100 лет назад — 31 октября 1925 г. умер выдающийся советский военачальник, один из организаторов и теоретиков Красной Армии, народный комиссар по военным и морским делам СССР — Михаил Васильевич Фрунзе.

Много откровенных фальсификаций и мифов витает в публицистической и, к сожалению, в исторической литературе относительно смерти Михаила Васильевича. Ассортимент мифов широк: от убийства на операционном столе, где его то ли зарезали, то ли отправили к специально подобранным некомпетентным врачам, которые его залечили и т.д.

По сути все эти мифы зиждутся на двух «нерушимых» факторах: Фрунзе не хотел ложиться на операцию и операция ему была не нужна. Сразу отмечу, что никаких документальных доказательств ни того, ни другого нет. Все версии строятся на догадках и подкрепляются воспоминаниями и «показаниями», данными через вторые и третьи руки (в быту это можно отнести к так называемому сообщению Агентства ОБС – «одна бабка сказала»). Но так как эти «доказательства» кочуют из одной публикации в другую без критического анализа, а подчас и без атрибуции их источника, считаю необходимым остановиться на этом вопросе подробно.

Но прежде чем разбирать мифы и фальсификации, считаю необходимым сначала остановиться на задокументированных фактах.

Так, сам Фрунзе перед операцией писал своей супруге Софье Алексеевне в Ялту (где она находилась на отдыхе, связанном с болезнью, от которой она вскоре скончается):

«20/X Крым, Ялта, поликлиника, Софии Алексеевне Фрунзе.

Здравствуй Родная!

Получила ли ты моё письмо и открытки? От тебя что-то долго нет сообщений. Если верить телеграммам, то как будто бы… тебе лучше. Ну а как со всеми остальными? Я всё ещё в больнице. В субботу будет новый консилиум. Боюсь, как бы не отказали в операции». Михаил Васильевич пишет жене, что этим решением удовлетворён и надеется, что врачи «раз и навсегда разглядят хорошенько, что там есть, и попытаются наметить настоящее лечение».

Накануне операции Фрунзе написал последнее письмо жене Софии Алексеевне в Ялту: «…Надо попробовать тебе серьезно взяться за лечение. Для этого надо прежде всего взять себя в руки. А то у нас все как-то идет хуже и хуже. От твоих забот о детях выходит хуже тебе, а в конечном счете и им. Мне как-то пришлось услышать про нас такую фразу: «Семья Фрунзе какая-то трагическая… Все больны, и на всех сыплются все несчастья!..» И правда, мы представляем какой-то непрерывный, сплошной лазарет. Надо попытаться изменить это все решительно. Я за это дело взялся. Надо сделать и тебе…».

В этом же письме Фрунзе объясняет, почему он сам хотел операции: «Ну вот, наконец, подошел и конец моим испытаниям! Завтра утром я переезжаю в Солдатенковскую больницу, а послезавтра (в четверг) будет и операция. Когда ты получишь это письмо, вероятно, в твоих руках уже будет телеграмма, извещающая о ее результатах. Я сейчас чувствую себя абсолютно здоровым и даже как-то смешно не только итти, а даже думать об операции. Тем не менее оба консилиума постановили ее делать. Лично этим решением удовлетворен. Пусть же раз навсегда разглядят хорошенько, что там есть, и попытаются наметить настоящее лечение».  Из письма прекрасно видно, что наркомвоенмору надоело числиться среди больных. Он надеялся разом избавиться от своих болезней.

Теперь что касается якобы ненужности операции.

8 октября консилиум под председательством наркома здравоохранения Семашко постановил: «Налицо вся картина язвенного процесса в области двенадцатиперстной кишки, угрожающего как повторными кровотечениями, так и прободением самой язвы».

В следующем консилиуме 24 октября приняли участие уже семнадцать специалистов. Они пришли к прежнему выводу: «Давность заболевания и наклонность к кровотечению, могущему оказаться жизненно опасным, не дают права рисковать дальнейшим выжидательным лечением».

При этом врачи предупредили Фрунзе, что операция может оказаться трудной и серьезной и не гарантирует стопроцентного излечения. Тем не менее Михаил Васильевич, как говорил в интервью профессор Греков, «пожелал подвергнуться операции, так как считал, что его состояние лишает его возможности продолжать ответственную работу». И особо подчеркнул, что «Тов. Фрунзе просил только оперировать его по возможности скорее».

И здесь нет ничего удивительного. Серьезные проблемы со здоровьем у М.В.Фрунзе начались еще в 1922 году, и еще тогда консилиум врачей настаивал на срочном лечении, пока еще без хирургического вмешательства. В архиве сохранилась такая многоговорящая телеграмма от 23 июня 1922 г.: «В.(ручить) Срочно. Тифлис Наркормвоен Грузии тов. Элиава Копия Командующему ОКА т. Егорову. Согласно постановления консилиума врачей при ЦК РКП тов. Фрунзе еще в мае должен был выехать за границу для лечения несмотря на это он под всякими предлогами до сих пор оттягивал свой отъезд продолжая работать вчера уже после получения всех документов совершенно отказался от заграничной поездки и двадцать девятого июня выезжает к вам в боржом положение здоровья серьезнее чем он видимо думает если курс лечения в боржоме будет неудачен придется прибегнуть к хирургии крайне необходимо создать в боржоме условия сколько-нибудь заменяющие карлсбад не откажите в соответствующих распоряжениях необходимы три тире четыре комнаты возможно изолированные».

Откуда же продолжает жить версия о нежелании Михаила Васильевича ложится на операцию? Если не смотреть на подтасовки и явныее вымыслы, все сводится лишь к одному абзацу воспоминаний друга Фрунзе старого большевика И. Гамбурга опубликованные в 1965 году (заметьте, при советской власти). Вот они: «Незадолго до операции я зашел к нему повидаться. Он был расстроен и сказал мне, что не хотел бы ложиться на операционный стол. Глаза его затуманились. Предчувствие чего-то непоправимого угнетало его. Я убеждал его отказаться от операции, поскольку мысль о ней его угнетает. Но он отрицательно покачивал головой: мол, с этим уже решено. Ушел я из больницы в тот день с тяжелым чувством тревоги. Это было мое последнее свидание с живым Фрунзе».

Что мы видим в этом воспоминании? То, что может вспомнить каждый, кто когда либо с операцией сталкивался – простые человеческие сомнения. Как и любой человек, Фрунзе в какой то момент сомневался, в какой-то момент думал: а может, обойдется без операции. Естественный человеческий страх (а для медицины 20-х еще и вполне понятный), который и отразился в воспоминаниях его друга. Здесь нет никаких медицинских обоснований ненужности операции, лишь сомнение пациента.

При этом в тех воспоминаниях Гамбург пишет: «Между тем у Фрунзе после тяжелых условий каторги болел желудок. Иногда боли беспокоили меньше, но потом опять становились невыносимыми. Михаил Васильевич считал свою болезнь неопасной, а потому всерьез не лечился. Врачи выписывали ему разные лекарства, но он редко ими пользовался, чаще прибегал к спасительной питьевой соде.

Летом 1925 года Фрунзе дважды попадал в автомобильные аварии, получил значительные ушибы руки, ноги и головы. Это повлияло и на желудок: началось кровотечение. Тогда, несмотря на его возражения, он был в сентябре направлен в Крым, в Мухалатку. Там его уложили в постель, приставленные к нему врачи занимались лечением. Временами он чувствовал себя хорошо, охотился в предгорьях Ай-Петри, был радостен и оживлен. Но затем у него снова открывалось кровотечение и начинались головные боли. Вызванные из Москвы врачи-консультанты настояли на его возвращении в столицу для госпитализации».

Именно это открывшееся кровотечение и изменило мнение об операции, и он принял решение, о котором писал жене – лечь на операционный стол.

Проводили операцию по спасению здоровья наркомвоенмора лучшие специалисты советской медицины. Ведущий хирург — профессор В. Розанов, извлекший пулю из раненого Ленина после покушения Ф.Каплан. Ассистировали ему профессора Греков, Мартынов, Обросов и другие. Каждый из них имел свою научную школу и был блестящим специалистом. Анестезиолог выступил Алексей Очкин, проводивший десятки операций и внесший большой вклад в эту сферу советской медицины.

Операция состоялась 29 октября 1925 года, а 31 октября 1925 года в шестом часу утра в бывшей Солдатенковской (ныне Боткинской) больнице Фрунзе скончался. Эта смерть сразу породила целый ряд мифов и версии, которые стали следствие политической борьбы как внутри партии, так и внешних сил против СССР.

Первая версия – за смертью Фрунзе стоял Троцкий.

Связывали это с двумя фактами. Первый — то, что Фрунзе был непримиримым и публичным оппонентом Троцкого, который 10 месяцев назад сменил его на постах председателя РВС и наркома по военным и морским делам.

Второй факт — это странные смерти противников Троцкого: смерть от желудочного кровотечения после операции Виктора Павловича Ногина, Председателя Центральной ревизионной комиссии РКП(б), в мае 1924 и убийство одного из соратников Фрунзе Григория Котовского 5 августа 1925 года.

Все это вызвало волну слухов о том, что за обоими убийствами стоял Троцкий, и так как борьба между сторонниками Сталина и Троцкого входила в решающую фазу (по сути Троцкий готовился дать последний бой Сталину и его сторонникам), эти слухи серьезно ему и его сторонникам вредили.

Вторая версия – Фрунзе «залечили» по требованию И.В. Сталина.

И тут на сцене появляется Александр Воронский, известный и открытый троцкист, в частности один из участников троцкистской демонстрации 7 ноября 1927 г., за которую и был исключён из партии.

На момент 1926 года он редактор журнала «Красная новь» и довольно влиятельный литератор. Но главное — имевший большое влияние на популярного тогда писателя Бориса Пильняка. Под влиянием Воронского последний пишет «Повесть непогашенной луны», в который освещает маргинальные на тот момент слухи о причастности к смерти Фрунзе Сталина.

Он же незамедлительно пробивает публикацию этого произведение в майском номере журнала » Новый мир». Ну а чтобы никто не перепутал, о чем идет речь, по просьбе все того же Воронского (которому и посвящена повесть) Пильняк претворяет повесть следующими строками: «Фабула этого рассказа наталкивает на мысль, что поводом к написанию его и материалом послужила смерть М.В.Фрунзе. Лично я Фрунзе почти не знал, едва был знаком с ним, видел его раза два. Действительных подробностей его смерти я не знаюи— и они для меня не очень существенны, ибо целью моего рассказа никак не являлся репортаж о смерти военаркома. Всё это я нахожу необходимым сообщить читателю, чтобы читатель не искал в нём подлинных фактов и живых лиц».

Номер за май был изъят из продажи, но уже в следующем номере Вронский публикует свое покаяние: «Хотя в предисловии повести и содержится указание, что речь идет не о смерти тов. Фрунзе, но вся бытовая обстановка, некоторые подробности и т.д. говорят об обратном. Повесть держит читателя в уверенности, что обстоятельства, при которых умер «командарм», герой повести, соответствуют действительным обстоятельствам и фактам, сопровождавшим смерть тов. Фрунзе. Подобное изображение глубоко печального и трагического события является не только грубейшим искажением его, крайне оскорбительным для самой памяти тов. Фрунзе, но и злостной клеветой на нашу партию ВКП(б)».

После такого «опровержения» миф приобрел новый импульс. Однако он натолкнулся на рифы логики, так как в нем отсутствовал важный элемент – мотив. В первой версии все было логично — Троцкий мстил конкуренту и главному оппоненту. О противостоянии Фрунзе и Троцкого современники знали со времен Гражданской войны. Так, Иосиф Гамбург вспоминал: «Назначение на должность заместителя наркомвоенмора и заместителя Председателя РВС Республики М.В. Фрунзе встретил без энтузиазма. Его тревожила совместная работа с Троцким. У них были большие разногласия по партийным и военным вопросам. Михаил Васильевич постоянно чувствовал неприязнь к себе со стороны Троцкого. Последний, например, долго противился назначению Фрунзе командующим 4-й армией, отрицательно относился к походу против эмира бухарского, пренебрежительно отзывался о военных способностях Фрунзе.

Возмутительный случай произошел 15 сентября 1920 года. Когда из Ташкента в Москву прибыл специальный поезд командующего, его сразу же оцепили войска ВЧК. Во всех вагонах, где находились сотрудники Фрунзе и команда охраны, начался обыск. Михаила Васильевича крайне возмутил этот произвол. От заместителя председателя ВЧК Якова Петерса он узнал, что обыск произведен по заявлению Троцкого, который утверждал, будто команда поезда везет с собой золото и ценности, награбленные в Бухаре. Эта подлая клевета имела своей целью очернить честное имя Фрунзе, которого партия решила назначить командующим Южным фронтом. Понятно, что при обыске никаких ценностей не было найдено».

Еще более публичный конфликт между Троцким и Фрунзе начался в рамках дискуссии о будущем Красной Армии, и начал ее именно Фрунзе, опубликовав еще в июле 1921 года в журнале «Армия и революция» своей программной работы «Единая военная доктрина и Красная Армия».

Мотивов устранять Фрунзе со стороны Сталины просто не было. Поэтому предложенная Воронским и Пильняком версия была слаба и не вызвала большой поддержки внутри страны, а запрет повести и вовсе вывел дискуссию «на кухни», и скоро ее забыли. На долгие годы эта инсинуация в СССР заглохла и теплилась в основном в публикациях эмигрантов второй волны, которые решали вопрос «мотива» в силу своих фантазий и испорченности.

Наиболее ярко она проявилась в дискуссии бывшего секретаря Политбюро ЦК ВКП(б) Бориса Бажанова и Льва Троцкого, растянувшаяся на десятилетия.

Первым в своей книге в 1930 году начал ее Бажанов (напомню, что этот персонаж, будучи техническим секретарем, перебежал из СССР в Иран, а затем во Францию, где занимался откровенной антисоветской деятельностью. В частности он был предтечей генерала Власова и еще во время советско-финской войны предпринимал попытки организации русской армии из советских военнопленных, поддерживавших финскую армию. Эта авантюра закончилась фиаско, чего, увы, не скажешь о его «мемуарах», которые издаются и цитируются до сих пор, несмотря на то, что неоднократно уличены в ангажированности и фальсификациях). Он не только поддержал версию о «вине» Сталина, но и расцветил ее отсебятиной, которая была выдана за «откровения», но при ближайшем рассмотрении оказалась банальной ложью. Так, именно с его подачи до сих в СМИ бытует версия о самоубийстве супруги Фрунзе, хотя она умерла от туберкулёза, и это неоспоримый факт. Но главное — он выдвинул новую теорию, согласно которой Фрунзе примерял на себя роль «русского Бонапарта», готовя военный переворот.

С этой версией решительно не согласился Троцкий, который в книге 1940 года, дистанцируясь от версии, что за смертью Фрунзе стоит Сталин, списал ее на  «партийную молву», а мотивацию Сталина видел в том, что Фрунзе якобы был сторонником Зиновьева и Каменева. Самого же Бажанова он обвинил в том, что тот получил «воспитание в передней Сталина» и транслирует ее атмосферу.

Ответил Бажанов Троцкому только во втором издании в 1980-м гг.: «Троцкий в своей книге «Сталин» категорически отрицает мою догадку о Фрунзе, но Троцкий искажает мою мысль. Он приписывает мне утверждение, что Фрунзе стоял во главе военного заговора. Я никогда ничего подобного не писал (тем более, что совершенно очевидно, что никакие заговоры в это время в советской России не были возможны). Я писал, что Фрунзе, по-моему, изжил свой коммунизм, стал до мозга костей военным и ожидал своего часа».

Я так подробно освещаю и эту дискуссию лишь из-за того, что в будущем она станет основой к мифотворчеству 90-х гг. уже в России.

Пыталась западная пропаганда вновь использовать и повесть Пильняка, которая без видимого успеха неоднократно переиздавалась за рубежом, например, в Софии в 1927 и в Лондоне в 1965 г.

Миф о смерти Фрунзе от «руки» Сталина был вытащен из пыли истории с подачи «архитектора перестройки» Александра Яковлева, поднят на знамя и разрекламирован всей мощью позднесоветской пропаганды. В центре внимания «борцов с коммунистическим режимом» в 1987 году вновь оказалась «Повесть непогашенной луны» Пильняка, что неудивительно, так как эта книга вписалась в политическую конъюнктуру перестройки, и именно с ней ассоциировалось и имя Б. Пильняка и имя М.В. Фрунзе тех лет.

Первая перестроечная публикация повести отдельным изданием в 1989 году. Чтобы никто не сомневался в ее антисталинском характере, была она была препровождена комментарием сына Пильняка Бориса Андроникашвили-Пильняка: «В «Повести непогашенной луны» Пильняк уже в 1926 году прозрел некоторые черты будущего культа личности, его, так сказать, еще молодую, нарождающуюся стадию. Но уже не безобидную, уже связанную с уничтожением Сталиным крупных государственных деятелей своих партийных товарищей. Речь идет о Фрунзе. Наиболее важным, однако, тут является то, что Пильняк обнажил механизм уничтожения, который зиждился на главном постулате — дисциплине, верности приказам партии. … Между тем, в обвинении Сталина в злонамеренной отправке Фрунзе на операцию никакой путаницы нет. Обвинение достаточно прямое и ясное. … Совпадение отдельных реплик говорит о том, что Борис Андреевич получил материал от ближайшего окружения Фрунзе, т. е. повесть в основе своей документальна».

В марте 1989 года в «Военно-историческом» журнале была опубликована статья известного антисоветчика Роя Медведева «О смерти М. В. Фрунзе и Ф. Э. Дзержинского». Всего несколько месяцев до этого по настоянию Александра Яковлева Р.Медведев был восстановлен в рядах КПСС, хотя уже давно был лидером исторического диссидентства, активно издававшим свои опусы по истории за рубежом, где именовался «доктором исторических наук», хотя был кандидатом педагогических наук и исторического образования не имел.  Именно он стал автором «исторического обоснования» версии о причастности Сталина к смерти Фрунзе.

Помимо жонглирования цитатами и фактами в угоду своей версии, возомнив себя большим специалистом в медицине язв желудка, он также ввел и целый ряд «фактов», которые, не имея источника, кочуют из одной публикации в другую. В частности о якобы имевшем место заседании Общества старых большевиков под председательством Подвойского по вопросу смерти Фрунзе, на которое якобы вызвали для отчета Семашко. Хотя ни политического веса для «вызова» наркома, ни желания влезать в сплетни у общества не было. Мой запрос в архив не выявил документов, подтверждающих это встречу ни в ноябре 1925, ни декабре 1925, да и за весь 1926 год.

Так откуда Медведев это взял. Как выясняется, из рассказа Алексея Снегова, бывшего троцкиста, отсидевшего в ГУЛАГе и реабилитированного по личному указанию Хрущева и участвовавшего в подготовке знаменитого доклада Хрущева на 20 съезде. По воспоминаниям Анастаса Микояна Снегов пытался внести в политический обиход эту версию еще во времена Хрущева, но натолкнулся на «непонимание» Микояна, который своими воспоминаниями абсолютно отверг главный посыл о том, что Сталин навязал операцию Фрунзе.

В частности он приводит следующий факт: «На это Сталин ответил, что он тоже не уверен в необходимости операции, но на ней настаивает сам Фрунзе, а лечащий его виднейший хирург страны Розанов считает операцию «не из опасных».
— Так давай переговорим с Розановым, — предложил я Сталину.
Он согласился. Вскоре появился Розанов, с которым я познакомился годом раньше в Мухалатке. Сталин спросил его:
— Верно ли, что операция, предстоящая Фрунзе, не опасна?
— Как и всякая операция, — ответил Розанов, — она, конечно, определенную долю опасности представляет. Но обычно у нас такие операции проходят без особых осложнений, хотя вы, вероятно, знаете, что и обыкновенные порезы приводят иной раз к заражению крови. Но это очень редкие случаи.
Все это было сказано Розановым так уверенно, что я несколько успокоился. Однако Сталин все же задал еще один вопрос, показавшийся мне каверзным:
— Ну а если бы вместо Фрунзе был, например, ваш брат, стали бы вы делать ему такую операцию или воздержались бы?
— Воздержался бы, — последовал ответ.
— Почему?
— Видите ли, товарищ Сталин, — ответил Розанов, — язвенная болезнь такова, что, если больной будет выполнять предписанный режим, можно обойтись и без операции. Мой брат, например, строго придерживался бы назначенного ему режима, а ведь Михаила Васильевича, насколько я его знаю, невозможно удержать в рамках такого режима. Он по-прежнему будет много разъезжать по стране, участвовать в военных маневрах и уж наверняка не будет соблюдать предписанной диеты. Поэтому в данном случае я за операцию…».

Вслед за Медведевым отстаивать миф и насыщать его «воспоминаниями» кинулся еще один «историк» перестройки Антонов-Овсеенко, а сегодня ее адепт — литературовед Бенедикт Сарнов. В 1990 в нарушение планов киностудии Мосфильм был выпущен фильм «Повесть непогашенной луны», который провалился в плакате и ныне забыт.

По сути, все эти фальсификации разбились о факты, но несмотря на все, это миф еще живет лишь за счет пережевывания его СМИ, хотя, как я сказал, никаких тайн в смерти Фрунзе уже нет.

Итак, в чем же причины смерти Михаила Васильевича Фрунзе.

Вскрывал тело Фрунзе крупнейший советский патологоанатом профессор Алексей Абрикосов, в 1924-м оказавший такую же услугу Ленину. Вот выдержки из его заключения: «Заболевание Михаила Васильевича Фрунзе, как показало вскрытие, заключалось, с одной стороны, в наличии круглой язвы двенадцатиперстной кишки, подвергшейся рубцеванию… С другой стороны, в качестве последствий от бывшей в 1916 году операции — удаления червеобразного отростка (аппендикса), имелся старый воспалительный процесс в брюшной полости. Операция, предпринятая 29 октября 1925 года по поводу язвы двенадцатиперстной кишки, вызвала обострение имевшего место хронического воспалительного процесса, что повлекло за собой острый упадок сердечной деятельности и смертельный исход».

Увы, но ни УЗИ, ни компьютерной томографии на вооружении медицины в 1925 году еще не было, как не было и антибиотиков, которые предотвратили бы постоперационный воспалительный процесс. И документы 1925 года, и их современный анализ говорят, что смерть Михаила Васильевича Фрунзе стало следствием наложения нескольких факторов. Первое — это истерзанный организм и здоровье, подорванное ранениями, годами каторжных тюрем, напряжением Гражданской войны. Второе – это хронический воспалительный процесс, неизвестный врачам до момента операции. И как следствие третий фактор – это проблема, возникшая уже в процессе анестезии, когда больному, плохо засыпавшему после эфирного наркоза, был добавлен хлороформ, что значительно усугубило кардиотоксическое действие обоих анестетиков. В 20-е гг 20-го века врачи знали, что комбинация эфира и хлороформа имеет токсическое действие, но еще была слабо изучена нормировка и влияние на организм при разных состояниях и заболеваниях пациента. Четвертое – после операции появились симптомы острого воспаления брюшины. «В мазках, сделанных из содержимого полости живота, обнаружен стрептококк», – гласил протокол вскрытия. Способов воздействовать на эту инфекцию в то время не было, и даже современная медицина считает перитонит, вызванный стрептококком, тяжелым состоянием с плохим прогнозом.

Мало кто задумывается, но миф о смерти Фрунзе серьезно ударил по знаменитому хирургу профессору В.Н.Розанову, которому после смерти В.И.Ленина пришлось пережить подлинную профессиональную трагедию. На его операционном столе в Солдатенковской больнице один за другим побывали: в мае 1924 года революционер-большевик, нарком по делам торговли и промышленности в первом Советском правительстве В.П.Ногин; в октябре 1925 года председатель РВС М.В.Фрунзе. Оба скончались. Две неудачные операции и слухи серьезно подорвали его авторитет и веру в себя. Но он не только не сдался, но и нашел в себе силы организовать курсы по усовершенствованию врачей-хирургов.

Профессор Б.Л.Осповат, на операции М.Ф.Фрунзе ассистировал В.Н.Розанову. Вспоминая минувшее он говорил:

— Что касается двойной дозы хлороформа, введенной Фрунзе для обезболивания, то это слухи и — не больше. Именно я, и никто другой, вводил хлороформ. И не двойную норму, а минимум, требовавшийся пациенту для обезболивания. Михаил Васильевич умер не от введения хлороформа, а от последовавшего после операции общего заражения крови. Произошло это не на операционном столе, а в палате. В отсутствие Розанова. Это его обескуражило. Ведь когда он уходил после операции на отдых, ничто не предвещало беды. Операция прошла успешно. Все говорило за то, что Фрунзе спасен. Будет жить и работать. И когда. Розанову сообщили, что Фрунзе плохо, он немедленно последовал в палату. Но было уже поздно…

Владимир Николаевич, утверждал Б.Л.Осповат, страшно переживал. Долгое время болел. Не выходил на работу. Он высоко ценил Фрунзе и глубоко о нем скорбел. Велика была цена потери. В таких масштабах — вторая после Ленина. Только полное доверие коллег по профессии, коллектива хирургического отделения больницы, поддержка Сталина, Ворошилова и Калинина помогли Розанову оправиться, преодолеть профессиональную депрессию и вернуться в строй.

Все эти перипетии связанные с трагичной, но вполне объяснимой и совершенно не криминальной смертью Михаила Васильевича Фрунзе лишний раз подтверждают правоту того, что равно и жизнь и смерть великого человека привлекают внимание современников и потомков. И то, что мы спустя столетие вновь обращаемся к наследию М.В. Фрунзе, ярче всего говорит о его роли в истории нашего Отечества – роли великой и значимой.