать, что во время немецкой оккупации ФКП играла ведущую роль в движении Сопротивления. Кроме этого, во Франции после войны подавляющее большинство населения разделяло мнение, что именно Советский Союз выиграл Вторую мировую войну. Это мнение доминировало вплоть до 1960-х годов. Начиная с 1970-х в социологических опросах о победителях Советский Союз уступил первое место США… Это значит, что поколение французов, переживших войну и бывших свидетелями открытия Второго фронта англичанами и американцами, считало именно СССР победителем. Последующие поколения, которые не видели ни американцев, ни советских солдат, поверили, что именно американцы выиграли войну. Это результат идеологической обработки населения.

Генеральная линия ФКП в 1945—1946 годах крайне интересна: партия олицетворяла рабочий класс, крестьян и французскую интеллигенцию, воплощала в себе Францию и Республику. Социалистическая партия того времени пыталась судить ФКП, заявляя, что французские коммунисты — это «сталинисты, работающие по указке Москвы»… Между тем ФКП в то время боролась за защиту Франции от угрозы иностранных интересов, защищая принципы республики и светский характер государства. Торез понимал, что рабочее движение крайне слабо без здорового подхода к пониманию нации. Его тактика была одним из ключей к успеху партии в 1945—1946 годах, и этот подъём продолжался вплоть до конца 1960-х годов. Он позволил ФКП добиться значительного успеха на выборах, закрепив планку в 25% электоральной поддержки.

С появлением «новых левых», являвшихся отчасти антикоммунистическим проектом, в условиях политической операции с целью повсеместного ослабления компартий, ФКП столкнулась с целым рядом новых препятствий. Это привело к возникновению Левого союза и политике постоянных колебаний ФКП между участием в Левом союзе с социалистами и резким разрывом с этой коалицией. Амплитуда колебаний между объединением с социалистами любой ценой и фазами сектантства резко ослабила ФКП. Притом вопрос об участии в Народном фронте существовал задолго до этого. Торез знал, как использовать эту тактику, чтобы каждый раз выходить победителем: в 1936 году, к примеру, он оказывал парламентскую поддержку правительству Народного фронта, не войдя в его состав — у него была очень чёткая линия. Помимо этого, в 1970-е годы возникла насущная проблема теоретической работы партии: после Мориса Тореза и Жака Дюкло в руководстве ФКП не осталось теоретиков. Морис Торез теоретически осмысливал каждый извив политики. Эта аналитическая последовательность была прервана.

— После XX съезда КПСС, вошедшего в историю хрущёвским разоблачением «культа личности» Сталина, Торез остался, несмотря на свои разногласия с Хрущёвым и близость к китайцам и албанцам, верным дружбе с СССР. Каковы причины его решения?

— Для начала замечу: Энвер Ходжа, Первый секретарь ЦК Албанской партии труда (АПТ), как и герой вьетнамского народа Хо Ши Мин вернулись в свои страны из Франции, где они долго жили в изгнании и активно участвовали в политической жизни ФКП. Несмотря на все разногласия с Хрущёвым, Торез остался верен дружбе с СССР. Был момент, когда Торез колебался — не поддержать ли КПК и АПТ, потому что они казались ему более верными марксизму-ленинизму, чем новый курс, предложенный Н.С. Хрущёвым. Мао казался Торезу и французским коммунистам сильнее и с точки зрения понимания теории. До 1960-х годов Мао пытался воспроизводить последовательный теоретический марксистский анализ китайской и международной ситуации, и Торез видел в нём преемника Сталина, человека, способного возглавить международное коммунистическое движение. Но Тореза отпугнуло агрессивное поведение китайцев.

Морис Торез до конца оставался верен принципу, что Советский Союз является маяком мирового коммунизма, центром международного коммунистического движения. Он поддержал идею мирного сосуществования, в то время как для китайцев это значило поставить под вопрос достаточно много аспектов своего мировидения. Кстати, принцип мирного сосуществования был разработан Молотовым задолго до 1957 года. Проблема заключалась в невозможности реализации этого принципа из-за отсутствия теоретических знаний у Хрущёва. Историческую личность можно лучше всего понять по тому, что она пишет. Хрущёв за всю свою жизнь не приложил ни малейших усилий, чтобы написать хоть один текст. Произносимые им доклады были написаны не им… Здесь одна из главных проблем: поколения политиков, последовавшие за Торезом, Сталиным и Мао, теорию не развивали, у них к ней вкуса не было. После смерти Сталина Торез отчаянно «цеплялся» за Молотова: это был единственный человек, в котором Торез видел потенциал и широту взгляда.

Жаль, что в дневнике Тореза нет содержательных пометок о его разговоре со Сталиным, который состоялся в 1952 году. Торез был одним из последних лидеров зарубежных компартий, кто разговаривал со Сталиным перед его смертью. Разговор только упоминается. Но следует помнить, что дневник вёлся в сжатой форме, почти тайнописью, потому что в те годы риск попадания рукописи в руки французской полиции был очень велик. Вспоминается дело Жака Дюкло 1952 года, когда были арестованы его личные документы и архивы. Они до сих пор не найдены и должны находиться где-то в архивах французской полиции. Возможно, там есть много чего интересного.

— Один из ваших последних проектов — книга «Когда левые думали о нации», которая вышла только что, в марте. Чем национальный вопрос важен для коммунистов?

— С укреплением Европейского союза в 1990-е годы Французская компартия встала на позиции, что государства исторически обречены исчезнуть. Этот тезис нашёл своих сторонников. В ходе моих исследований социалистического движения ХIХ века я заинтересовался теоретическими дебатами марксистов того периода о нации и обнаружил интересные работы по национальному вопросу у Карла Каутского, Отто Бауэра, Розы Люксембург, В.И. Ленина и И.В. Сталина. Большинство было опубликовано в немецких журналах того времени. Немецкий язык тогда был главным языком международного рабочего движения. И Жорес, и Ленин отводили наиболее важную роль публикации своих текстов в крупнейших немецких журналах, таких как «Новое время», издававшееся Каутским, который стоял в те годы на позициях марксизма. Дебаты о нации были одними из ключевых в начале ХХ века…

С момента своего возникновения марксисты в прогрессивном ключе разрабатывали теоретический вопрос интеграции наций. Эти идеи заинтересовали меня. У последовательных марксистов прослеживается линия, направленная на защиту народа и его интересов ненационалистическим способом. На этом поле у марксистов с буржуазным национализмом шла ожесточённая борьба. Одна из проблем французских левых сегодня заключается в том, что многие из них уклоняются от осмысления национального вопроса по-марксистски, заявляя, что это удел правых. Это поле боя очень опасно оставлять противнику.

— В своей книге вы возвращаетесь к труду Сталина «Марксизм и национальный вопрос». Не подошло ли время для пересмотра отношения к его теоретическому наследию в европейских странах?

— Неоспорим тот факт, что во Франции существует аномалия: труды Сталина нигде невозможно найти, его тексты не публикуются даже с примечаниями или критическими вступлениями. После 1956 года труды Сталина были преданы забвению. Начнём с того, что существует разница между Сталиным до Великой Октябрьской социалистической революции и после неё. Его текст по национальному вопросу 1913 года, на мой взгляд, интересен. В своей книге я привожу цитату великого французского историка Пьера Вилара. В 1970-е годы он работал над каталонской проблемой в Испании, и ему удалось выделить каталонцев как нацию, что было очень деликатным вопросом, именно благодаря тексту Сталина, который он взял на вооружение. В годы венской эмиграции в 1913 году Сталин написал работу «Марксизм и национальный вопрос», в которой попытался найти равновесие между нацией и правом народов на самоопределение. Там он одним из первых обозначил критерии нации. Этот текст И.В. Сталина оказался важным и для самой Австрии: в 1945 году документ о независимости страны был подписан тремя австрийскими партиями, а определение австрийской нации, на котором базируется этот документ, частично вытекает из сталинского определения и его критериев нации.

Кроме этого, не следует забывать, что «Вопросы ленинизма» и знаменитый «Краткий курс истории ВКП(б)» дали идеологическую базу миллионам коммунистов во всём мире. Даже не касаясь вопроса одобрения сталинской политики, я элементарно нахожу скандальным, что историки не читают произведений Сталина. Многие критикуют марксизм-ленинизм, не зная содержания работ. Кстати, одним из очень важных текстов является сталинский труд «Экономические проблемы социализма в СССР». Утверждения Сталина о товарообмене, колхозах, кооперативах и картелях, о мере участия и регулирования государством были очень внимательно изучены и взяты на вооружение китайцами. Как я уже сказал, Сталин был одним из последних теоретиков международного коммунистического движения. С уходом поколения Сталина и Тореза теория сошла на нет. При Жорже Марше, которого теория не интересовала, мы дошли до такого уровня, что каждый мог писать всё, что ему взбредёт в голову. Партийные идеологи больше не ставили вопрос о генеральной линии партии, а руководство не заботилось о её содержании. Между тем теоретический анализ актуальной политики — это то, без чего марксизм не имеет ценности.