Товарищ Сталин: «Советские лидеры не нуждаются в похвалах со стороны иностранных лидеров»

Одним из наиболее почитаемых российскими либералами западных политиков был и остается Уинстон Леонард Спенсер Черчилль, в годы Второй мировой войны занимавший пост премьер-министра Великобритании. Будучи членом Большой тройки, он вместе с Иосифом Сталиным и Франклином Делано Рузвельтом внес свой вклад в разгром гитлеровской Германии. Однако вопреки уверениям либералов, надежным союзником СССР Черчилль никогда не был.

22 июня 1941 года по радио Черчилль заявил о поддержке Советского Союза в войне с нацистской Германией:

«Мы поможем России и русскому народу всем, чем только можем. Опасность для России – это опасность для нас и для Америки, и борьба каждого русского за свой дом и очаг – это борьба каждого свободного человека в любом уголке земного шара».

На этот момент Великобритания уже находилась в состоянии войны с третьим рейхом, и «известие о нападении Германии на СССР вызвало в окружении премьер-министра чувство чрезвычайного облегчения» (из свидетельских показаний телохранителя Черчилля Томпсона).

Летом 1941 года между Сталиным и Черчиллем началась личная переписка. Советский лидер сразу поднял вопрос об открытии второго фронта в Европе. И получил отказ. Выполнить обещание помочь «русскому народу всем, чем только можем», Черчилль не спешил.

Отказ открыть второй фронт, жизненно важный для СССР, последовал от Черчилля даже после разгрома немцев под Москвой. Черчилль выступал за затяжную войну на измор, главные издержки которой и дальше предстояло нести СССР. (Ничего не напоминает?) Именно по этой причине, как только из США улетел нарком иностранных дел СССР Молотов, прилетавший договариваться с президентом Рузвельтом об открытии второго фронта, туда помчался Черчилль. Он-то и убедил Рузвельта надолго забыть о втором фронте. Это подтвердил посол СССР в США Максим Литвинов, писавший в НКИД: «Президент [США] признает необходимость высадки на европейском континенте, но этому противятся англичане и его собственные военные советники. Не подлежит сомнению, что он в этом вопросе взят на буксир Черчиллем».

В те самые дни, когда наши деды и прадеды сражались с фашизмом в Сталинграде, на Северном Кавказе, под Ленинградом и Ржевом, глава союзной Великобритании Черчилль в своем меморандуме рассуждал о «русском варварстве».

Это чтобы не было иллюзий на тему клятв и заверений: «Мы поможем России и русскому народу всем, чем только можем».

9 ноября 1945 г. в газете «Правда» было опубликовано сообщение, в котором со ссылкой на агентство «Рейтер» говорилось о выступлении У. Черчилля в палате общин. В публикации, в частности, был приведен следующий отрывок из речи Черчилля с восхвалением Красной Армии и русского народа:

«…я должен выразить чувство, которое, как я уверен, живет в сердце каждого, – именно чувство глубокой благодарности, которой мы обязаны благородному русскому народу. Доблестные советские армии, после того как они подверглись нападению со стороны Гитлера, проливали свою кровь и терпели неизмеримые мучения, пока не была достигнута абсолютная победа».

О Сталине Черчилль сказал:

«Я лично не могу чувствовать ничего иного, помимо величайшего восхищения, по отношению к этому подлинно великому человеку, отцу своей страны, правившему судьбой своей страны во времена мира и победоносному защитнику во время войны.

Даже если бы у нас с советским правительством возникли сильные разногласия в отношении многих политических аспектов – политических, социальных и даже, как мы думаем, моральных, – то в Англии нельзя допускать существования такого настроения, которое могло бы нарушить или ослабить эти великие связи между двумя нашими народами, связи, составлявшие нашу славу и безопасность в период недавних страшных конвульсий».

По словам Черчилля, «всякая мысль о том, что Англия преднамеренно проводит антирусскую политику или устраивает сложные комбинации в ущерб России, полностью противоречит английским идеям и совести».

И добавил, что «всё более тесные и дружественные отношения между Англией и Соединенными Штатами не означают враждебного отношения к какой-либо другой державе. Наша дружба может быть особой, но не обособленной».

Сталин прочитал сообщение «Правды», находясь в Сочи. Оттуда уже на следующий день – 10 ноября 1945 г. – он отправил по поводу публикации в «Правде» речи Черчилля шифрограмму членам Политбюро ЦК ВКП(б) Молотову, Берии, Маленкову и Микояну. Документ хранится в РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 98. Л. 81.

Отрывок из шифрограммы:

«Считаю ошибкой опубликование речи Черчилля с восхвалением России и Сталина. Восхваление это нужно Черчиллю, чтобы успокоить свою нечистую совесть и замаскировать свое враждебное отношение к СССР, в частности, замаскировать тот факт, что Черчилль и его ученики из партии лейбористов являются организаторами англо-американско-французского блока против СССР. Опубликованием таких речей мы помогаем этим господам. У нас имеется теперь немало ответственных работников, которые приходят в телячий восторг от похвал со стороны Черчиллей, Трумэнов, Бирнсов и, наоборот, впадают в уныние от неблагоприятных отзывов со стороны этих господ. Такие настроения я считаю опасными, так как они развивают у нас угодничество перед иностранными фигурами. С угодничеством перед иностранцами нужно вести жестокую борьбу. Но если мы будем и впредь публиковать подобные речи, мы будем этим насаждать угодничество и низкопоклонство. Я уже не говорю о том, что советские лидеры не нуждаются в похвалах со стороны иностранных лидеров. Что касается меня лично, то такие похвалы только коробят меня. Сталин».

Далее Иосиф Виссарионович распорядился изъять весь тираж «Правды» и напечатать заново, но уже без хвалебных отрывков из речи Черчилля.

Это еще не все. У этой истории есть горькое продолжение, словно из наших дней.

Не прошло и полгода после славословий в британском парламенте, и 5 марта 1946 года Уинстон Черчилль выступил со своей знаменитой «Фултонской речью», смысл которой сводился к тому, что бывшего союзника – СССР – отныне будут душить. Именно этой речью Черчилль известил мир о начале холодной войны. Чем все завершилось, вы знаете – поражением и распадом Советского Союза.

Но тогда, в 1946 г., Сталин уже понимал, что новое противостояние неизбежно. На фултонские заявления Черчилля советский вождь ответил резко. Его речь была опубликована 14 марта 1946 г. в газете «Правда». Привожу отрывок:

«Господин Черчилль и его друзья в Англии и США предъявляют нациям, не говорящим на английском языке, нечто вроде ультиматума: признайте наше господство добровольно, и тогда всё будет в порядке, – в противном случае неизбежна война.

Но нации проливали кровь в течение пяти лет жестокой войны ради свободы и независимости своих стран, а не ради того, чтобы заменить господство Гитлеров господством Черчиллей. Вполне вероятно поэтому, что нации, не говорящие на английском языке и составляющие вместе с тем громадное большинство населения мира, не согласятся пойти в новое рабство. Трагедия господина Черчилля состоит в том, что он как закоренелый тори не понимает этой простой и очевидной истины.

Несомненно, что установка господина Черчилля есть установка на войну, призыв к войне с СССР. Ясно также и то, что такая установка господина Черчилля несовместима с существующим союзным договором между Англией и СССР.

Правда, господин Черчилль для того, чтобы запутать читателей, мимоходом заявляет, что срок советско-английского договора о взаимопомощи и сотрудничестве вполне можно было бы продлить до 50 лет. Но как совместить подобное заявление господина Черчилля с его установкой на войну с СССР, с его проповедью войны против СССР? Ясно, что эти вещи никак нельзя совместить. И если господин Черчилль, призывающий к войне с Советским Союзом, считает вместе с тем возможным продление срока англо-советского договора до 50 лет, то это значит, что он рассматривает этот договор как пустую бумажку, нужную ему лишь для того, чтобы прикрыть ею и замаскировать свою антисоветскую установку. Поэтому нельзя относиться серьезно к фальшивым заявлениям друзей господина Черчилля в Англии о продлении срока советско-английского договора до 50 и больше лет. Продление срока договора не имеет смысла, если одна из сторон нарушает договор и превращает его в пустую бумажку».