22 сентября российская «горилла» — бывший президент РСФСР, клявшийся на Конституции страны, публикует свой Указ 1400 и начинается осада Дома Советов в Москве, где работает Верховный Совет РСФСР – высший законодательный орган страны. Сегодня никто в эРэФии не смет утверждать, что этот Указ не был началом преступного и кровавого государственного переворота. Бормочут только о какой-то свободе и демократии, о якобы предотвращении гражданской войны. Тщательно умалчивают, что кровавые дни 22 сентября 4  октября 1993 года были логическим продолжением войны против собственного народа, развязанной еще в 1957 году бывшим кандидатом в члены Политбюро ЦК КПСС ренегатом и алкашом Ельциным. И молчат о том, что война захвативших власть либералов с  народом длится и длится в уродливых формах на выборах, через приняьтие и осуществление все новых антинародных законов, смягчаемых путинскими указами о очередных подачках, лживыми и развратными кинофильмами на ТВ и рекламными роликами, отупляющими зрителей.

Со дня опубликования Указа, мы в Коломне, группа коммунистов и беспартийных патриотов, начали борьбу за спасение Советской власти в стране. Базируясь на комнате-приемной нашего депутата ВС РСФСР Суркова, пользуясь его возможностями звонить бесплатно в любой город страны связывались с единомышленниками. Помню, что был обнадёживающий разговор с комдивом на Урале, который сказал, что нужен приказ действовать. Не было потом никаких приказов, но 3 октября в ночь на 4-е были отправлены в Останкино безоружные люди, котрых там расстреляли из крупнокалиберных пулеметов. Наш товарищ, коммунист, капитан первого ранга в отставке, чернобылец А.Д.Талицких, чуть не погиб, лёжа на асфальте рядом с незнакомой девушкой. Убитой на его глазах пулями полицаев из Останкино.

Рассказ учительницы Веры Ивановны Храмовой был бесстрашно опубликован редакцией тогда же в газете «Советская Коломна» — наследнице ранее учрежденной нами тоже откровенно коммунистической газеты «Красная гвоздика». Она почти весь 1993 год была органом областного отделения  промежуточной для нас- коммунистов социал-демократической партии, СПТ, и с 1 сентября 1993 года была нами закрыта в связи с учреждением органа коломенских коммунистов- членов КПРФ.

28 лет редакция газеты, ставшей в начале 2000 годов органом областного отделения КПРФ остается верной свои коммунистическим убеждениям. В 2007 году, в связи с 75-летием её соучредителя и главного редактора один из читателей и авторов В.Е.Петровский газеты прислал ему свое поздравление в стихах:

Не единственный я сожалею,

Как и многим, мне искренне жаль,

Что страна к твоему юбилею

Не смогла отчеканить медаль,

Равноценную той «За отвагу»,

Самой ценной наград для солдат.

Ты в лихую годину ни шагу,

Ни полшага не сделал назад.

Не качнулся ни влево, ни вправо,

С нашим знаменем вышел вперёд…

Принимая поздравленья по праву!

Наше время, я верю, придёт.

Вот как о событиях 3-4 октября 1993 года в Москве рассказала Вера Ивановна.

22 сентября.

Ельцин только что объявил о разгоне Съезда народных депутатов и Верховного Совета РСФСР. В Москве ночью начали строить баррикады. Господи, что же будет?

3 октября.

Солнечным осенним утром мы, группа коломенцев, ехали в Москву на Всенародное вече. Гнев и возмущение вызвал у нас указ Ельцина, носком ботинка отшвырнувшего Конституцию страны. А заодно он, не спросясь народа, изменил нам общественный строй, объявив выборы в неведомую, явно карманную Думу. Да ещё по-хамски, на глазах у всего мира издевается над Верховным Советом, чему трудно в истории подобрать аналогию.

З октября – День учителя. Спутники тепло поздравили нас со Львом Яковлевичем Сорниковым. Несмотря на возмущение политикой президента, настроение было в общем мирное.

В последние годы я полюбила Октябрьскую площадь с романтически- вдохновенным памятником В.И.Ленину на строгом фоне высоких белых зданий. Выходим из метро, в глаза бьёт солнце… Но что это? Сплошная стена металлических щитов ОМОНа. Как, мы теперь уже и слова не имеем в своей стране? Где же хвалённая демократия с провозглашённым правом на собрания, митинги и демонстрации? Недоумение сменяется гневом и чувством оскорблённого человеческого достоинства. Гнев выплескивается на омоновцев – 19-летних на вид ребят, но явно направлен не против них самих: «Мальчики, вы же наши дети, и вы пойдёте против своих родителей? Ведь диктатура же идёт, чтобы раздавить трудовой народ! Чью же вы волю исполняете, одумайтесь!

У алюминиевой стенки бушует народное море. Все тротуары забиты, а метро выплескивает всё новые и новые людские волны.

Вскоре эта масса выливается на проезжую часть улицы, заполняет её. Над головами появляются красные знамена и транспаранты.

Неожиданный поворот: мы уже на площади в кольце ОМОНа! Идём мимо памятника В.И.Ленину. Сияет солнце, небо голубое, настроение радостное. В нашу колонну вливаются люди с соседних улиц. Дорога на Крымский мост не перекрыта, мы устремляемся туда.

Вглядываюсь в окружающих, в их лица. Сколько же сегодня молодёжи! Умные, серьёзные глаза. Как радостно идти в массе честных, думающих людей! Наконец-то народ проснулся и стремится навести порядок в своей стране!

У Парка культуры оглядываюсь назад: всё видимое пространство занято демонстрацией – лавина народная! Вдруг остановились: у Крымского моста омоновцы. Что же это такое – теперь и демонстрацию не пускают! Такую массу народа хотят разогнать? Ах, негодяи!

Замешательство, суета, и в друг многоголосое «Ура-а!».

Устремляемся всей массою вперёд через прорванные цепи ОМОНа. Успеваю увидеть летящие в реку щиты. Правильно! Нельзя воевать с собственным народом!

Людская лавина движется уже по Садовому кольцу. Рядом красное знамя. «Смело, товарищи, в ногу, духом окрепнем в борьбе», — запевают рядом сильные мужские голоса, и улица присоединяется к ним. По коже пробегают мурашки.

И снова путь преграждает ОМОН. Люди и автомашины. Оранжевые и с водомётами. Запах «черёмухи» — закрываемся платками и шарфами. А в душе нарастает самая настоящая ярость. Вижу, люди берутся за камни. Демонстрация напирает на тех, кто дерётся у водомётов. И вдруг машины разворачиваются и уходят. И эту преграду прорвали! Движение ускоряется, только теперь я понимаю, что идём к Дому Советов.

И снова неожиданность: выстрелы и крики: «Боевыми стреляют, боевыми, ложись!».

Стреляют из гостиницы «Мир», из мэрии. Бежим и падаем за выступом лестницы у парадного входа в Дом Верховного Совета РСФСР. Через 10 минут стрельба кончается, и мы встаём. Жарко. Площадь переполнена людьми. Кричат, обнимаются и плачут от радости. Оказывается, сметено все оцепление вокруг «Белого дома», освободили депутатов-узников. Вот они все на трибуне приветствуют народ. Знакомые, дорогие лица: Горячева, Бабурин, Павлов, Саенко, Хасбулатов, Челноков, Руцкой. Кто-то в белой шапочке, очки, борода – Юрий Власов.

Ликование не смолкает – победа! Площадь запевает родное: «Широка страна моя родная»… Как это прекрасно в такой миг оказаться вместе со своим народом!».

Подходит Сорников, радостный, зовёт: «Идёмте, там Сурков!». Бросаемся к Александру Борисовичу и останавливаемся, пораженные выражением его глаз. В них трагическая отрешённость. После короткого разговора он вдруг обнимает, как мать, Киру Андреевну и прощается с нами.

Но не хочется думать о причинах его печали: наверное, устал, натерпелся. Снова поём, смотрим, как берут штурмом мэрию при всеобщем одобрении. Провели её сидельцев, стрелявших в народ. А вот ещё один. Кто-то кричит: «Брагинского вывели! Зам. Лужкова!».

«Ох, — дайте я ему врежу!» — раздалось из толпы. И тут же: «Не надо, не надо, товарищи!». И конвой спокойно проходит в Дом Верховного Совета.

Шло время, мы были постоянно втроем с Кирой Андреевной и Татьяной Бахтиевой. Где наши мужчины? Что с ними? Не там ли, у Останкино, где стреляют? Говорят, что радио и телевидение отключилось, значит бой идёт? Тревожно, тревожно. Про себя привычное: «Боже, помоги силам добра и правды одержать победу!».

Уже совсем темно, но народу не убывает. Молодая женщина поручает нам заняться сбором денег: нужно кормить людей. На асфальте огороженный турникетом расстелен кусок полиэтилена, и к нам уже начинают подходить лентой очереди люди. На полиэтилен летят ворохи купюр. Такого я не видела никогда в жизни! Как в кино о Кузьме Минине, когда женщины снимают с себя серьги и обручальные кольца и кладут на алтарь Отечества. Ворох денег растёт – за 20 минут 122 тысячи рублей, в том числе и стодолларовая бумажка. Кто-то трогает меня за плечо. Черноглазый, с тонкими чертами лица мужчина подаёт  пакет: «Возьмите, здесь полмиллиона рублей». И уходит. Есть люди! Изумлённая, передаю свёрток Кире Андреевне.

Москвичи начинают приносить хлеб, консервы, сахар, тёплую картошку. Кто-то принёс большой мешочек сала, нарезанного крупными кубиками. Делаем бутерброды и раздаём. Все просят чаю или хотя бы кипяточку. Становится холодно, и мы ждём, когда вскипит вода в вёдрах, подвешенных над костром.

За 12 дней блокады у Дома Совета возник какой-то походный «комфорт»: навес, очаг, столик из кирпичей… Привозят мешки с тёплыми батонами, которые Кира Андреевна режет тупым ножом. Мы начинаем ей помогать, и люди подходят в очередь и берут каждый по куску. Помню, один кусочек отрезался совсем маленький. Чья-то рука берёт его, я поднимаю глаза:» Это очень мало, возьмите ещё». – «Что Вы, что Вы! Вдруг кому-то не хватит!».

Вспоминаю сейчас и горько плачу. Жив ли этот человек или тонюсенький кусочек был последним в его жизни?

4 октября.

Уже глубокая ночь. Холодно. В центре толпы стоит женщина в белом свитере, совсем раскрытая на холоде и что-то рассказывает. Прислушались. Голос срывается, а лицо будто застыло: «Что там творилось! (Это об Останкино!). За что? Палачи!» Площадь тревожно затихла.

Иду за кипятком и вижу группу молящихся возле импровизированного киота из нескольких десятков разнокалиберных икон. Свечи горят, люди шепчут, крестятся, кладут поклоны.

Начинает рассветать, и людей зовут укреплять баррикады. Отпускаем в Коломну к больной родственнице Киру Андреевну, а сами решили остаться до 6 утра. Идём в двухэтажный корпус умыться и причесаться, а там вповалку спят люди. С краю оказался молодой священник, который вечером читал молитвы у киота. Он выходит во двор, и возвращаясь, мы видим, как он кладёт поклоны во время молитвы. Выпрямляется во весь рост, потом на колени и головой в землю, волосы в песок ложатся, а губы шепчут молитву. И так без конца.

Эта сцена утренней молитвы – последнее моё мирное впечатление у бывшего белого, а ныне почерневшего Дома Верховного Совета РСФСР. Из него выбегает наша знакомая, поручившая деньги принимать, и кричит: «Всё, женщины, атака началась! Быстро в укрытие!». А по площади уже бьют очередями. Толпой, пригибаясь, бежим через площадь, падая под пулями, ложась и вставая, добежали до Баррикадной. Метро закрыто, а сзади уже беспрестанная канонада, взрывы.

«Господи, господи, господи! Что происходит?»

Справа к Дому Совета идут сплошным потоком танки, БТРы, мотопехота со щитами и в касках. На людей! На  своих людей! Звери! Палачи! За что?

У домов стояли люди, много людей. Они плакали, кричали проклятья. Кто-то выбежал на дорогу, за ним другие, мы тоже подбежали, перегородили улицу. БТРы остановились, выбросили омоновцев в чёрных масках, и те со страшным, диким «а-а-а!» бросились на нас. Это было так страшно, словно дикие звери накинулись. Бежим!

Бегу из последних сил, а за мной высокий бугай с чёрной тряпкой на лице. Обернулась, спрашиваю: «Что, убивать будешь?»

«Иди, дура! – орёт он и толкает в спину автоматом. Бежим теперь дворами и через какое-то время, грязные, измученные, снова выходим на улицу.

«Негодяи, мерзавцы, подонки! Людей, как собак, гонять! Своих людей, в своей стране! Да никогда не простится вам это!».

…Над «Белым домом» поднимался густой, чёрный дым. Орудия всё били и били. И слёзы всё лились из глаз, душили рыдания. Что делать теперь? «Оружия надо, оружия!» — слышалось в толпе.

Было уже около 10 часов утра. Значит 3 часа уже расстреливают людей, находящихся в здании высшего органа государственной власти страны. Людей, защищавших Закон, Конституцию, элементарные человеческие права, приехавших сюда с мыслью о Родине. Сердце рвётся на части, не хочется жить.

Приехав домой, я сказала: «Сегодня я видела 1905 год».

В.Храмова.

 Написано мною 4 октября 1993 года в Коломне.

Упущена победа. Черный дом

Как символ пораженья – Ламомеда

Чилийская И новый Пиночет

Уже спешит чилийскому вослед,

Чтоб сделать жизнь осуществленьем бреда.

Сидят в тюрьме трусливые вожди

Отпущены с презреньем депутаты:

В такой стране, бессилием объятой

От них большой опасности не жди.

Народ волнуется на площадях –

Не страшно! Будут брошены подачки.

Мозги промоют чисто телепрачки

И довершит умиротворенье страх.

Страх, словно рак кишечника, сидит

В мозгах людей и подавляет стыд.

Но всё же мы встаём из липкой тины,

И возникает призрак гильотины

В сознанье победителей. Они

В напрасной суете проводят дни.

Без совести, без разума, без чести –

Достойны кары – недостойны мести.

Л.Сорников.