Всеволод Иванов, заявивший о себе как о литераторе в самом начале двадцатых годов прошлого столетия, на всём своём большом писательском, длиною в полвека пути отличался неповторимой творческой индивидуальностью. Его книги были наполнены особым своеобразием и поэтикой, он мог работать в разных жанровых и тематических направлениях. Да и вообще его произведения сразу же стали убедительнейшим аргументом в споре о том, способна ли начинавшая делать первые шаги советская проза соперничать в художественной силе и мастерстве с прозой предреволюционной. 24 февраля 2025 года исполняется 130 лет со дня рождения одного из первопроходцев советской литературы, а это, согласитесь, хорошая возможность не только вспомнить всё же подзабытое сегодня имя, но и порассуждать о многогранном творчестве писателя.
В русской советской литературе Всеволоду Иванову действительно, без всяких преувеличений, принадлежит особое место. И не только потому, что он был в числе тех, кого следует считать её зачинателями, но и потому, что умел работать в литературе споро, интенсивно. Иванов не страшился существенно перерабатывать ранее написанные вещи, постоянно при этом осваивая новые темы, соединяя в них реальное и фантастичное. Он находился в непрерывном поиске, совершенствуя стиль письма, делая его более доступным, лаконичным и привлекательным.
Всеволод Иванов — мастер оригинальный, а следовательно, и неповторимый. Новеллист, создатель самобытных романов, драматург, сценарист, страстный, способный подмечать тонкие психологические грани своих героев прозаик, очеркист, автор множества статей и эссе. Художник слова, оставивший нам — всё меньше и меньше читающим и интересующимся подлинной, высоконравственной советской литературой современникам — богатейшее наследство. Увы, практически невостребованное…
Иванов прожил непростую, но интересную жизнь. Ушёл же из неё он слишком рано: тяжёлый недуг, неизбежный и фатальный исход которого родные пытались от него скрыть, не давал никакой возможности с ним побороться. Безусловно, проживи писатель дольше, он смог бы и потрудиться более основательно. Хотя его творческой плодовитости и так можно лишь по-доброму позавидовать. Он знал не понаслышке о существе славы и признания, обременённости которыми никогда не испытывал. Причём с молодых лет.
В последние же годы жизни Иванов всё более критично воспринимал самого себя, испытывая некоторую, свойственную чутким и находящимся в безоглядном поиске натурам неудовлетворённость. В одной из последних его дневниковых записей присутствуют такие во многом и характеризующие его как неординарную личность слова: «Мне 68 лет. Первые свои статьи и стихи я стал писать с 1913 года, то есть пятьдесят лет тому назад (данная запись без даты приходится на апрель 1963 года. — Р.С.). Шесть лет спустя я выпустил свою первую книгу рассказов «Рогульки», два года спустя я был уже в Петрограде, и там издательство «Космист» напечатало мою повесть «Партизаны». С той поры я много выпустил книг. Я пишу их историю потому, что они имеют огромную ценность (то есть я думаю, что имеют — втайне думаю — но я, по-видимому, ошибаюсь, ошибаюсь и поэтому предпочитаю об этом не говорить, да и что толку?).
Чему бы я хотел научить молодых авторов? Упорству. Я не думаю, что любви к искусству нужно учить, любовь есть любовь, её нужно добиваться.
Я был очень ленив, честолюбив (один из своих романов я начал фразой: «Вся моя семья отличалась удивительным тщеславием», — это в значительной степени о себе), хвастлив, влюбчив, вообще во мне много дурных качеств. Хорошо, что я их осознал. Но всегда (то есть почти всегда) отдавал долги, никого не убивал, не писал доносов, старался не клеветать, не воровал и был очень влюблён в искусство».
Конечно, писатель поскромничал. Да и поругал себя, по сути, несправедливо. И в первую очередь в вопросе о собственной работоспособности, которая на самом деле была необыкновенной. Ещё при жизни, даже при том, что публиковались далеко не все его произведения, дважды издавались собрания сочинений писателя. Первое в семи томах в 1928—1931 годах, а второе — в 1958—1960 годах в восьми томах. Широко переиздавались произведения Иванова и после его смерти. Во второй половине 1970-х годов вышло восемь томов сочинений, постоянно отдельными книгами издавались ранние произведения. С начала 1980-х начинают печатать ранее не издававшиеся романы «Кремль» и «У». Суммарные тиражи книг писателя в советские годы, исчислявшиеся семизначными цифрами, трудно по нынешним меркам и представить.
Времена, как известно, не выбирают. Скорее наоборот. Так случилось и с Ивановым, выходцем из семьи сельского учителя небольшого посёлка Лебяжье Семипалатинского уезда (ныне Павлодарской области Республики Казахстан), прошедшим через многие испытания. С четырнадцати лет он был работником лавки, а затем и куплетистом, клоуном, борцом, скитальцем, решившим двинуться из казахских степей аж в Индию (в ней он всё-таки побывает в 1959 году) и дошедшим до Ташкента (в этот древний город он снова попадёт во время эвакуации в годы Великой Отечественной войны) и Бухары. Позже Иванов станет наборщиком типографии в Кургане, ну и наконец — бойцом Красной гвардии и заведующим отделом Омского губ-исполкома, имея тогда уже и небольшой писательский опыт. Впрочем, на писательской ниве заявит о себе он чуть позже, уже по приезде в феврале 1921 года в голодный, холодный и измученный крайней нуждой Петроград. Тогда-то и продолжится начатая в Сибири работа над прославившими его «Партизанскими повестями», среди которых присутствовало и самое известное, фактически главное, звёздное и навсегда вписавшее Иванова в состав почётного пантеона советской литературной славы произведение — повесть «Бронепоезд 14-69».
«Партизанские повести» — цикл из трёх самостоятельных повестей: «Партизаны», «Бронепоезд 14-69», «Цветные ветра», и между ними нет прямых тематических и сюжетных связей. Но только все они, взятые вместе, обеспечивают полную реализацию авторского замысла. Создавались и печатались повести одна за другой с февраля 1921-го по март 1922 года. Примечательно и то, что в процессе выхода в свет первой повести наблюдалось заметное участие в этом деле самого М. Горького, которому сразу по написании и передал Иванов повесть «Партизаны». Реакция пролетарского классика была конкретной и обнадёживающей: «Всеволод Вячеславович. Рассказ — удался, хотя — чуть-чуть длинноват. Беру его с собой в Москву, оттуда привезу Вам денег. Работайте, дружище! Вы можете сделать очень хорошие вещи».
Что касается вознаграждения, то Иванов в действительности «получил «огромный» гонорар, на всю сумму которого смог купить не то одну, не то две буханки хлеба».
Великий писатель, основоположник нашей могучей советской литературы, присматривался к творчеству молодого автора с первых его шагов. Он же и опубликовал в 1917 году в петроградском «Сборнике пролетарских писателей» два ивановских рассказа: «На Иртыше» и «Дед Антон». Да и в январе 1921 года, когда Иванов выдвинулся в Петроград, на его командировочном удостоверении было указано, что он «командируется в распоряжение М. Горького».
В последующем у них сложатся добрые отношения. Никогда не забудет Иванов и то, как Горький помог ему выжить в голодном Петрограде, организовав молодому сотруднику Пролеткульта так называемый профессорский паёк и всячески способствуя налаживанию его быта. Два десятилетия, начиная с первого письма, написанного Ивановым осенью 1916 года, писатели будут в переписке, публиковавшейся в советское время. Не обходилось и без встреч.
Был Иванов и в числе тех советских писателей, которые во главе с Алексеем Максимовичем в конце октября 1932 года на его московской квартире встречались с целью обсуждения со Сталиным задумки о создании единого писательского союза страны. Принимал активное участие писатель и в организации работы по проведению Первого Всесоюзного съезда советских писателей, состоявшегося в августе 1934 года. На нём Иванов выступал с речью и был избран в состав правления, став одним из ближайших помощников Горького по руководству писательским союзом.
С подачи Горького, согласившегося редактировать редакционно-художественный отдел недавно созданного журнала «Красная новь», повесть «Партизаны» и появилась в его первом номере. Редактор журнала Александр Воронский, направляя второй номер этого издания, писал Алексею Максимовичу: «С очень большим трудом, но всё-таки не безуспешно работаю над объединением вокруг журнала группы молодых литераторов <…> Всеволод Иванов — молодчина. Здорово у него выходит. И развивается он очень быстро…»
Пятый номер «Красной нови» публикует и датированную июлем 1921 года повесть «Бронепоезд 14-69». Отрывки из неё ранее печатались в петроградских газетах «Жизнь искусства» и «Красная газета». Повесть эта становится огромным явлением в культурной жизни молодой Советской страны. Имя автора гремит. Иванов выдвигается в первый ряд пролетарских писателей. Высоко его повесть оценивают и собратья по перу. Дмитрий Фурманов признаётся, что «Бронепоезд 14-69» — одно из лучших творений». Воронский же в апреле 1922 года пишет Ленину: «Я задался целью дать и «вывести» в свет группу молодых беллетристов — наших или близких нам. Такая молодёжь есть. Кое-каких результатов я уже добился. Дал Всеволода Иванова — это уже целое литературное событие, ибо он крупный талант и наш. <…> Имейте в виду, что Всев. Иванов — это первая бомба, разорвавшаяся уже среди Зайцевых и Замятиных. Уверен, что будут и другие».
«Бронепоезд 14-69» и две другие партизанские повести были написаны ритмично. В них просматриваются лирические и эпические нотки, присутствует богатая метафоричность. События в повести разворачиваются в сентябре 1919 года в трёх направлениях: в белом бронепоезде, партизанском лагере, в городе: в орбите подпольного революционного комитета, представлявших партизанский лагерь героев, а также председателя ревкома Пеклеванова, мы видим цельными, могучими, полными решимости в отстаивании народных интересов в борьбе с колчаковцами и интервентами.
Иванов даёт читателю возможность осознать и ту непреложную истину, что спаянность крестьян — пока ещё не совсем осознанная. Это скорее стихийная их потребность в социальной справедливости, а также ненависть к белым и чужакам. Помноженная на всё более крепнувшую веру в большевиков, она позволяет при недостаточной организованности и слабом вооружении тем не менее одерживать победы. В этом отношении повесть можно однозначно воспринимать и как художественный документ той бурной революционной эпохи. Ведь писатель знал, о чём пишет.
События Гражданской войны в Сибири им переживались не со стороны. Он в них участвовал. Правда, в политическом плане он не был тогда ещё всецело зрелым строителем нового общества, осознающим все текущие перипетии, превратности и замешательства, встававшие на его пути. Несколько же ранее, с первыми порывами революционных ветров, пришлось ему обдумывать и разбираться, за что ратуют большевики, а куда зовут и ведут эсеры вкупе с меньшевиками. Вопросы были вовсе не праздными. Но их настырно и чопорно подсовывала сама жизнь. И деваться от них было некуда.
Убедительно и красочно выписан в «Бронепоезде 14-69» и главный герой повести Никита Вершинин — вожак партизан, энергичный, земной человек, реалист и своеобразный философ, чуждый романтическим порывам. С первых же страниц повести он наводит страх на представителей старой, отжившей своё России. Вершинина выдвигают в руководители за его разумность, правдивость, степенность, способность трезво оценивать текущую обстановку и вести за собой.
Прекрасно понимает он и то, что вершится на его глазах. Ради счастья будущих поколений и ведёт он партизан в жестокий бой с белогвардейщиной, решаясь на захват бронепоезда. Не покидает его боль за гибнущих людей. Думает он и о том, можно ли оправдать гибель ближних во имя счастья — пока ещё призрачного и далёкого.
Самое же существенное в том, что и сегодня Вершинину хочется верить. Он, как и прежде, олицетворяет собой революционную правду и подлинные народные чаяния. Образ этот, так талантливо выписанный Ивановым, несомненно, значим во всей советской прозе.
О том, почему для показа им задуманного писатель выбрал не Сибирь, которую знал и любил, а Дальний Восток, он годы спустя вспоминал: «Действие, может быть, проиграет в некоторой точности, рождаемой личными наблюдениями, — я никогда не был на Дальнем Востоке, — зато выиграет, во-первых, в ширине и размахе — море, корабли интервентов, полный, окончательный разгром белогвардейщины, — во-вторых, в актуальности. Влияние моих друзей, пролеткультовцев, поэтов, перекладывавших в стихи лозунги тех дней, помогло мне сделать повесть политически актуальной. Влияние «Серапионовых братьев», любивших в литературе фантазию и остроту формы, помогло мне написать её стремительно, большими мазками.
Может быть, никогда в моей литературной жизни не было более удачного воздействия на творчество сочетания дружества поэзии, политики и, разумеется, молодости!»
Упомянутое влияние «Серапионовых братьев» в действительности оставило свой неизгладимый след в творческой судьбе писателя. Эта литературная группа, в которую входили ставшие впоследствии маститыми писателями так называемые приверженцы слова — Константин Федин, Михаил Зощенко, Михаил Слонимский, Николай Никитин (к ним принадлежал и Иванов) и пропагандирующие сюжетную прозу Вениамин Каверин, Лев Лунц, противилась и формализму, и, как отмечала Мариэтта Шагинян, ратовала за «психологизм, реалистическую манеру письма, линейную композицию (не закругляют повествование, а разворачивают его по линии), преобладание темы над фабулой, «содержания над занятностью». «Брат Алеут», как именовали в группе Иванова, занял в ней особое место. «Серапионы» признавали в нём не только яркую человеческую индивидуальность, но и талант литератора. Такого же мнения придерживался и сотрудничавший с ними будущий крупнейший филолог, литературовед и критик Виктор Шкловский, с которым у Иванова сложатся хорошие отношения.
Продолжим же разговор о повести «Бронепоезд 14-69». По подсчётам исследователей творчества писателя, он трижды её редактировал, а точнее, переписывал заново. Последний, увеличенный в объёме вариант датирован 1957 годом. Он-то более всего и издавался в последующие годы.
Повесть была переведена на иностранные языки. Первый перевод уже в 1925 году появился в Германии. Приглянулось это произведение также читателям Чехословакии и Франции. Вызвало позднее оно интерес в Японии и США. Широкое издание повести за рубежом пришлось на вторую половину 1950-х и вплоть до конца 1980-х годов.
Откликаясь на просьбу руководства МХАТ, испытывавшего острую нехватку в своём репертуаре современных революционных пьес, Иванов в 1927 году создаёт и одноимённую пьесу. Поставленным спектаклем по ней прославленный театр отметил тогда десятилетие Октябрьской революции. В работе над спектаклем были задействованы самые выдающиеся его творческие силы.
Общее руководство постановкой осуществлял сам Константин Станиславский, непосредственно ставил пьесу Илья Судаков. Великолепен был и актёрский состав: Василий Качалов в роли Вершинина, Николай Хмелёв играл Пеклеванова, Николаю Баталову досталась роль Васьки Окорока, Марк Прудкин сыграл капитана Незеласова. Оказал поддержку этому начинанию и отвёл в сторону некоторые нападки на театр со стороны недоброжелателей нарком А.В. Луначарский.
Спектакль имел большой и долговременный успех. «На пьесе моей «Бронепоезд» люди зело умилялись и плакали, и я сам был растроган», — писал Иванов Горькому в январе 1928 года. В период с 1927 по 1935 год пьеса будет идти на сцене МХАТ триста двадцать семь раз.
«Бронепоезд 14-69» в мхатовской постановке был показан делегатам XV съезда ВКП(б). Характерен отзыв видного деятеля большевистской партии, уделявшего значительное внимание вопросам культуры, Емельяна Ярославского, бывшего делегатом этого съезда: «Я сам сибиряк и потому могу судить о том, правильно или неправильно показаны типы сибирского крестьянства. По-моему, Первый МХАТ это сделал хорошо. Он показал сибирских крестьян со всеми их особенностями, со всеми достоинствами и недостатками».
В том же году пьесу поставил и Ленинградский театр драмы. Так начиналось триумфальное шествие пьесы по театрам страны, растянувшееся на десятилетия.
Успех «Бронепоезда 14-69» позволил Иванову развеять сомнения в его драматургических способностях. Вслед первому посылу в данном жанре он пишет пьесы «Блокада», «Поле и дорога», «Вдохновение», «Двенадцать молодцев в табакерке». Продолжает он сотрудничать с МХАТ, в тесном контакте работает с Владимиром Немировичем-Данченко.
Но не все те задумки Иванова были реализованы: бой ему в очередной раз давала рапповская критика. Литературные баталии того времени были в самом разгаре, и фигура Иванова постоянно попадала под перекрёстный обстрел. Нападки, впрочем, окажутся тщетными. Писатель умел держать удар, да и всё незначительное, мелочное, продиктованное чувством зависти, к нему никогда не прилипало.
В 1932 году пьеса «Бронепоезд 14-69», переведённая на французский язык, ставится в Париже. По новой её редакции, подготовленной Ивановым специально для МХАТ, театр в 1963 году вновь успешно ставит эту знаменитейшую пьесу.
Не раз предпринимались и попытки экранизации ставшей классической повести. В 1931 году режиссёр Яков Протазанов поставил по мотивам повести фильм «Томми». Неоднократно по предложениям ряда киностудий готовил сценарии по «Бронепоезду…» и Всеволод Вячеславович, но ни один из них поставлен не был. И лишь в 1973 году режиссёром Юрием Чулюкиным по мотивам партизанских повестей и рассказов писателя был создан фильм «И на Тихом океане…».
Нашёл своё отображение «Бронепоезд 14-69» и в музыкальном искусстве. В 1955 году известный русский советский композитор Дмитрий Кабалевский пишет оперу «Никита Вершинин». В том же году опера (либретто Сергея Ценина) ставится в Большом театре Союза ССР.
Не обходилось в жизни писателя и без необоснованной и деструктивной критики в его адрес. Ещё в 1920-х годах рапповцы третировали Иванова, называя «попутчиком», выискивая с завидной дотошностью в его произведениях о революции «кулацкие настроения». С горькой иронией писал он по этому поводу в 1929 году Слонимскому: «Но, каково, Миша, — ты стал «левым попутчиком», а я «правым»?»
В 1930-е же годы, по бытовавшей тогда пресловутой схеме о разделении всех книг о революции на две группы — «стихийников» и «сознательных», Иванова вместе с Лидией Сейфуллиной, Артёмом Весёлым, Исааком Бабелем, Борисом Пильняком относили к первым, поэтизировавшим «стихийность» народного революционного движения. Ко вторым, отображавшим якобы «сознательность» революционного процесса, приписывали Александра Серафимовича, Дмитрия Фурманова, Александра Фадеева. При всей надуманности такого подхода к литературе о революции тех первых лет эти штампы укоренились надолго. И в более поздние годы в адрес Иванова звучали упоминания об этой «стихийности».
На самом деле, как это и бывает у настоящих художников, движимых невидимой, подсознательной силой искусства, всё было значительно проще: мастер работал с тем материалом, который на то время захватывал его мысли и чувства. Потому-то и рождались из-под его пера такие разные и композиционно, и тематически, и жанрово произведения, будь то роман об обречённости уходящего мира «У», или роман о герое Гражданской войны «Пархоменко», или роман о жизни юноши из сибирской провинции начала XX века «Похождения факира».
Отдельной стороной творчества Иванова продолжали оставаться драматургия и публицистика. И эта многоликость была разбавлена в какой-то мере фантастичными или «таинственными» произведениями из фактически философского цикла, состоявшего из таких вещей, публиковавшихся посмертно, как «Медная лампа», «Сизиф — сын Эола», «Эдесская святыня», «Опаловая лента», «Пасмурный лист», «Агасфер».
Нельзя не отметить и то, что в творчестве Иванова была масса задумок о написании ряда романов, таких как «Ситцевый зверь» о Гражданской войне на Дальнем Востоке, «Казаки» и «Северсталь». Их наброски реализовались в новеллах или публиковались в периодике, а рукописи были уничтожены самим автором. Остались в архиве писателя и незаконченные произведения. В общем, наследие его велико и многогранно, а художественный мир богат и неподражаем. Несмотря на то, что в советские годы были опубликованы серьёзные исследования о творчестве писателя, сегодня пристально изучить всё словесное богатство, оставленное Ивановым потомкам, было бы далеко не лишним.
Любопытны и публицистические работы Иванова. Им написаны сотни статей и эссе, являвшихся отдельным, ничуть не менее важным направлением в творчестве. Трудился он и как литературовед. Известны его работы под рубрикой «Открыватели путей», посвящённые таким выдающимся именам в мировой литературе, как Гоголь, Шолом-Алейхем, Бальзак, Анатоль Франс. Писал Иванов и о современниках.
Оставил он также воспоминания и путевые заметки. В том числе и те, которые писались под впечатлением от поездок по стране, и прежде всего по Сибири и Казахстану, осуществлённых в пятидесятые годы прошлого века.
Особое место занимают его очерки и статьи военного времени. Их преимущественно публиковала газета «Известия». Выходили они и в отдельных изданиях, печатавшихся в Ташкенте, а позже в Москве.
В 1943—1945 годах писатель несколько раз выезжал на фронт. Весной 1943-го по направлению газеты «Красная звезда» — на Западный фронт под Вязьму, в этом же году — на место великого сражения — Орловско-Курскую дугу, а в 1945 году — на 1-й Белорусский фронт. Всё увиденное им запечатлевалось в начале в дневниках, а потом появлялось и в периодической печати.
После Победы пришлось Всеволоду Вячеславовичу быть и в числе тех советских писателей, кому было поручено присутствовать на историческом суде народов над главными фашистскими преступниками. В ноябре — декабре 1945 года он напишет потрясающей эмоциональной силы очерки «Там, где судят убийц (На Нюрнбергском процессе)». Эти очерковые записи ценны не только тем, что написаны очевидцем и в них даётся общий фон того грандиозного события. Уникальность их всё же в другом. Тонкий психолог, знавший людскую породу и умевший обратить внимание на саму манеру поведения, мимику, жесты, речь, Иванов смог создать психологическую зарисовку этих нелюдей. Приведём один такой пример: «Я записывал оглашаемый документ. Когда я поднял глаза, чтобы отдохнуть, мой взор встретился со взглядом Геринга. Он сидел в своём френче, облокотившись о перегородку, наклонив голову, и глядел на нас пристально, не сводя глаз. Разумеется, он не знал, что это места русской прессы и что он смотрит на советских писателей. <…> Сквозь нас, сквозь эти стены он направлял свой ненавидящий взор на весь мир, на всё человечество. Каким пыткам, каким истязаниям он хотел бы подвергнуть всех нас, дай только ему силу <…> в его мозгу теперь столько придумано для нас казней, столько пожаров и разорений, столько мук и терзаний… Этот взгляд, с которым я встретился случайно, говорил о чудовищной ненависти, которая не утихла и которая не утихнет, пока её не перехватит верёвка».
Думается, что в год 80-летия Великой Победы и Нюрнбергского трибунала было бы крайне полезным как можно большему числу сограждан прочитать эти очерки, а возможно, их стоит опубликовать в массовых печатных и электронных изданиях. Их историческая и художественная значимость нисколько не поблекла, они по-прежнему актуальны.
В последние годы жизни Иванов, беспартийный большевик, кавалер двух орденов Трудового Красного Знамени, продолжал заниматься литературным творчеством, без которого земного существования своего не представлял. Успевал он ещё и трудиться в Литературном институте им. А.М. Горького, где ему поручили ответственную миссию председателя государственной экзаменационной комиссии. Он увлечённо работал с молодёжью. Со своими напутствиями к ней он обращался в мае 1959 года и с трибуны Третьего Всесоюзного съезда писателей. Верил он и в дальнейшее развитие советской литературы, призывал к «изысканию творческих индивидуальностей, таящихся в народе».
Отзываясь на кончину Всеволода Иванова (15.08.1963 г.), Луи Арагон напишет: «Для людей моего поколения он остаётся создателем «Бронепоезда», прочитанного нами в серии «Молодые русские писатели» в издании «Нувель ревю франсез» или увиденного на сцене Интернационального театра, которым в тридцатые годы руководил Леон Муссинак. Можно ли себе представить историю советской литературы и даже литературы XX века в целом без «Бронепоезда»! Нет, это было бы просто невозможно».