Прошло 30-летие образования Концерна. Правда как-то буднично без фанфар и именитых гостей, думаю, что определяющую роль в скромности праздника сыграла продолжающаяся специальная операция и очередная пандемия. Более подробно о создании концерна я написал в статье от 16.08.2022, опубликованной на Проатом.ру «Концерну Росэнергоатом — 30 лет! Как это было». Как я писал в этой статье: Атомная энергетика, прошла за все время своей работы сложный и трудный путь и неоднократно само существование ее было под вопросом. Об одной из угроз, где я был непосредственным участником событий, хотел бы рассказать.
После Чернобыльской аварии в начале 1986 года произошли массовые отказы системы управления и защиты СУЗ на большинстве реакторов c ВВЭР-1000: это зависания и расцепления поглощающих стержней СУЗ (системы управления и защиты) при срабатывании аварийной защиты. И если расцепления приводов еще можно было пережить, т.к. основными негативными последствиями были снижение мощности: обидно терять миллионы рублей, но не смертельно), недовыработка и перекосы в нейтронных полях активной зоны, то зависания могли в случае аварийной ситуации на реакторе закончиться катастрофой с расплавлением активной зоны и выходом радиоактивности за пределы гермооболочки.
Говорю уверенно, т.к. в то время я курировал в 16 ГУ Минсредмаша СССР (открытое название Главатомэнерго Государственного комитета атомной энергии) проблемы эксплуатации действующих и разработку перспективных реакторных установок с ВВЭР, и соответственно работу ОКБ «Гидропресс» (главный конструктор В.В. Стекольников) и Отделения Курчатовского института (руководитель В.А. Сидоренко). А проблем с РУ ВВЭР хватало: то уронили при транспортировке корпус реактора на площадке НвАЭС, там же образовалась трещина в опорном кольце реактора, трещали коллектора и трубчатка парогенераторов на ВВЭР и т.п., все это требовало принятия соответствующих решений и организации работ как на уровне главного конструктора и (ОКБ ГП) и Научного руководителя, так и 16 главного управления. Но возникшие проблемы с приводами СУЗ были серьезнее большинства других, речь шла не только о существовании атомной энергетики, но и всей страны. Еще одна авария с расплавлением активной зоны и выходом радиоактивных материалов за пределы площадки могла не только похоронить отечественную атомную энергетику, но и запустить процессы развала страны. Тем более, что уже западные не партнеры начали компанию по дискредитации советского мирного атома, подхваченную отечественными либералами и экологами. Цель была конечно «святая» напугав мировое сообщество атомной угрозой, закрыть советские АЭС и вытеснить СССР с мирового рынка атомных технологий! В 1986 году антиатомная компания только начинала разворачиваться с требований всего «прогрессивного» сообщества (тогда еще не ЛБГТ сообщества) закрыть все АЭС с РУ типа РБМК, которое позднее, с началом перестройки и гласности распространилось на всю атомную энергетику страны. Помню в командировке в Воронеже мы с Виктором Алексеевичем Сидоренко сойдя с поезда ждали машину для поездки на аварийный энергоблок НвАЭС, где на ВВЭР-440 была обнаружена трещина в опорном кольце корпуса реактора. Разговорившись он произнес сакраментальную фразу: «знаешь после Чернобыля в приличной компании стало стыдно говорить, что ты работаешь в атомной энергетике». Я ее запомнил также как всегда буду помнить профессионала высочайшего класса В.А. Сидоренко. Не хватало только еще тяжелой аварии на АЭС с ВВЭР, чтобы встал вопрос о закрытии всей атомной энергетики. А вероятность такой аварии была из-за отказов СУЗ была и ежемесячно возрастала. Кстати, причиной повреждения опорного кольца корпуса реактора, оказалась медная прокладка, установленная при монтаже для выравнивания корпуса. Сейчас точно не помню, но отклонение от горизонтали многометрового в диаметре корпуса допускалось где-то на уровне 1-2 миллиметра. Также к причинам можно отнести нарушения правил и норм при монтаже, вызванное желанием поскорее сдать энергоблок и недостаточный контроль за монтажом со стороны эксплуатации и надзирающих органов.
С начала, на стадии осознания проблемы и постановки задачи (а это уже почти половина ее решения), начались взаимные обвинения: главный конструктор предъявлял претензии к эксплуатации приводов, эксплуатация говорила о дефектах в конструкции приводов СУЗ. Кстати, обвинения с одной и другой стороны, как выяснилось позже, были обоснованными, другой вопрос, что они не ускоряли, а тормозили решение проблем. Потребовался грозный оклик с самого верха: Политбюро ЦК КПСС на доклад, сделанный профильными отделами ЦК о нарушениях в работе приводов СУЗ дало поручение, помню 5 министерствам (Министерствам среднего машиностроения, энергетики, энергетического машиностроения, приборостроения, электротехнической промышленности и АН СССР) в месячный срок: разобраться с проблемами СУЗ, найти решение и доложить! Почему до мельчайших подробностей помню всю эту историю – курировать решение этой проблемы в аппарате Минсредмаша, (и соответственно роль стрелочника в случае неудачи, правда вместе с достойной компанией в лице ОКБ «Гидропресс и Курчатовского института) было поручено мне! Импульс, пришедший с самого верха положил конец поискам виновных, и работа закипела. Были найдены технические решения как в изменении конструкции, так и правил эксплуатации (не хочу утомлять читателей техническими подробностями). Скажу только, что причины расцепления и зависания были разными. И если при расцеплении потребовалось минимальное изменение узла крепления кластера поглотителей к штанге привода, то при зависании пришлось вносить более серьезные изменения в конструкцию.
Необходимо также отметить, что отказы происходили на фоне грубых нарушений правил эксплуатации приводов СУЗ персоналом АЭС. Кстати при работе приводов СУЗ на испытательном стенде в ОКБ «Гидропресс», где их «гоняли» до исчерпания ресурса, в условиях имитирующих эксплуатационные ни одного! случая расцепления, а тем более зависания не было. Заключительным аккордом, уже к концу установленного месячного срока, было совещание на Ижорских заводах (тогда — изготовитель приводов СУЗ) с участием 4 министерств (все были представлены заместителями – первыми заместителями Министра), а вот руководство Минсредмаша почему-то не пригласили, и начальник 16 ГУ Куликов направил меня. Ехали мы с В.В. Стекольниковым и поселились в одном номере. На следующий день разгорелась последняя жаркая дискуссия между генеральными директорами Ижоры и Электросилы, но уже не по вопросу что делать, а кто будет отвечать в целом за привод СУЗ, если, что-то пойдет не так, ведь ответственность лежит на том предприятии, которое сварит на изделии последний шов. Но сроки были ограничены: на следующий день от Политбюро должен приехать на Ижорский завод секретарь ЦК Зайков и выслушать наш доклад. До поздней ночи мы вдвоем с Василием Васильевичем Стекольниковым писали в гостинице протокол совещания, который утром в цейтноте подписали все участники и доложили Зайкову о том, что технические и организационные решения найдены и отказы приводов СУЗ будут устранены. Но на этом эпопея с приводами для меня не закончилась: нужно было еще и доложить в ЦК о проделанной работе и доложить за подписью всех, кому поручалось, т.е. 5 Министрам и Президенту АН СССР А.П. Александрову. Это осложнялось еще и тем обстоятельством, что на поручении стоял гриф из 2 букв, кто работал в системе Минсредмаша знает, что это такое, и естественно, ответ должен быть тоже с 2 буквами. Не буду утомлять читателей описанием хождения по мукам по 4 министерствам (в Минсредмаше я подписал сразу), расскажу только о запомнившейся встрече с Президентом Академии наук СССР, директором Курчатовского института Великим! (без преувеличения и иронии) Анатолии Петровиче Александрове. Помог Кулов Евгений Владимирович, недавно вновь вернувшийся в 16 Главк заместителем начальника с должности Председателя Госатомнадзора СССР, которую пришлось покинуть после Чернобыля. Узнав, что осталась только подпись Анатоль Петрова, так его называли в Минсредмаше, он разыскал его через Сидоренко В.А. дома, Александрову нездоровилось, и мы поехали к нему в коттедж, недалеко от института. Должен отметить, что коттедж, выдающегося ученого и организатора науки, был, по сегодняшним меркам, очень и очень скромным. Войдя в гостиную, мы присели и скоро со второго этажа вышел сам А.П. Одет он был в какие-то треники телесного цвета и такую же фуфайку, что было диссонансом с рангом Президента РАН и директора Курчатовского института. Привыкший видеть его в официальной одежде на всяких торжественных мероприятиях я даже смутился. Выслушав мой доклад о проблемах с зависанием и расцеплением приводов СУЗ и их устранении, Анатоль Петров задал мне вопрос: «а причина зависаний и расцеплений одна и та же?» Я начал объяснять, что разные, но почувствовал под столом довольно сильный толчок ногой от Кулова. Поняв, что не стоит утомлять великого человека ненужными подробностями и подписав доклад в ЦК, я отбыл на работу. В целом этим эпизодом (вниманием к проблемам атомной энергетики даже на уровне Политбюро) скажу основное: использование атомной энергии, как в мирных, так и других целях и ее безопасность были в центре внимания высшего руководства страны. Для понимания, хочу напомнить, что практически все заместители Председателя Правительства СССР, да и сам Председатель Н.И. Рыжков, принимали непосредственное участие в ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС сменяя друг друга на площадке ЧАЭС каждые две недели.
В данной статье я хотел рассказать не только о решении одной из существенных проблем атомной энергетики, но и о системе принятия решений по безопасности в техногенной сфере в то время. Угрозы существования атомной энергетики с решением проблемы приводов СУЗ не закончились, а нарастали в основном в период смутных 90-х годов, но перешли из технической плоскости в организационно-экономическую и, как точнее выразиться – в область общественной приемлемости (информационно психологическую). Но, как говорится, это уже другие истории, о которых я надеюсь расскажу позже.
Щербаков С.П. Заместитель Генерального директора Концерна Росэнергоатом 1997-2001 гг.
До и во время описываемых событий работал:
1977-1984 гг. – оператор, старший оператор, старший инженер-механик, старший инженер-оператор управления реактором, начальник смены РЦ и АЭС, одновременно секретарь комитета ВЛКСМ (неосвобожденный) Кольской АЭС;
1985-1986 гг. – ведущий инженер 16 главного управления Минсредмаша СССР;