Ещё незабвенный Никита Сергеевич, вероятно, судя о других по себе, вбросил в общественное сознание версию, будто никакой всенародной любви к Сталину не было – якобы люди были вынуждены имитировать её из страха. Позже сию версию с восторгом подхватили «новомышленцы». Однако и в те годы, когда антисталинизм сделался политической модой, находились люди, не только сохранившие уважение к вождю, но и не боявшиеся открыто выражать его.
Показательно, что среди стойких приверженцев Сталина были и те, которые при минимуме желания могли бы записать себя в «жертвы сталинизма». Известно, что Хрущёв так и предложил сделать маршалу Рокоссовскому, который был репрессирован в 30-е годы. Но Константин Константинович категорически отказался. Писатель Феликс Чуев, хорошо знакомый с семьей Молотовых, вспоминал, что жена Молотова, которую тоже не миновали репрессии, первый тост на домашних праздничных обедах всегда поднимала за Сталина. Семья Ивана Шеховцова была в 1930 году раскулачена и сослана на спецпоселение. Несколько позже её раскулачивание было официально признано необоснованным, и она смогла вернуться домой, но за время жизни в ссылке умер младший брат Ивана. Тем не менее, в разгар «перестройки» и в годы «реформ» Шеховцов, несмотря на развязанный против него моральный террор, активно и целеустремлённо защищал доброе имя вождя. Василий Кондаков, тоже из семьи раскулаченных, писал в самом конце 1990 годов: «Это благодаря его, Сталина, заботе об укреплении страны и улучшении жизни народа я стал журналистом, а мой брат Алексей впоследствии – председателем того самого сельского Совета, решением которого был занят наш дом»…
Чем объяснить такую непоколебимую верность вождю? По всей вероятности, у кого-то были и личные мотивы, но, безусловно, определяющее значение имело понимание того, что при всех частных ошибках и перегибах, допущенных в то время, правильным было главное – Сталинский проект строительства нового общества.
Взять, к примеру, писателя Всеволода Кочетова. Если повыдёргивать отдельные моменты его биографии да ещё интерпретировать в «демократическом» духе, то получится типичная «жертва сталинизма». Вот хотя бы такой эпизод: редактор «Ленинградской правды», где в начале войны работал военкором Кочетов, из личной неприязни к нему уволил писателя и, используя своё влияние, добился, чтобы его не принимали ни в какую другую редакцию. В условиях блокады это было едва ли не смертным приговором: человек был лишён права на карточки. Кочетов вспоминал, что одно время он перебивался тем, что ездил обедать… на фронт, к знакомым командирам, благо пропуск был выдан не редакцией, а военными органами и его не отобрали. А потом писателя с охотой взяли в армейскую газету, на которую влияние его прежнего начальника не распространялось.
Однако Всеволод Анисимович не озлобился на систему. Он понимал, что дело не в Сталине, не в коммунистической идеологии, а в том, что к коммунистам примазалось много людей, совершенно чуждых идее. В записках военных лет Кочетов сравнивает коммунистов с рубином, а таких людей – с бутылочным стеклом, смазанным суриком, «И он, такой, «смазанный», ненавидит всех, потому что бутылочному стеклу нелегко исполнять роль рубина».
Такие «смазанные» после ХХ съезда КПСС с лёгкостью флюгера переключились с безудержного воспевания Сталина на его бессовестное поношение, стали строчить письма в ЦК с требованием не допустить возвращения «сталинизма». А ведь все они были людьми очень образованными и развитыми, и не могли не понимать: «борьба с культом личности» наносит тяжелейший удар по мировому коммунистическому движению, по авторитету Советского Союза; а отказ от основополагающих принципов Сталинского проекта социалистического строительства поворачивает нашу страну с пути к коммунизму в тупик. Но все соображения высшего порядка перевешивало то, что дискредитация сталинских норм жизни освобождала их, «смазанных суриком», от необходимости притворяться настоящим рубином, теперь внешней окраски было вполне достаточно. А те из них, кто дожил до конца 80-х годов, с готовностью сняли с себя и внешнюю окраску в красный цвет – и всё воочию убедились, что они были и остаются обычным «бутылочным стеклом».
А Всеволод Кочетов начал трудную борьбу против извращения Сталинского курса. Его критиковали в печати, ему прилепили ярлык «сталиниста», организовывали кампанию травли писателя – не только открытую, но и подлую, через формирование неприязни к нему с помощью «информационного оружия» того времени – распускания слухов и сплетен. Однако Всеволод Анисимович непримиримо продолжал отстаивать мысль, что отход от Сталинского проекта неизбежно ведёт к разрушению достигнутого в духовной жизни общества, к размыванию идеологических устоев в сознании людей, к «слякотным дням жизни без идей», в которой заржавеет и порвётся цепь преемственности между поколениями
Так и произошло. Слякотные годы жизни без идей действительно привели к тяжёлому духовному и идеологическому кризису, к разрыву преемственности между поколениями, и в конце концов – к созданию условий для осуществления контрреволюционного переворота. «Перестройка» и продолжившие её «радикальные реформы», которые ничего не принесли, кроме разрушения самой нашей страны и во всех сферах жизни общества, контрастно выявили величие сталинского проекта и достижений на пути его реализации. Не случайно, что в это время Сталину и периоду его правления начали воздавать должное даже некоторые из тех, кто считался антисталинистом – к примеру, философ Александр Зиновьев, писатель Вадим Кожинов. Поэт Виктор Боков, проведший при Сталине немало лет в лагерях и раньше ненавидевший его, в «демократическое» время написал стихи-признание:
Что случилось со мной, не пойму
От ненависти перешёл к лояльности.
Тянет и тянет меня к нему,
К его «кавказской национальности».
И ещё один существенный фактор. Для всех подлинных патриотов Сталин олицетворял и олицетворяет поныне могущество нашей державы, которое выдержало все испытания. Как пел в 50-е годы Александр Вертинский
Как высоко вознёс он державу,
Вождь советских народов-друзей,
И какую всемирную славу
Создал он для Отчизны своей!
Злобные нападки сановных антисоветчиков на наше прошлое, судя по всему, только способствуют росту уважения к Сталину. Ведь в делах созидания великим свершениям сталинских лет они могут противопоставить только снова и снова повторяемые мантры о «масштабных задачах», изрядно всем надоевшие.
И вот подтверждение этому. Ко времени прихода Путина к власти, в России, по данным социологов, лишь 20% населения относилось к Сталину «позитивно и скорее позитивно». Два последующих десятилетия власть и её пропагандистская прислуга пытались огородить память о великом прошлом Советской страны «стеной скорби». Но все их усилия были тщетны. В год 140-летия вождя, как показали исследования Левада-центра, доля тех, кто одобряет Сталина достигла 70%!