В «холивар» между приверженцами социализма и апологетами капитализма нередко вмешиваются сторонники «третьего пути», критикуя недостатки моделей тех и других и предлагая освободиться от «-измов». Отталкиваясь от расхожей сентенции Томаса Даннинга («Капиталист пойдет на любое преступление ради 300% прибыли») и выражая сомнение, что все капиталисты «алчные твари», они говорят:
«Не все измеряется прибылью. И если мы признаём, что люди не являются одинаково безнравственными, то проблема не в капитализме как таковом, а в этических принципах, которыми руководствуется каждый конкретный человек. Капиталист может использовать свое положение для извлечения прибыли различными способами, и это действительно может привести к негативным последствиям. Но это вовсе не означает, что каждый капиталист — аморален по своей природе, или что капитализм неизбежно ведет к преступлениям. Система лишь предоставляет людям возможности, а уже от них самих зависит, как они этими возможностями воспользуются».
Смысл критики тезиса Даннинга (и имплицитной апологетики «нравственного капитализма») основан на констатации презумпции неалчности человека: не каждый человек алчная тварь.
Аргумент вроде бы железобетонный. Мы все считаем себя хорошими и порядочными людьми; да, поблизости жуликов и придурков тоже хватает, но до алчных тварей им как рукой до неба. Если каждый будет добрым и бдительно следить, чтобы вокруг него люди нравственно возрастали, то мало-помалу в мир сойдет гармония и нега. Правда ведь?
Наш воображаемый оппонент прав, а Даннинг неправ, если алчных тварей в обществе критически мало – значит, следует просто взять и посчитать, сколько «алчных тварей» в капиталистическом обществе. Приступим?
Антропологи выяснили, что человеческое общество по любому сколько-нибудь значимому вопросу или качеству разбивается на три страты: «сторонники» (приблизительно 15%), «противники» (15%) и «конформисты» (70%). Распределение «15-70-15» – антропологическая константа. Относительно алчности справедливо ожидать, что любой коллектив выдвинет 15% алчных тварей, 15 стойких бессеребренников и 70% неопределившихся. Так что, получается, оппонент прав: бессеребренники и алчные твари находятся в равном положении и, переманивая конформистов на свою сторону, бессеребренники способны учредить «капитализм с человеческим лицом»?
А теперь загадка: за кем пойдут конформисты – за бессеребренниками или алчными тварями? Разгадка загадки проста: конформисты пойдут за «общественным мнением»; какую установку транслирует элита, той же дорогой пойдет послушное большинство: 70% – не антропологическая константа, а социологическая переменная. Если элита говорит, что «воровать категорически нельзя», то воровать будут только 15%. А если элита вещает, что «воровать не так чтобы хорошо, но если очень хочется, то можно», то воровать будут 85% и только 15% окажутся способными устоять перед соблазном.
Разумеется, 85% ворующих – это никакие не «алчные твари» (таковых по-прежнему 15%). В основном это «голубые воришки», которые поначалу воруют и стесняются, но постепенно перестают стыдиться, поскольку «так поступают все». И разумеется, голубой воришка пойдет не на любое преступление, а лишь на то, что «относительно законно» – за которое могут привлечь, а могут лишь пальчиком погрозить. Коррупция, мошенничество и серые схемы ухода от налогов – только ли алчные твари падки на эти прегрешения? Но голубому воришке и не надо 300%, прибыли – 50, а то и 20% его устроят за глаза.
Наличием легиона «голубых воришек» обеспечивается безопасность и благополучие алчных тварей. Любые потуги и призывы альтруистов не воровать будут тонуть в аморфной толще саботажа «голубых воришек». Нет, они не будут протестовать или бороться с увещеваниями их совести, они даже будут кивать и поддакивать «не я плохой – мир плохой». Увещевая «голубого воришку» тихим шепотом, мы должны осознавать, что из каждого утюга и от каждого бизнес-партнера он слышат громкий приказ в совершенно противоположном направлении: «воруй!». Чьему призыву последует конформист и долго ли он будет прислушиваться к увещеваниям альтруистам, вызывающим моральный диссонанс в его тонкой душевной организации?
Не «алчные твари», а «голубые воришки» составляют социальную базу капитализма – это его «армия спасения». Большинство, послушное призывам 15% «лидеров», захвативших культурную гегемонию, становятся агрессивно нетерпимым к доводам 15% «диссидентов». Разве в нацистской Германии или бандеровской Украине все поголовно нацисты? Нет, и там и там отмороженных нациков было не более 15%, остальные (за вычетом непокорных диссидентов) – «агрессивно-послушное большинство».
Главное возражение нашему оппоненту состоит в том, что он выводит Систему за рамки своего рассмотрения, чего делать нельзя. Система не только этически не нейтральна, её фактор имеет решающее значение – по крайней мере для 70% неопределившихся. Это прекрасно понимали апостол Павел («Не обманывайтесь: худые сообщества развращают добрые нравы») и В.И. Ленин («Жить в обществе и быть свободным от общества нельзя»), но мы, увлекшись технократическими инструментами социального управления, стали забывать «золотое правило социологии».
Ровно так же дело обстоит с воцерковленностью. Известно, что в России при где-то 80% православных верующих, то есть тех, кто в различных социологических опросах называет себя православными, только около 3% являются воцерковлёнными людьми.
Протоиерей Николая Емельянов говорит, что «когда в Иерусалиме создавалась первая община верующих, как рассказывается в “Деяниях апостолов”, то если посчитать, сколько человек вступили в нее сразу же по Воскресении, это тоже будет около 3% от всего населения того города. В Иерусалиме, по подсчетам ученых, тогда жило где-то 100 тысяч человек, а в книге говорится сперва о 3 тысячах присоединившихся к общине апостолов (ср. Деян. 2, 41), а потом еще о 5 тысячах уверовавших (ср. Деян. 4, 4)», – то есть мы живем в эпоху апостасии, катакомбного христианства!
Мы критикуем СССР за гонения на церковь и притеснение верующих, но разве сейчас не продолжаются гонения и репрессии в отношении христиан, пусть и косвенно, через агрессивную пропаганду греха? Столь удручающе малая доля людей, живущих христианской жизнью, не способна повлиять на в целом языческий социум и превратить савлов в павлов, именно из-за господства либеральной идеологии в обществе.
Да, с началом СВО власть сдвинула идеологический вектор в сторону консерватизма и традиционализма, но капиталистические общественные отношения блокируют эти тенденции – и хорошо понятно, почему. Любостяжание по-прежнему не грех, а чуть ли не добродетель, так что, попустив один грех, мы открываем ворота настежь всем грехам.
Перековать «голубых воришек» / язычников в честных тружеников / воцерковленных невозможно без системных изменений, без низкоуровнего переформатирования Системы, смены этической базы, на которой зиждется общественная «операционная система». Смена этической базы возможна лишь путем смены господствующей идеологии, что, в свою очередь, возможно лишь путем захвата культурной гегемонии вчерашними диссидентами. Хотите жить в честном и справедливом обществе – добро пожаловать в социализм! Хотите жить в христианском обществе – вам в православный социализм! Только так.
Размышление над тезисом об осуществимости «теории малых дел» натолкнула на более фундаментальную дилемму: технократия или идеократия? Верховная власть – власть управленцев (эффективных манагеров?) или власть смыслов, концептуальная власть?
Ценность технократической власти отрицать не только глупо, но и вредно: мы живем в материальном мире и хотим, чтобы в нем всё работало как часы. А для этого нужны технократы, компетентные и эффективные (без кавычек). Как Собянин, например. Но если подняться на этаж повыше и с высоты смыслов спросить – какой мир строят технократы? Какие ценности заложены в его фундамент? Боюсь, что технократы тут бессильны. Порой настолько бессильны, что они не поймут вопроса. А вы о чем вообще? – резонно спросят они и по-своему будут правы. «It works!» – в очередной раз с досадой отмахнутся «физики» от надоедливых «лириков».
Это чрезвычайно распространенное (особенно в среде «физиков», грешащих позитивизмом) заблуждение не так безобидно, как кажется. Технократы, сами не ведая того, таскают каштаны из огня для системы, которую они, казалось бы, критикуют. Долго бы просуществовал плотоядный капитализм Даннинга, если бы не интеллигентный социалист Джон Мейнард Кейнс, женатый на русской балерине и питавший искренние симпатии к Советскому Союзу? Но именно технократ Кейнс придумал «кейнсианство» – Средний путь, из которого вышли средний класс, концепция социального партнерства и теория конвергенции. Поистине, никто так не потрудился для упрочения капитализма и процветания алчных тварей как социалист и «добрейшей души человек» Кейнс!
СССР, возникший как идеократическое государство, погиб не от дефицита технократов, а от их избытка. Физики замочили лириков. Технократам Андропову и Гвишиани было глубоко наплевать на идеологию, в погоне за эффективностью они отмели идеологию как «бабкины сказки» и повелись на «конвергенцию». И всухую проиграли западным концептуалистам, которые ловко одурачили советских технократов «без царя в голове».
Мне очень нравится принцип власти в Иране, где над технократической верхушкой стоит духовный орден «стражей революции», задающий концептуальный вектор, которому беспрекословно следуют технократы. Самое же удивительное, что это… Русская власть! Именно так устроена чисто русская власть, самодержавие, независимо от уклада и институтов – хоть при Грозном, хоть при Сталине. Формула власти Ивана Грозного, сформулированная в Первом послании Курбскому, до сих пор звучит в высшей степени безукоризненно: «Земля правится Божьим милосердием, и Пречистыя Богородицы милостью, и всех святых молитвами, и родителей наших благословением, и последи нами государями своими, а не судьями и воеводами и иже ипаты и стратиги». Не технократами (судьями и воеводами и иже ипаты и стратиги) должна правиться Россия, совсем не ими. Грозный это прекрасно понимал (и Сталин тоже) – а вот мы не догоняем чего-то…
России как воздух нужна концептуальная власть, власть смыслов – идеократия. Без нее, пламенной идеи, освещающей горизонт далеко за пределы личного (как правило, материального) существования, для русского человека мир слишком пошл и скучен, чтобы по-бюргерски его обустраивать. Что немцу хорошо – то русскому смерть. А будет эта пламенная, животворящая идея, высокая миссия – тогда и за технократами дело не станет.