ЧТО СКАЗАЛ О РЫНКЕ МЕНАНДР?
По-шукшински играя желваками, глядя сумрачно на реалии заполошного и больно бьющего под дых дня, пытаюсь в нем совместить цепко несовместимое. И нетолько напитавшись соками его занозистого и горького рассказа «Чужие» про простого русского мужика-труженика дядю Ермолая и про Великого князя, но и волнением, которым переполнено без остатка все его творчество.
Тем более жизнь сегодня кричит такими противоречиями, прежде всего социального толка, каждой свой клеточкой своею кричит, что совсем не надо демонстрировать рядом тут какие-то умопомрачительные портянки статистики, выкладывать поленницу цифр выше головы, достаточно кинуть взгляд на что-либо находящее с тобою рядом.
Вот взгляну, оторвавшись от дел, на эстрадную разлюли-диву, рассевшуюся в очередной раз семейно на телеподиуме среди сытых и холеных тружеников телеэфира и празднующую, с купеческим размахом очередной свой праздник жизни — дескать, взгляните-ка, этак вельможно и показушно, с каким все мы тут шиком живем!
И тут же разом на жизнь-житуху своей соседки Любы, которая колотясь в этой жизни, еле-еле сводит концы с концами и которая вечерами, и это не парадокс, а реалии жизни, влюбленными глазами, забыв неурядицы свои на эту диву дивную, и на ее чередой идущие праздники, как бы отдыхая, пялится.
Оттрубила Люба на моторном заводе большую часть своей биографии. В цехах его, ныне глазеющих выбитыми глазницами полуразобранных корпусов. И отвалило ей родное государство за труды и радения аж 10 тысяч пенсии. И если бы еще не небольшой приработок уборщицей в одном из офисов, дело однозначно бы пахло трубой. А она еще одевает и обувает внучку, которая с ней живет. Дочь ее дунула с мужем куда-то на севера, но севера тех кормит скудно, и она со своей пенсии еще помогает и этим незадачливым путешественникам и на лето берет к себе жить и вторую внучку.
Вот так она в нашем рыночном царстве живет-процветает — каждая копейка у ней на счету. И которая о себе сама говорит, не стесняясь, — мы бомжи, только с пропиской.
Впрочем, вот еще парадокс времени, голосующая на выборах всегда по нехитрому правилу: лишь бы войны не было!
А у нас переулок, в котором я живу в любой двор пальцем — горьковская проза. Ей Богу не вру! Ни-ще-та ото всюду сумеречной улыбкой так и зыркает.
Так вот смотрю я на все это, на все эти кричащие на каждом углу из каждой норы, социальные и нравственные коллизии и пытаюсь совместить с тем, что нам говорят и глаголят.
Когда его величество рынок царствует у нас ныне кругом.
А что до рынка, то ему, на мой взгляд, очень точное определение дал великий греческий комедиограф Менандр, живший во второй половине IV века до н.э., у которого есть характеризующая рынок емкая формула из пяти слов: «Толпа, рынок, акробаты, увеселения, воры».
И сегодня, ткни пальцем в любую щель нашего дня и ты все это увидишь в полном и великолепии и блеске.
Рынок, под аккомпанемент лихой и хлесткой фразы, истасканной до не могу, уж не припомню кем и сказанной, и приписываемой злобным и таким нехорошим большевикам и повторяемой и тиражируемой всею мощью нынешнего агитпропа такими добрыми, а главное человеколюбивыми либералами: «Отобрать и поделить», тыкающих при всяком удобном случае в это носом обывателя, что нам демонстрирует?
Нимало не смущаясь, что под истошные вопли этой фразы именно наши приватизаторы до нитки обобрали народ. И еще так и не успокоились. И чем всякое повышение цен, тарифов, налогов, штрафов благим голосом орет на каждом перекрестке наших дней.
И никто на рельсы не собирается по этому поводу ложиться.
Обобрали до нитки под поганые ваучеры, за которые слупили с жаждавшего заокеанского счастья обывателя по 25 рублей, пообещав дураку две «Волги». И тоже все это, не большевики, а сами, ха-ха! — поделили в тесном кругу.
Но отобрать, поделить — ладно бы. Так хоть в дело бы пустили то, что у народа умыкнули.
Но наш все ведающий, кроме стыда и совести, либерал пошел дальше. Отобрать и поделить все это в тесном кругу — для него это уже — мало. Оптимизировать, обанкротить, металл — до последнего винтика в Китай, корпуса промгигантов — на щебенку. Площадку разровнять. И на ней либо автостоянку устроить. Либо желанную, все под ту же аренду, недвижимость задорными и вычурными этажами в небо вознести.
Тут вот новость мелькнула — на Алтае собрались собирать белорусские комбайны. Белорусские!
Кстати моторный завод в городе, на котором работала соседка, тоже имел отношение к комбайностроению — когда-то он задумывался как комбайновый завод.
Так вот напомним, что чаще всего в нашем цивилизованном рыночном и благословенном ныне мире сборку из более высокоразвитых стран перемещают туда, где дешевая рабочая сила. Улавливаете разницу? Мне эта схема куда как более понятней всех остальных победных реляций.
А потом, в советское время Белоруссия, если чем и была известна, так изготавливавшимися в Гомеле кормоуборочными комбайнами, прежде всего известными на Алтае силосоуборочными и свеклоуборочными комбайнами. А к производству зерноуборочных комбайнов, и неплохих комбайнов, эта небольшая республика, утерев многим нос, приступила сравнительно недавно.
В СССР же это была самодостаточная отрасль, на базе наших более чем высоких технологий. Даже не заглядывая в соцсети и справочники, перечисляю по памяти гиганты комбайностроения в СССР: Запорожье, Ростов-на Дону, Таганрог, Тула, Красноярк. Комбайны этих заводов восполняли в полной мере не только потребности страны, но и экспортировались. По всему белому свету.
Кроме «Ростсельмаша» — все остальные ныне как ветром сдуло.
Думая о Таганрогском комбайновом заводе я почему-то подумал, что великий кинорежиссер всех времен и народов снял свою солнечную киноэпопею о войне на руинах этого завода. Однако я ошибся. Выяснилось — снимал он ее в Таганроге на руинах другого, судоремонтного завода. А ведь могли бы, например, и рубцовчане пригласить прославленного мэтра на съемке в свой город. Снимать там фильмы о войне тоже есть где.
Лежу в больнице с мужиком из Красноярска. Разговор — как там у вас заводы? Тот же комбайновый, выпускавший прекрасные отечественные комбайны, которые, кроме Сибири шли на экспорт во многие страны мира. О! — отвечает он мне, — его давно уже смахнули и на его месте отгрохали квартал элитного жилья.
Добавим к сказанному, что красноярский комбайновый завод был вывезен во время войны.
Что и говорить, Сибири не повезло с заводам, вывезенными сюда в войну. Их тогда, в страшную годину вывезли в тыл, тут с неимоверными трудами подняли, но страшная лапа разорения, однако через столько лет либеральным теперь уже нашествием и тут настигла их. Показав такую свою сумасбродную эффективность, что ахать можно еще по этому поводу полвека.
Но, странное дело — никто не ахает! И жуткие сериалы по этому поводу никто не снимает. Молчат по этому поводу и на телеэстраде вездесущие юмористы.
И это практика, когда предприятия и другие знаковые объекты сносят, а на их месте торопливо возводят нечто рыночное — не уникальная. Наоборот. Прямо-таки, ты уж нас дорогой товарищ Стаханов прости, что всуе имя твое употребляем, стахановские рекорды по этой части «эффективные собственники» ставят!
У нас смахнули за здорово живешь БАМЗ, грохнули на его месте очередной храм торговли, на кону вот стадион, что рядом с вокзалом и Дворец котельщиков.
Настроят же — элитной недвижимости и торговых центров.
Хотя Барнаул по торговым центрам и так на более чем почетном в стране месте. Зарплата, вот беда, за ростом числа этих центров, проклятущая, вопреки бравурным реляциям и отчетам (дескать как дела то у нас? — а все хорошо, прекрасная маркиза) —никак не поспевает.
Про те же заводы подумаю, и возникает вопрос, ну скажем адресованный, прежде всего, к поклонникам Шукшина. Вы там ребята, на шукшинские-то чтения, зачем собираетесь? Если боль его и нерв его творчества близко и в упор не видите.
А ведь кто его читает, тот видит, что его каждая вещь, прежде всего этим, раскаленным добела желанием справедливости и правды пылает, а вовсе не каким-то там фольклорным праздником и очередным бенефисом московских гостей.
Подумаю, и в жуть вгоняет меня эта правда. Я же по мероприятиям этим не езжу. Если ездить туда, то чему-то там учиться. А поехать поглазеть, за палец там подержаться — и это ребята все?
Но вернемся к комбайнам.
Сельхозмашиностроение, в лице мощного министерства сельскохозяйственного и тракторного машиностроения, в котором ныне сдутая промышленность Алтая сияла рубином первой величины: АТЗ, Моторный завод, АНИТИМ, разбабахано.
Но зато теперь, после всего планируется сборка комбайнов.
Начинали ее в Благовещенском районе. Кажется, два собрали. Но ведь у нас были заводы полного производственного цикла. Начиная от мощного литейного производства.
Клара Дмитриевна ЛОМАТЬ из Барнаула в своем письме в редакцию позволила себе задать вопрос: сколько депутатов в той же Госдуме надо, чтобы страна жила счастливо? Может потому неважнецки мы живем, — недоумевает она — что их мало? А если так, то какое оптимальное их число нужно, чтобы нам жилось распрекрасно? И нельзя ли их количество в этой связи как то оптимизировать?
А я бы простодушно сделал каждого достигшего совершеннолетия россиянина депутатом высшего представительного органа страны и вопрос распрекрасности нашей с вами жизни решил бы, что называется, одним махом.
Похоже, у нашей правящей элиты, четверть века пытающейся загнать нас в либеральное счастье, и желающей подарить сермяжному россиянину национальную идею она имеет, и это видно хорошо невооруженным взглядом, довольно нехитрый и пресный вид: отобрать, обанкротить, продать, а затем до щебенки раскатать. И в лучшем случае затем отгрохать на этом месте очередной фигуристый, переливающийся блеском витражей, торговый центр.
Хотя, на мой взгляд, национальной идеи, в обществе, общечеловеков как бы, где царствует интернациональная идея наживы, наживы, и еще раз наживы, — в обществе, раздираемом социальными противоречиями, не может быть по определению. Может быть только одна единственная интернациональная (!!!) идея — идея социальной справедливости. Все остальное — развеселые идеи первого президента России, читавшего на ночь глядя Пушкина…
Чему красноречивое подтверждение — письмо Надежды Федоровны ЛАВРЕНТЬЕВОЙ, из алтайской глубинки, из села Топольного, Угловского района, строки из которого мы здесь приводим:
ЖИВЕМ НА ПОГРАНИЧЬЕ
«Огромная ностальгия у нас по СССР. Когда мы были в строю. И многое решалось тогда нами.
Топольное находится от Казахстана всего в пяти километрах.
Какое было красивое село: была администрация, школа, дом культуры почта, сберкасса, 12 тысяч овец, 1000 голов дойного стада, свиньи, песцы, мех ток, гранулятор, телятник, мельница работала и там же был цех маслобойни. Мы считали себя хозяевами всего этого, но одним росчерком пера мы лишились всего — пошла буйная «прихватизация»: кто смел, тот два съел. Не успели глазом моргнуть, как растащили всю технику, все здания, скот, остались лишь блоки в силосных ямах. Сжимается сердце от бессилия перед тем, кто у власти. Сейчас в селе идет буйное сокращение всех сфер обслуживания, уже 10 лет в село не ходит рейсовый автобус в райцентр, который от нас находится в 74 километрах. Осталась администрация, школа почта. Впрочем, и та под вопросом. Мы себя чувствуем как зеки на поселении. Такие вот дела.
Я родилась в СССР, и в России, горжусь предназначением таким.
Но что живу хорошо, как в былые времена, говорить воздержусь. Труд мой оценен по самым низким процентам. Смешали в корзину и пенсию и полигон. Отобрали возможность держать скотину. Не выездным сделали регион.
Живем на пограничье. Лишенных всяких прав. Не забывают лишь с нас взимать налоги. Благо, что хоть почта есть».
А еще у нашей все той же элиты есть идея фикс, которая так и просится в расширенное толкование все той же национальной идеи.
Нам нужно развивать туризм!
Разговоры о развитии которого напористо идут у нас как на местах, так и в заоблачных вершинах власти.
Так у нас ныне все путем. Жизненный уровень — во-какой! Особенно у наших олигархов. С демократией, как показывают последние выборы, тоже все чин чином! Экономика — по всем мыслимым азимутам — тянем нитки газопроводов.
Чего бы еще лучше-то!
А вот туризма — ё — моё! — маловато.
И все это подается как неустанная забота о человеке.
А я думаю и пытаюсь совместить одно с другим: туризм этот кому?
Любе с ее 10 тысячами пенсии. Соседу с 15 тысячами зарплаты. Молодому врачу Насте, которая после ординатуры получает 6 тысяч? Которым не до туризму, а быть бы живу. Людям бы работу, людям бы достойную оплату, людям бы хоть чуть-чуть жизнь полегче. Тарифы и цены чуть бы поприличней.
Но разве об этом речь?
Так о каком же тогда человеке забота?
***
ЧТО ЧЕГО ПЕРВИЧНЕЙ?
из прогулок по городам и весям современной буржуазной философии
читая статью «Государство для идеологии, а не идеология для государства»
Александра Дугина
«Идеология всегда первичнее государства».
Вот яркая фраза, которая чаще всего бывает в конце, а эта стоит чуть ли не в заголовке текста.
Это идеализм в самом чистом и откровенном виде.
Где даже Фихте, он же Иоганн Готлиб, с его субъективным пониманием мироустройства — с блаженною улыбкой отдыхает.
Вероятней всего это разновидность фихтевского идеализма на русской почве (а точнее цветущей на русской почве) именно в период ожесточенного, и главное по всем азимутам и параметрам, формационного слома, который наша историческая и философская мысль шарахается, как черт от ладана.
И впрочем — не без оснований.
Ибо формационная подоплека в этих воззрениях выражена с вопиющей очевидностью.
«Государство — это аппарат насилия».
Вот фраза с детсадовских времен и внятная и понятная.
(материалистическое понимание истории государства понятно не вписывается в конструкцию этого текста)
И это классическое определение с лихвой поясняет существо и наличие идеологии в государстве всякого разлива, как бы оно не называлась на самых разудалых праздниках мещанского довольства и самодовольства человеческой мысли, ибо без идеологии нет и государства.
А если нет того чего нет, о чем тогда и говорить?
Но нас, склоняя по горним весям и долам национального совершенства, уверяют, что нет, что «Государство — это выражение мысли, Идеи».
Что вот у нас ее нет.
Есть. Судари и сударыни, господа хорошие и дорогие разом же товарищи, которые когда-то тоже в нашей стране есть и были! Никуда она не делась. И ее, классическое выражение этой идеологии сегодня, даже миную тонкие нюансы национального — Т-Д-Т.
А все благости, впрочем, как и колкости в адрес глобализма тут, в этой статье можно со спокойной душой опустить.
…
Это затейливая статья об отсутствии в нашем государстве национальной идеи и идеологии столь восхитетелно ярка в своей откровенности, что не надо даже заглядывать в более чем суровые откровения скажем такого авторитетного издания, как «Краткий философский словарь» под редакцией М.Розенталя и П. Юдина, тем хорошего, что в нем черное называется при любом раскладе сил черным, а белое — белым.
Это в самом хорошем и щадящем смысле слова.
Данная статья, хорошая школа и пособие для вдумчивой работы всякого материалиста.
Для понимания того главного водораздела борьбы идей и не только их, в нашем как будто бы совершенно малопонятном мире.
Который с блеском был описан еще в работах прошлого и позапрошлого века классиками.
Представителями классической русской литературы, начиная от Пушкина, Гончарова, Достоевского, Толстого и кончая Горьким.
И этим она уже безусловно и восхитительна и хороша.
А все остальное в ней — арбузные семечки из средневековых, переполненных моральными наставлениями и сентенциями Конфуция и мифами китайских романов, которые во время праздника фонарей лузгают на балконе собравшиеся на праздник празднично ряженные гости.
К раздумьям грамотных и пророчески продвинутых людей о поисках потерянной нац. идеи прилагаю из редакционного архива статьи с материалами из глубинке о ней, без всякого Первопрестольного понятное дело бдения, которые по прошествии лет, смело могу заверить всех кто это текст прочитает, не устарели.